Отраженное мироздание. Тринадцатый воин (СИ) - Криптонов Василий - Страница 47

– А что вы имеете против дона? – спросил он.

– Этот козел раздавил моего брата! – завопил главный гриб. Остальные грибы поддержали его дружным ревом. – И еще много честных грибов передавил этот подонок и его люди! Они бежали из деревни, потому что тамошние жители не позволили им грабить!

– Так и вправду поверишь, что, раздавив бабочку в прошлом, переделаешь настоящее, – проворчал Синеман.

– Мы ищем его уже два года! – заявил гриб. – Вы не знаете, где он прячется?

– Знаем, – кивнул Толя.

– Где?

– Это далеко отсюда, да и не прорветесь вы туда.

– Мы не прорвемся?! – удивился гриб. – Эй, парни! Покажем им нашу строевую подготовку!

Следующие полчаса Толя, Синеман, Вера и Рели наблюдали, как грибы маршируют, перестраиваются и поют песни.

– Ну, как? – спросил главный, закончив строевую.

– Отлично! – искренне сказал Толя. – Но, понимаете, там стены… вот как эти деревья! Через них не перелезть!

Грибы посмотрели на деревья и закручинились.

– Неужели мы не сможем отомстить за гибель наших братьев? – грустно спросил главный гриб.

– Терпение! – сказал Толя. Он уже понял, что судьба послала им союзников. Надо только суметь правильно их использовать. – Мы сами собираемся воевать с доном. Когда соберемся – возьмем вас с собой!

– Обещаете? – спросил гриб.

– Конечно!

– Ура! – воскликнул гриб. Ему немедленно ответили троекратным «ура» соратники. – Я назначаю вас почетными грибами нашего общества!

– Спасибо, – сказал Вероника. – А можно вас подержать?

– Меня? – удивился гриб. – Ну… можно. Только осторожно!

Вероника нагнулась и взяла гриб на руки. Он выпрямился, подбоченился и стал еще больше похож на маленького гнома. Как показало ближайшее рассмотрение, из ножки у него росли не только ручки, но и ножки. Маленькие совсем ножки, но, видимо, очень сильные – столько отмаршировать и не запыхаться!

Вероника с улыбкой полюбовалась грибом и поставила его на место. Ей с трудом удалось подавить возглас: «Какой хорошенький!». Она понимала, что может обидеть гриба.

– Когда придет время – только придите сюда и позовите меня по имени, – сказал гриб. – Меня зовут Кивороб. Вместе мы уничтожим проклятого Гана!

Грибы ушли. Мальчики-девочки еще некоторое время стояли около пня, размышляя о произошедшем.

– Да, блин, сходили за грибами! – резюмировал Синеман. – Что теперь будем делать?

– Пошли наших искать, – сказал Толя. – Подавят еще ненароком – проблем не оберешься.

Когда грибники понуро вернулись домой, оказалось, что Вотзефак успешно решил проблему с оружием. Стоящий во дворе «Уазик» был забит винтовками, автоматами, гранатами, рядом с ним стоял пулемет, похожий на тот, что был в замке Офзеринса. Сам Вотзефак хмуро сидел в машине за рулем в окружении двух красоток, очевидно легкого поведения. Одна из них – длинноногая блондинка – сидела у него на коленях, симулируя живейший интерес к технике.

– Это руль, да? – спрашивала она.

– Да, это руль, – отвечал Вотзефак, поглаживая рычаг переключения скоростей. – Руль, карбюратор, радиаторная решетка… Тебе-то не все равно?

– У, какой ты грубый! – девица надула губы. – А это педаль тормоза?

– Дура! Это моя педаль! – обиженно взревел Вотзефак. – Это моя машина! Здесь все мое! Уйди отсюда!

– Салют, развратник! – поприветствовал его Соломон.

– Здорово, – отозвался Вотзефак, выбираясь из автомобиля. – А где грибы?

– С грибами неувязка вышла. Потом объясню. А это что за курвы?

Вотзефак оглянулся на девушек. Они обе сидели на передних сиденьях, глядя на него влюбленными глазами.

– Ну, как сказать… В общем, парень, у которого я купил оружие, так обрадовался, что навязал мне такой вот бонус. Не знаю, что с ними делать? Им до утра возвращаться нельзя.

– А какие проблемы? – удивился бригадир. – Или ты не мужик?

– Мужик! – рявкнул Вотзефак. – Но не больше четырех раз подряд! Они меня уже… надоели!

– Все ясно! – кивнул Соломон. – Девушки, как насчет отобедать в приятной компании, поговорить о том, о сем?

– Не могут они поговорить, – объяснил Вотзефак. – Их на возбудителях держат. Раз в час – хоть умри, но сделай!

– Жестоко, – Соломон задумался. – Так, Годоворд, бери обеих и иди наверх!

– Чего? – Годоворд чуть не задохнулся от ужаса. – Мне нельзя, я священник!

– Хреновый ты священник, если сразу о плохом думаешь! Я имел ввиду религиозную беседу.

– А, ну это можно.

Годоворд подошел к машине.

– Пойдемте, грешницы! У вас впереди долгий путь искупления и покаяния!

Они удалились. Рели перехватила взгляд своего отца и вздохнула.

– Папа, не надо так на них пялиться! О душе бы подумал!

– Папа? – обрадовался Абрам.

– Прости, я оговорилась.

– Но как же…

Однако Рели уже зашла в дом. Абрам горестно всхлипнул.

– Что я здесь делаю? – тихо спросил он. – Почему я должен так страдать?

– Что-то не нравится, папаша? – спросил Эвил.

– Нет-нет! Все хорошо!

– Вот и отлично. Пройдемте в помещение.

Вотзефак с видимым облегчением рухнул на стул.

– Ну, чего там?

– Толян, объясни! – сказал Соломон.

Толя изложил ситуацию с грибами.

– Говорящие грибы? – переспросил Вотзефак. – Слушай, я бы не удивился, услышав такое от Офзеринса, но от тебя!

– Они реальные! – вмешался Синеман. – Я их видел.

– Ты в моих глазах не многим надежнее лорда.

– Мне поверишь? – спросила Рели.

– Ты тоже видела?

– Я и Вероника.

Вотзефак взглянул на Веронику, та кивнула.

– Ну, ладно, – смирился он.

Офзеринс стоял у зеркала и, не обращая внимания на остальных, рассматривал свои желтоватые зубы. Простояв минут пять, он задумчиво сказал:

– По-моему, у меня между зубами застряла мигрень.

– Хватит! – неожиданно сорвался Толя. – Хватит уже быть придурком! Вы взрослый человек! Мигрень не застревает меж зубов, у саперных лопаток нет призраков, Августо не существует, по полям не плавают, а портить воздух стремно! Неужели так уж трудно все это усвоить?!

Лорд тихо заплакал и ушел в дальнюю комнату. Толя понял, что погорячился.

– Зря ты с ним так, – сказал Вингер. – Старик сходит с ума, но для него уже нет пути назад. Надо принять его таким…

Толя вздохнул.

– Да, ты прав. Пойду извинюсь.

И все-таки, если отбросить мелочные препирательства, коммунальную обстановку и постоянное чувство тревоги, жилось в этом доме совсем неплохо. Ни о какой работе никто не помышлял, все жили в свое удовольствие. Дни были солнечными, что весьма поднимало настроение. Правда, гулять по такому месту, как Бабуня, было не только неприятно, но и опасно.

Толя помирился с Офзеринсом, но почти не общался ни с Вероникой, ни с Рели. Он ощущал какую-то вину перед обеими. Рели уже постепенно перестала игнорировать отца, чему он был так рад, что напивался каждый вечер, пытался поцеловать Морлока, с которым больше всего общался, и предлагал всем сыграть в карты. Каждый раз после такого проявления радости Рели разгневанно шла спать и до следующего вечера не говорила отцу ни слова.

Вотзефак и Вотзехелл денно и нощно пропадали где-то, а когда возвращались, сразу ложились спать, крича во сне: «Нихт Бухенвальд, Фройляйн Зигтрих!» Чем они с братом занимались, догадаться было невозможно.

Синеман и Вингер вступили в самовольно созданный клуб кино и литературы и постоянно обсуждали проблемы того, другого и феномен экранизации. Сложность заключалась в том, что Вингер весьма слабо представлял себе, что такое кино, а Синеман не мог понять, как закорючки, нарисованные на бумаге, могут рассказывать истории.

Годоворд открыл в маленькой комнате церковь и каждый день молился там богу, лишь изредка выходя, чтобы поесть и выпить. После третьего стакана он просил Господа об ананасовом джеме и мелке от тараканов. Иногда к нему присоединялись две перевоспитанные девицы. Они теперь ходили по деревне в монашеских одеяниях, сцепив перед собой руки. Это имело плачевные последствия. Один старик, увидев их с крыши своего дома, заорал, что в деревне появились пингвины, а значит все еще есть северный полюс, про который рассказывал ему отец, а следовательно есть люди, которые привезли их сюда… Довести мысль до конца он так и не успел – крыша проломилась и больше дедушку не видели.