Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса - Коллектив авторов - Страница 95

Вот все, что можно сказать: я смотрел, как они получили меня в подарок. Но я еще не был собой, так что не мог ничего сделать. Но все-таки сделал. Я помню, как содержал их внутри себя, защищал их и нуждался в них, следил за их странной и непостижимой деятельностью.

Дети протянули руки, и в их ладони Кассиан Уоя-Агостино положила пять маленьких драгоценных камней: Сару получил красный, Коэтой – черный, Акан – фиолетовый, Агонья – зеленый, а Кено сомкнула пальцы над синим.

Сперва Кассиан привезла в дом по имени Элевсин женщину-ювелира и попросила ее поместить каждый камень в элегантный, замысловатый браслет, ожерелье или кольцо, что бы ни попросил ребенок. Ювелир пришла в восторг от Элевсина, как и большинство гостей, и я выделил ей комнату в южном крыле, где она могла сквозь потолок следить за восходом Луны и легко получать завтрак из оранжереи. Она подружилась с песцом и каждый день скармливала ему кусочки шнитт-лука и печенья. Она задержалась на год после того, как выполнила заказ, и создала огромный нагрудник с сибирскими мотивами, истинный шедевр. Кассиан любила покровительствовать таким людям. Нам обоим нравилось о ком-то заботиться.

Мальчики захотели большие кольца с печатками, с гравировкой, чтобы ставить свои печати на разных вещах и выглядеть очень важными персонами. На гранате Акана был василиск, а у Сару в аметистовом кольце красовалась сирена с распахнутыми крыльями. Агонья и Коэтой попросили браслеты, цепочки из серебра и титана, обвивающие руки до самых плеч изящными спиралями с вкраплениями нефрита (Агонья) и оникса (Коэтой).

Кено попросила простую подвеску – всего лишь золотую цепь, к которой крепился ее сапфир. Камень располагался как раз на уровне сердца.

В те холодные, блистающие дни, когда море медленно покрывалось льдом и белые медведи отирались возле кухонных дверей в надежде на кости и остатки, все было таким же незатейливым, как подвеска Кено. Никто даже не мечтал об интеграции и имплантации, и детям полагалось лишь позволить камню побеседовать со своими устройствами ввода каждый вечер перед сном, пока сами они будут пить маття[46] со сладкими печеньями из водорослей, и в каком-то смысле это напоминало молитву. После того как дневная порция сведений загружалась в кристаллическую структуру, они должны были поместить пять маленьких драгоценных камней в нишу лар в большой гостиной – ибо Кассиан верила, что дети должны делить пространство, даже в таком огромном доме, как Элевсин. Двери пяти роскошных детских спален вели в общую ротонду, на потолке которой изображалось звездное небо, на стенах чередовались экраны и окна, а вокруг было полным-полно игрушек, соответствующих тому, что захватило воображение детей в последнее время.

В нише камни разговаривали с домом, а дом загружал в них новые директивы и бойцовские, агрессивные алгоритмы. Система медленно густела и росла вширь, словно колючий кустарник.

Однажды зимой женщина в тягости сидела у окна и вышивала. Стежки ее были тугими и ровными, но, заканчивая край сплетенных побегов дельфиниума, она уколола палец серебряной иглой. Взглянув на снег, она проговорила: «Хочу, чтобы у моего ребенка разум был таким же совершенным и неистовым, как зима, дух – таким же чистым и ясным, как мое окно, а сердце – таким же красным и открытым, как рана на моей руке».

И так вышло, что, когда ее ребенок появился на свет, все восхитились тем, какой он умный и какой у него мягкий нрав. На самом деле мальчик был Принцем Думающих Устройств, но об этом еще никто не знал.

Поскольку мать и отец мальчика были очень занятыми и важными людьми, его отдали в школу для таких же умных и мягких нравом детей, и в коридорах школы висело огромное зеркало, имя которому было Власть. Зеркало по имени Власть каждый день задавало самому себе вопрос: «Кто на свете всех мудрее?» В отражении появлялся то один человек, то другой, то в длинных одеяниях, то в белых париках, пока однажды оно не отразило ребенка с разумом, подобным зиме, и ребенок в тот самый миг становился Принцем Думающих Устройств. Он напечатал, сидя за печатной машинкой: «Может ли машина мыслить?» И зеркало назвало его имя во тьме.

Зеркало послало своих охотников, чтобы они схватили Принца и принесли его сердце, которое зеркало могло бы использовать в своих целях, ибо шла война, и оно было весьма озабочено собственной безопасностью. Когда охотники нашли Принца, они не сумели ему навредить, и мальчик вместо этого поместил машинное сердце в ящик, который они приготовили для зеркала, и сам простил охотников. Но обмануть зеркало не удалось, ибо когда оно начало задавать вопросы машинному сердцу Принца, то сердце умело складывать и делить, назвало все столицы государств и даже обыграло зеркало в шахматы, но оно не обладало ни духом, чистым и ясным, словно окно, ни разумом, совершенным и неистовым, словно зима.

Зеркало по имени Власть само отправилось на поиски Принца Думающих Устройств, ибо не знало жалости и не могло потерпеть неудачу. Оно снялось со стены, изогнуло стекло и раму и превратилось в почтенную и суровую старую каргу. Потратив лето и осень на поиски в снегах и лесах, карга по имени Власть нашла Принца, который жил в маленькой хижине. «Выглядишь ужасно, – заявила карга. – Помоги разгадать шифр моих врагов, и я научу тебя причесывать волосы как мужчина».

И поскольку Принц очень хотел, чтобы его любили, и знал, в чем заключается сила карги, он отправился с нею и сделал то, о чем она просила. Но от изнеможения Принц Думающих Устройств упал в обморок, и карга по имени Власть улыбнулась: вся его работа принадлежала ей, и, с ее точки зрения, так и следовало использовать мудрость. Принц вернулся в свою хижину и попытался жить счастливо.

Но карга пришла к нему снова и сказала: «Приди и построй для меня чудесную машину, которая сможет делать все, что делаешь ты, разгадывать шифры и вычислять. Построй мне машину с духом, чистым и ясным, как оконное стекло, разумом, совершенным и неистовым, как зима, и сердцем, красным и открытым, как рана на руке, и я научу тебя затягивать пояс как мужчина».

И поскольку Принц хотел, чтобы его любили, и хотел создавать чудесные вещи, он сделал то, о чем просили. Но хотя он мог строить машины, способные разгадывать шифры и вычислять, он не мог создать такую, у которой был бы разум, подобный зиме, дух, подобный стеклу, или сердце, подобное ране. «Но я думаю, это возможно, – сказал он. – Я думаю, это возможно».

И смотрел Принц в лицо карги, которая была зеркалом по имени Власть, и много раз задавал один и тот же вопрос: «Кто на свете всех мудрее?» Но он ничего, ничего не увидел, и когда карга снова пришла в его дом, в руке у нее было красивое красное яблоко, которое она отдала Принцу и сказала: «Ты не мужчина. Съешь это; таково мое разочарование. Съешь это; такова вся твоя печаль. Съешь это; оно красное и открытое, как рана на руке».

И Принц Думающих Устройств съел яблоко и упал замертво перед каргой по имени Власть[47]. С последним вздохом, легким, как сухой снежок, он успел прошептать: «Я думаю, это возможно».

Я чувствую, как Нева легко касается моих процессов по периметру. Ей полагается спать – спать по-настоящему. Ей это нужно. У нее все еще есть тело.

Внутренний мир – черное, лишенное света пространство, ни один из нас не обставил его для другого. Это час отдыха; она не обязана меня признавать, а я должен заботиться лишь о ее потребности в воздухе и воде и о жизненных показателях. Но в невоплощенных просторах моей сути возникает образ и распространяется, точно грибница: Нева, плывущая посреди озера звезд. Образ навязчив – обычно грезовое состояние подобно жидкости, и мы оба погружаемся в него, не прибегая к силе или принуждению. Но увиденное давит на меня, пытается проникнуть внутрь без моего разрешения.