Любовь без тормозов - авария (СИ) - "Ores" - Страница 22

Видимо, его предки не такие развитые, как мое царство, потому что когда я взял за руку Данилу, поддерживая, мать выронила из рук что-то хрупкое и легко бьющееся и убежала в дом.

— Потерпи немного, ладно? — просит меня, разжимая пальцы, всем своим видом давая понять, что хочет оказаться поскорее дома. Молча киваю, оставаясь один.

С его уходом становится одиноко. Успеваю выкурить две, пока они разговаривают о будущем переезде, и на каждый крик, что слышу из открытого окна все отчетливее, реагирую дрожью. Злой, нервной дрожью. Хочу выдернуть парня из этой клоаки, которую прошел сам, защитить, спрятать от человеческого эгоизма, чувствуя нервное напряжение каждой клеткой.

— Ты не похож на гея, — выглянув из-за забора, делает замечание его младшая сестра, лет двадцати, приглядываясь к золотому браслету на руке и ключам от тачки, что кручу чисто на автомате. Симпатичная, но взгляд мне не нравится, холодный.

— А должен? — Рассматриваю деревенский пейзаж сквозь нее, предполагая, что если бы не обстоятельства, то мне бы тут понравилось. Да мне бы хоть где понравилось, будь там поменьше людей.

— Ну… вы же с ним вместе?

— Вместе, — подтверждаю ее опасения. Прости, детка, ты не в моем вкусе.

— Ты слишком нормальный, — звучит как оскорбление. Я, кстати, предлагал Даньке приехать в обтягивающих розовых штанах и майке в облипку, он обозвал меня идиотом и сказал, что тогда со мной никуда не пойдет. Все-таки надо было, они же именно этого ждали: подвоха, ущербного женишка, которого можно высмеять, а тут, как говорит Макс, я нарисовался.

— А он какой? — стало интересно.

— Он всегда не от мира сего, — прячет распущенные волосы под шапку, а руки в карманы старенькой телогрейки, скорее всего, отцовской.

— Особенный, не то что пустое большинство, — глянув на нее высокомерно, остужаю пыл. Злюсь.

— Они все равно не согласятся, — говорит тише, осматривая пространство за своей спиной. — Мама сказала, так ему будет лучше.

— А трахать его тоже мама будет? — на языке чувствую яд собственных слов. — И любить будет мама? Или она считает, что ему в его двадцать шесть для полного счастья хватит ее пирожков и воодушевляющего «Сынок, ты супер!»?

— Нет, но…

— Хватит делать из него инвалида, — прошу серьезно, припоминая, сколько пацанов вот так себе жизнь поломали. — Не срастется — привезу обратно в целости и сохранности. Не маленький, сам разберется, с кем ему быть, — выбрасываю окурок в сырую траву.

— А если не углядишь? — с напором и слишком резко бросает из-за ее спины отец, я даже не поднимаю на него глаз. Только Данин одеколон рядом чувствую и волнение, будто незримо меня за плечо держит, просит быть мягче, а я не умею иначе — правда мягкой не бывает.

— Я смотрю по шрамам на его теле — тоже не углядели?.. — Глаза в глаза, повисла тишина, и только вой собаки за сараем давал понять, что мир не остановился. — Ну так что, подписываем согласие?..

— Они сказали, подумают, — в сотый раз твердит Данила, крутясь возле моей машины и не давая мне сесть за руль.

— Их решение ничего не изменит. Если понадобится, будешь приезжать сюда, когда потребуется.

— Обследования, прописка, больница если потребуются?

— Платные услуги еще никто не отменял.

— Это не выход.

— Тогда чего ты от меня хочешь? Забить и дрочить друг на друга по переписке? Это выход? Говорю сразу, у меня паршиво с фантазией, мне надо щупать.

— Просто рассмотри вариант, что ничего не получится. Чтобы не разочаровываться после.

— Если нас кинут, то я разочаруюсь в людях, а не в своем решении. Все, пакуй вещи, я со своими улажу нотариально и вышлю тебе документы, — подняв глаза, улыбаюсь, а у самого сердце замирает. — Глупостей не наделай, — прошу обеспокоенно, улыбнувшись ему на прощанье.

— Ты тоже. — Ох уж эта ревность, чтоб ее!

— Я не хочу уезжать один, — говорю ему, потому что он хочет это услышать, — но приходится. Постарайся донести до своих правильное решение, чтобы процесс пошел быстрее.

— Хорошо…

Хорошо оказывается только на словах. Все затягивается. Бывшая жена идет на уступки, хотя и напоминает регулярно, что я сына на пидорскую еблю променял, а я потом отхожу от ее слов сутками — ни жрать, ни спать, ни работать. Даже Макс забеспокоился и нанял мне помощника, чтобы я стал немного свободнее. В какой-то момент стало совсем паршиво от одиночества, тогда осознал, что за попытками быть для семьи тем, кем никогда не стану, остался совсем один. Приехал к Максиму, поддатый, признаю, заперся без приглашения, спугнул какую-то девицу, но Макс простит, и я даже извинился. А потом тупо уткнулся ему в спину, пока он курил, и стоял так, в себя приходя. Пока не стало стыдно, тошно от себя самого, от слабости этой, что вместе с кровью по венам течет, от нервного напряжения, которое выплескиваю на других — горько.

— Пришел в себя? — спрашивает не оборачиваясь, я отступаю, прикидывая, как бы так уйти, чтобы будто меня тут и не было.

— Почти.

— Мне не нравится, как ты изменился, — не жалея, оборачивается и, схватив волчьей хваткой, тащит к себе. Организм так привык реагировать на его грубость нормально, и не сразу чувствую подвох, пока его возбужденный пах мне в бедро не упирается. — А еще мне не нравится, что ты страдаешь. Не надоело?

— Только во вкус вошел, Макс, руки убери, я как бы занят.

— Чем? Ничего не вижу.

— Ебать тебя некому! Не чем, а кем. Пусти! — Начинается нервная истерия по-новой, он разжимает пальцы, и я заваливаюсь на стол позади себя, сметая с него пузатую сахарницу.

— Да, в прошлый раз на столе мне понравилось, — усмехается, — и ты прав, ебать меня некому. Не люблю менять партнеров как перчатки.

— Найди другого, на мне свет клином не сошелся.

— Мне нравилось иметь тебя, — я страдальчески закатываю глаза, присев на самый край, — и на твоей совести найти мне замену. Не так просто найти человека, который получает удовольствие от самого процесса. Как ты.

— Как найти? — Это даже весело. — Объявление дать: «Срочно ищу мужика для ебли, отдам руководству, секс удовлетворительный, своевременный, бывают премии в виде порки»?

— Можно и так, лишь бы как ты… — закрываю ему рот руками, пока он не сболтнул лишнего. В этот момент приходит смс: «Подписали. Документы оформил. Ждем твое согласие. И тебя я очень жду. Данила».

С меня упал неподъемный груз, казалось, оборванные крылья, висящие окровавленными культями, покрылись легким пухом, и пускай не полечу, но от земли оторваться смогу. Полились слезы. Без эмоций, без всхлипов и шмыганья носом, просто полились из глаз, и я даже не сразу понял. Первым отошел Макс, обняв меня и проворчав, что меня последнее время прям распидорасило, был же нормальный мужик.

«Выезжаю», — пишу и проговариваю вслух. Отправляю.

— Не угадал. Завтра встреча, — шепчет так же интригующе, я скулю в голос, проклиная его на всех языках, которые знаю. — И гололед. Убьешься.

Весь вечер умоляю его меня отпустить. В последний раз. Вообще в отпуск больше ходить не буду! Готовлю ему ужин, правда, спалив все к чертовой матери, но ему нравится смотреть на мою суету, он сразу становится добрее, одомашниваясь, что ли. Соглашается. Но когда ухожу, смотрит так, будто прощается.

Я выехал в утро, почти не спавши, по зиме, мороз хорошо за тридцать давит, кто бы мог знать, что все так обернется…

Данила

Сверившись с часами, набираю знакомый до единой цифры номер и долго жду, пока на том конце провода ответят. По моим подсчетам Мишка должен быть уже в гостинице и завтра, если выедет рано утром, то к обеду будет у меня.

— Привет, — говорю раньше, чем слышу его «Да». Тишина длится недолго, сначала слышу хлопок двери, потом тяжелое дыхание, свистящее, словно с надрывом, у меня в этот момент что-то внутри рушится, как с трудом собранный карточный домик, и сердце уходит в пятки. — Мишка?