Идеальный джентльмен (ЛП) - Мецгер Барбара - Страница 4

Невзирая на оскорбление для собственной чести, Стоуни вынужден был вступиться за своего друга.

— Если вы имеете в виду капитана Брисбена, то он — один из самых храбрых людей, кого я знаю, и он следует более высокому кодексу чести, чем мы с вами можем понять. Он едва не потерял ногу, да и саму жизнь, сражаясь за нашу страну. Как вы можете называть его трусом?

— Его ведь здесь нет, не так ли?

Стоуни снова сел, подальше от кулака Паттена и от потока слюны, сопровождавшего обличительную речь графа.

— Тьфу, — сплюнул граф. Стоуни потянулся за носовым платком, но вспомнил, что отдал последний Гвен. — Будь я проклят, если вы больше подходите на роль моего зятя, чем этот трус. Платный ухажер, наемный любовник, ей-Богу.

Стоуни мог бы запротестовать насчет этих эпитетов — черт, он вызвал бы на дуэль любого другого мужчину, произнесшего эти слова — если бы не слишком сильно обрадовался, чтобы оскорбиться.

— Вы имеете в виду, что я не должен…

Слишком рано.

— Боже мой, моя дочь никогда не сможет без стыда появляться в обществе. Полагаю, я могу отправить вас обоих на корабле в Индию. Или в Ост-Индию. Это разобьет сердце ее матери, но все же лучше, чем если девчонка станет посмешищем до конца своих дней. Чтоб тебе провалиться в ад, Уэллстоун.

Брак с леди Валентиной Паттендейл определенно станет адом. Стоуни сделал глубокий вдох. В противоположность неистовым речам графа, он заговорил тихим, спокойным голосом.

— Я и моя, гм, жена поселимся в Уэллстоун-парке в Норфолке. Дом порядком обветшал, так как стоял пустым все эти годы, так что я надеюсь, что ваша дочь умеет хорошо шить. И обращаться со шваброй. Я буду занят овцами, так что ожидаю, что она станет присматривать за цыплятами.

Теперь кровь отлила от лица графа и у него отвисла челюсть.

— Что? Моя дочь? Со шваброй? — бессвязно забормотал он. — Цыплята? Но ее приданое…

— О, я не стану жить за счет состояния жены. Для меня это вопрос чести, несмотря на то, что вы думаете о моих моральных принципах. Я отложу любой доход, который будет получать леди, для наших детей. Нам понадобится их целый выводок, чтобы помогать на ферме, знаете ли. Но не беспокойтесь, я надеюсь все переменить через пару лет тяжелой работы. Может быть, через пять, самое большее. Затем мы сможем позволить себе нанять больше слуг. То есть если удастся заманить кого-либо из местных наняться на работу в Уэллстоун-парк. Мой дядя повесился там, если вы не припоминаете старый скандал. Говорят, что он все еще качается там на канделябре, но я всегда считал, что движение создают сквозняки в коридорах. Полагаю, мне следует позаботиться о том, чтобы починить окна. Или стоит сначала заняться протекающей крышей? — Стоуни почесал голову, сделав вид, что задумался.

— Но… но этот дом…?

— Как вы сказали, Лондон станет намного менее приятным для вашей дочери, ведь теперь вы рассказали всем и вся о моих, гм, занятиях. Кроме того, я буду вынужден оставить лондонский дом Гвен, второй жене моего отца, если вы не в курсе. Если только вашей дочери не будет спокойнее, когда ее свекровь станет проживать с нами? Я знаю, что моя мачеха будет в восторге, если любящая дочь станет делать ей примочки, когда она будет страдать от мигреней — а они у нее случаются очень часто.

Когда Паттен начал хрипеть и задыхаться, Стоуни сжалился над пожилым мужчиной. Ему тоже не хотелось, чтобы граф скончался на его обюссонском ковре.

— Возможно, для нашей маленькой дилеммы есть другое решение. Если вы только пожелаете присесть и выслушать…

К этому моменту Паттен готов был слушать даже хор певцов-кастратов, исполняющих матросские песни. Он упал на кресло напротив виконта и рукавом вытер пот со лба. Старый дурак, должно быть, тоже отдал свой чистый платок плачущим женщинам, подумал Стоуни.

В конечном итоге, вопрос был решен мирно, к всеобщему удовлетворению, как и полагается джентльменам. Репутация леди Валентины была восстановлена завидной помолвкой; честь графа Паттена спасена респектабельным союзом; Стоуни гарантирована свобода… благодаря тому, что он принес в жертву еще одного помощника в бизнесе по сопровождению, лорда Чарльза Хэмметта.

Чарли счел это отличной шуткой: жениться на женщине, которую мог одобрить даже его отец, без всякого приказа с его стороны. Если бы он подождал выбора герцога, то мог бы получить намного худшую невесту, чем леди Валентина Паттендейл. Девушка хороша собой, веселая и с отличным приданым. Что еще может пожелать второй сын?

Граф был доволен. Ну и что, если у этого щенка нет подбородка? Его шейный платок повязан достаточно высоко, чтобы скрыть недостаток, и кто его знает, какое здоровье у его старшего брата, не так ли?

Леди Валентина пребывала в восторге. Кто угодно лучше, чем тот член Парламента, которым пригрозил ей отец, если она не сделает выбор в этом Сезоне. Жаль, что она не подумала о лорде Чарльзе перед тем, как положила глаз на того широкоплечего раненого героя войны. Девушка могла бы избавить себя от неприятной ночи и сразу начать планировать бал в честь помолвки.

Стоуни сказал себе, что он — самый счастливый из всех них, даже если его будущее находится под самым большим вопросом. На короткий период он размышлял о том, чтобы вернуться за карточные столы и при том в самых низкопробных заведениях, после такого позора. Но его не изгнали из высшего света, как боялась Гвен, только не после того, как он добился такой блестящей матримониальной победы. С другой стороны, после того, как источники его средств стали всем известными, ни одна молодая леди не доверяла его комплиментам и не принимала его приглашений. Даже самые некрасивые, застенчивые и обреченные на безбрачие девицы скорее остались бы среди зрителей, чем потанцевали с человеком, заподозренным в том, что ему за это платят.

Никто больше не платил ему ни за что. Единственные, кто намекали на оплату — это женщины определенного возраста или наклонностей, чьи разговоры изобиловали двусмысленными намеками, чьи тела слишком часто прижимались к нему, чтобы это происходило случайно. После одного такого слишком фамильярного контакта Стоуни обнаружил, что за его жилет засунута фунтовая банкнота. Он немедленно разыскал симпатичного лакея, чтобы тот вернул деньги леди — с наилучшими пожеланиями. Затем виконт выругался, пнул скамеечку для ног, забыв, что на нем тонкие бальные туфли, а затем похромал домой в темноте, не вспомнив о том, что должен был отвезти Гвен на другой прием.

Ад и все дьяволы, Стоуни не мог избавиться от образа в своем сознании: какой-нибудь деревенский мужлан с пятнами от еды на белье сует монету между отвислых грудей потной барменши в полинялом платье с низким вырезом. Вот настолько дешевым и деградировавшим он себя ощущал.

Не в первый раз в своей жизни он задумался о жизни проституток, женщин, чьим единственным выходом было продавать свое тело — или голодать. Ему следовало бы отдать деньги пылкой баронессы одной из этих несчастных. Тогда у шлюхи мог бы появиться выбор, по крайней мере, на одну ночь или на неделю, или на сколько бы их хватило, если только она не решила бы потратить все на скверный джин, чтобы забыть обо всем.

Стоуни поставил на стол новую, только что найденную бутылку с бренди. Нет, он не пойдет по этому заманчивому пути. У него есть выбор. Виконт может отправиться в Норфолк, как и заявил Паттену. Дом уже не находился в таком плохом состоянии, как он намекал, да и никаких призраков там нет, кроме плохих воспоминаний о ссорах родителей, о пьяных загулах отца. Если Стоуни не может позволить себе создать конезавод, то, ей-богу, он сам научится стричь этих блеющих овец. Он выучится вязать из их чертовой шерсти чехлы для чайников, если это потребуется. Он ни от кого не зависит, как телом, так и душой.

А затем он вспомнил о Гвен.

Милая, глупенькая Гвен заслуживала лучшего, особенно после всей поддержки, которую она оказала Стоуни и его бизнесу по сопровождению. Ей нравились заполненные ежедневники и переполненные бальные залы, последние слухи и самые новые модные фасоны. Она возненавидит деревню. Но Стоуни не мог позволить себе содержать два дома, не говоря уже о том, чтобы одевать Гвен в шелка, меха и драгоценности, на что она имела полное право, учитывая, что отец виконта растратил средства, закрепленные за ней брачным контрактом. Гвен пришла к нему хорошенькой юной новобрачной и потакала старику в его последние десять лет, удержав его от дальнейшего морального разложения. Она все еще была хороша собой, но сейчас ее возраст приближался к сорока годам, о чем Гвен лгала столь искусно, что через несколько лет окажется моложе Стоуни. Что с ней станет, если Стоуни займется фермерством?