Школа ведьмовства №13. Сладкий запах проклятия (СИ) - Шавлюк Светлана - Страница 38

В этот день на пороге лежал нарцисс. Не сдержала улыбки. «Вот же балбес, — с нежностью подумала я и аккуратно погладила пальчиками светлые непонятного цвета листочки — не белые и не желтые, скорее молочного оттенка, — Алевтина Ивановна поймает, голову оторвет, а он все равно таскает из ее теплицы цветы».

Осень уже не подкрадывалась, она напирала с неумолимой силой. Но удивительное дело — всю территорию, огороженную частоколом, будто накрывал невидимый купол, который не пускал на свою территорию золотую и холодную красавицу. За частоколом среди вечнозеленых елок виднелись солнечно-золотые березки, которые еще не скинули свои листья, а у нас даже трава не пожухла. Стало заметно прохладней, ветер, как и дождь, стали нашими частыми спутниками, но осень словно замерла за невидимой границей и была не в силах ее переступить. Лишь ее запах — прохлады, предстоящих холодов и скорого снега доносился до нас. Девочки говорили, что это защитная магия Ясноликой, которая защищает не только от дурных гостей, но и от холодов, но в первую очередь дерево защищало не все вокруг, а само себя, не позволяло себе заснуть крепким сном на зиму и ослабить защиту этого мира. Мы больше не бегали на озеро, а в банный день теперь устанавливалась очередь на шесть бань, которые находились на территории школы. Неудобно? Ерунда! Особенно для той, кого эти неудобства уже не волновали.

Я уже уходила из школы, когда столкнулась с Радом на лестнице. Он лишь скользнул по мне взглядом, а я уже привычно отвела свой, но тут, как назло, вспомнила о нарциссе, смысл послания которого я никак не могла выудить из закоулков памяти, а девчонки, которых спрашивала, не знали. И вот именно в этот момент я не смогла сдержать улыбки. Легкой, нежной, мечтательной, такой, какая была сегодня утром у входа. Просто блеск! Молодец, Мила! Потому что это провал. Разнесла свою игру в неприступность в щепки. Осознав, что сейчас фактически чайной ложечкой себе могилку вырыла, если Рад видел мою реакцию, ускорила шаг и завернула от него голову так, что едва вывих не заработала. Будем надеяться, что не заметил. Иначе, второй осады я не выдержу. Честное слово, сбегу. Я только дышать нормально начала, расслабилась немного… Ну и вот, собственно, результат.

О результате я узнала тем же вечером. Когда тревога улеглась, мой провал уже казался не таким пагубным, а все переживания — надуманными. Вот тогда-то из темноты, царящей за окном, до меня донесся стук, который отвлек меня от повторения пройденного материала.

Медленно, словно не веря своим ушам, перевела взгляд на окно. А там, за стеклом, он. И стекло мутное-мутное, вымыть надо обязательно в ближайшее время, запылилось от таких ветров-то. Да и Марья Федоровна беспорядка не одобряет. Суровая она у нас. Вот сейчас дверь откроется и все, буль-буль карасики. Я вот даже и стук ее шагов слышу… А нет, это Рад в окно снова стучит. Глаза пучит непонимающие, головой машет, руками водит. Ой-ей, ступор, ёшки-матрешки, сижу тут, рот раззявила об уборке думаю. Подскочила, как ужаленная, окно распахнула, вцепилась в его кофту, что есть сил и втащила в комнату. Так испугалась, что даже не дышала. Только сердце громко в груди ухало. А если бы упал? Разбился бы? Хотя нет, не разбился бы, но покалечился бы точно. Ох, как я сейчас нашу надсмотрщицу понимала.

— Фьюить, — заковыристо свистнул Рад через плечо и на меня глянул. Победоносно так, предвкушающе.

За окном что-то скрипнуло, зашуршало и стихло. А я на ноги подскочила (пока его тушу через окно тянула, сама на полу выстелилась), шарахнулась в сторону от этого лазутчика несчастного и зашипела:

— Совсем ополоумел? — злым взглядом сверкнула. — Меня ж чуть Кондратий не хватил! — дурак, как есть дурак. И я — дура. Разулыбалась, видите ли, цветочки вспомнила. Тьфу!

— Кто это? — хмуро спросил Рад, внимательно осматривая мою комнату. О чем это он? — Что ему от тебя надо? — распалялся уже поднявшийся с пола парень. В руках ромашки злосчастные сжимает. И в комнате сразу так тесно стало и дышать трудно. Он ведь своей широкой фигурой почти все пространство занял. И видно, что злится, губы поджимает. Но я не понимала почему. Сам ведь пришел, цветы припер, а теперь вопросы странные задает. — На каком году обучения? Это из-за него ты меня бросила? Я ему расскажу, как хватать мою девочку. Где этот рукастый?

Я глазами похлопала, сначала ничего не поняла, а потом до меня дошло… Он ревнует меня. По-настоящему. К Кондратию. Рукастому.

Как мне удалось удержать серьезное лицо и не заржать, переполошив соседок, одному Богу известно. Тело подрагивало в беззвучном смехе, а лицо закаменело, чтобы не выдать истинных эмоций. Только губы приходилось кусать, чтобы не разъезжались.

— Еще нас темными называют, — сквозь плотно сжатые зубы пробурчала я. — Ты зачем по стене полез? А если бы разбился?

— Но ведь не разбился, — тут же самодовольно улыбнулся он и шагнул ко мне. А я от него, к стеночке.

— А если бы Марья Федоровна увидела? Поймала! Она бы нам уши бы точно поотрывала, а тебе, — прищурилась, вспомнив рассказ девчонок, — и не только уши.

— Но ведь не поймала, — лучась довольством, проурчал он, — А я тебя… — Один плавный шаг, и его руки оказались за моей спиной, — поймал, — прошептал он мне в губы.

Смех, как рукой сняло. Зато тело стало совсем непослушным. Ноги к полу приросли, пальцы снова в кофту вцепились. И хоть тресни, отпускать не хотели. Сердце совсем ошалело, то замирало и в пятки падало, то к самому горлу подскакивало, когда хотелось сказать что-нибудь, чтобы гостя внезапного прогнать. Но и слова выдавить не могла. Только в глаза его светлые, зеленые вглядывалась, тонула и забывалась. А когда губ коснулось его теплое дыхание, то и голову потеряла, мир закружился, увлекая меня за собой.

— Моя птичка, — прошептал он и легонько губ коснулся.

Осторожно, словно ждал, что я оттолкну. А у меня совсем сил не осталось на борьбу. Вот сейчас поцелую, окунусь в его тепло, а завтра сбегу. Сбегу, куда глаза глядят. И без всяких знаний проживу, до Мстиславы доберусь. А сейчас… На носочки встала, обвила его шею руками и сама за поцелуем потянулась.

А Раду большего оказалось и не нужно. Широкая ладонь прошлась по моей спине, вынуждая притиснуться к сильному телу, вторая рука зарылась в мои волосы, которые неизвестно когда распустить успел. Оттянул их и приник к губам. Жадно, сладко и яростно. Играючи скользнул языком по моим губам, нежно куснулся языка и довольно заурчал, видимо, почувствовав дрожь, которая прокатилась по моему телу. Но я только с большей яростью отвечала ему. Хотелось напиться этим поцелуем, согреться в этих собственнических объятиях, слышать его тяжелое дыхание, которое с хрипами вырывается из груди в перерывах между поцелуями, и тот ласковый бред, который он шептал, покрывая мое лицо поцелуями. И я улыбалась, не сопротивлялась, только глаза не открывала, потому что их уже жгли слезы. Это из-за внутренней борьбы. Я так хотела, чтобы эти минутки сумасшествия, когда я внезапно оказалась полностью в его власти, никогда не заканчивались. Но я знала, что так нельзя. Что своей улыбкой все испортила. А он своим приходом только все усугубил.

— Что же ты бежишь от меня, птенчик, — шептал он, подхватывая меня на руки.

Дошел до моей кровати, всколыхнув во мне волну паники, но вопреки моим мыслям, укладывать меня не стал. Сел сам, усадил меня на свои колени и покрыл шею легкими летящими поцелуями. Тяжелый полустон-полувздох вырвался сам собой. Тело уже горело, низ живота налился щекочущей жаркой тяжестью, а перед глазами плыл туман.

— Прости, прости, Миланка, если сделал, что не так, — уткнувшись носом в мои волосы, глубоко вдохнул и снова принялся зацеловывать меня. — Прости, если обидел, только не убегай, моя красавица.

Убегу. Обязательно убегу. Но не сегодня. Врать не стану. Отшучусь.

— Сейчас Марья Федоровна придет, — прошептала я припухшими горящими губами, — и ни ты, ни я убежать не сможем. Она нам ноги вырвет, спички вставит, чтобы больше не бегали. Ты — по девкам, я — вообще.