Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса - Коллектив авторов - Страница 33

Затем убийца сел на велосипед и поехал прочь, огибая гавань, вверх, по длинному извилистому склону к Потс-Пойнту.

Причин для беспокойства не было. Ангус Кэмерон сидел в плетеном кресле на балконе гостиничного номера, откуда открывался вид на Сиднейскую гавань. На маленьком круглом столике его ожидали айлейский виски и гаванская сигара. Воздух был теплым, одежда – свободной и свежей. Тысячи крыланов, покинувших свои насесты в Ботанических садах, сновали на фоне закатного неба в поисках пищи. Гул машин и голосов с улицы, доносящийся до третьего этажа, не таил опасности.

Все вроде было в порядке – и все-таки что-то не так. Ангус откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, вызывая заголовки новостей. Местных и мировых. Публичных и персональных. Касающихся бизнеса и политики. Горячая война между блоками великих держав, Евросоюз – Россия – КНР против США – Японии – Индии – Бразилии, шла по-старому: там тревожиться не о чем. Ситуация, как говорится, штатная. Ангус моргнул, стирая изображения, тряхнул головой, встал, шагнул в комнату и медленно обошел ее, растопырив пальцы и широко разведя руки, вращая при этом кистями. Ничего. Ни щекотки, ни покалывания.

Удостоверившись в безопасности комнаты, он вернулся на балкон. Без пятнадцати восемь. Ангус поиграл «зиппо» и бокалом, а также мыслью о том, чтобы закурить и сделать глоток. Однако скверное предчувствие мешало ему расслабиться. Смутная тревога тяготила душу. Тем не менее он ждал. Осталось десять минут.

За восемь минут до восьми в правом ухе зазвенело. Он щелкнул по мочке. – Да?

В углу глаза появилась аватарка сестры. Звонок из Манчестера. Англия. Евросоюз. Местное время 07:52.

– О, привет, Катриона, – сказал он.

Аватар ожил, оброс плотью, превращаясь из плоской фотографии в женщину за тридцать, несколькими годами младше брата, сидящую напротив него в виртуале. А сестренка-то, похоже, в смятении. Или чем-то расстроена? Они не общались пять месяцев, но вообще-то не в ее привычках звонить, не умывшись и не причесавшись.

– Привет, Ангус, – ответила Катриона. И нахмурилась. – Знаю, наверное, я покажусь тебе параноиком… только… эта линия защищена?

– Абсолютно, – кивнул Ангус.

В отличие от Катрионы, он отлично понимал механизм кортикальных звонков: уникальность сенсорного кодирования импульсов каждым конкретным мозгом сводила вероятность расшифровки разговора при помощи обычно применяемых алгоритмов практически к нулю… Только вот…

– Конечно, если никто не читает по моим губам. – Он прикрыл рот ладонью. – Так пойдет?

Кажется, демонстративная предосторожность не успокоила, а разозлила Катриону.

– Пойдет, – фыркнула она и глубоко вздохнула. – Я сильно сомневаюсь насчет следующей серии апгрейда, Ангус. По меньшей мере один митохондриальный модуль там совершенно не задокументирован.

– Невозможно! – потрясенно воскликнул Ангус. – Это никогда бы не прошло.

– Прошло, – откликнулась Катриона. – Никаких сведений об испытаниях. Я возмущаюсь, а мне твердят, мол, разберутся, это неважно, или отделываются еще как-нибудь. До релиза месяц, Ангус. Без шансов, что к контрольному времени модуль снабдят документами, а тем паче протестируют.

– Не понимаю, – сказал Ангус. – Совсем ничего не понимаю. Если это всплывет, то Син-Био потонет – для начала. Потом пойдут ревизии, судебные расследования… И Служба еще потопчется на обломках корпорации. Не думай о кляузничестве, Катриона, ты должна информировать Службу – в интересах компании!

– Я так и сделала. А в ответ получила все те же отговорки.

– Что?

Услышь он подобное от кого-то другого, Ангус ни за что не поверил бы. Репутация Службы Усовершенствования Человечества была безукоризненной. Беспристрастная, объективная, неподкупная – ее рассматривали как образец организации, которой вверено эволюционное будущее человечества (или, по крайней мере, его европейской части).

Ангус еще помнил то время, когда улучшение программного обеспечения не шло незаметно для пользователя день за днем, час за часом, а двигалось скачками, через неравные промежутки времени, несколько раз в год – и называлось это «релиз». Генетическая техника до сих пор находилась на той же стадии. Работодатель Катрионы, Син-Био (в основном), поставлял новшества, Служба Усовершенствования Человечества проверяла их и (обычно) утверждала, и все в Европейском союзе, не имеющие каких-либо религиозных возражений, проглатывали новинки.

– Похоже на саботаж, – предположила Катриона.

– Не волнуйся, – сказал Ангус. – Это, должно быть, просто ошибка. Бюрократические заморочки. Я разберусь.

– Слушай, только не упоминай меня…

Вспыхнули фонари, знаменуя Час Земли.

– Это будет непросто. – Ангус вздрогнул и прикрыл ладонью глаза, поскольку балкон, комната, здание и весь раскинувшийся внизу городской ландшафт осветились. – Им известно о нашем родстве, и они поймут, что ты попросила…

– Я попросила не называть моего имени. – отрезала Катриона. – И не сказала, что это будет легко.

– Влезать в дело, не втягивая в него нашей общей фамилии?

– Вот именно! – Катриона проигнорировала сарказм брата – умышленно, судя по тону. Оглядевшись, она добавила: – Не могу сосредоточиться, когда вокруг такое. До скорого.

Ангус помахал рукой изображению сестры, под верхним освещением балкона превратившемуся в призрак.

– Буду на связи. – суховато попрощался он.

– Пока, братец.

Катриона растаяла. А Ангус наконец закурил свою маленькую сигару и отхлебнул виски. Ох. Отличная штука. И вид тоже. Туман окутывал Сиднейскую гавань, и даже сверкающая раковина Оперы, едва виднеющаяся над крышами, ворсилась по краям – разумная пыль в воздухе рассеивала непомерное светоизвержение. Ангус с наслаждением докурил сигару, расправился с виски и пошел прогуляться.

На улице свет сиял еще ярче – Ангус, шагающий по Маклей-стрит к Кингр-Кросс[9], то и дело спотыкался. Ослепленный, сбитый с толку, он даже собирался понизить усиление зрения, но смутно ощутил: уловка впрок не пойдет – так он, пожалуй, пропустит что-то очень важное. Да уж, в Час Земли электричество не экономилось, и толпы людей, шатающихся сейчас по улицам, точно пьяные, казалось, были объяты духом празднества.

Однако все это символично, подумал он. Организаторы не хуже его знали, что количество углекислого газа, удаляемого из атмосферы во время Часа Земли, незначительно – лишь малая часть потраченного электричества имела не нейтральный, а отрицательный показатель высвобождения углерода, – но, черт побери, дело-то в принципе!

Он нашел столик возле бара рядом с Фицрой-гарденс, тенистой площадью, на краю которой прозрачный шар фонтанировал водой и светом. Ангус отстучал по клавиатуре столешницы заказ, и минуту спустя бармен принес на подносе высокий бокал светлого пива. Расплатившись сразу, Ангус уселся поудобнее – пить и думать. Воздух был столь же горяч, сколь и ярок, ледяное пиво освежало. У фонтана с дюжину подростков освежались не столь изощренным способом: ребята прыгали среди искрящихся струй и шлепали по круглым лужам вокруг сияющего шара. Крики, визг – с разборчивыми словами туговато. Наверное, эсэмэсят друг дружке. Такова жизнь. Такова нынче юность. Болтают беззвучно и за твоей спиной. Ангус снисходительно улыбнулся и отключил работу ферментов, понижающих градус алкоголя в крови, решив напиться. Впрочем, в любой момент можно все восстановить, подумал он, и тут же в голову пришла умная мысль: проблема, собственно, в том, что заранее не знаешь, когда приходит этот момент. Если жизни не грозит реальная опасность, пьяный не осознаёт, когда пора протрезветь. Ты просто замечаешь, как все летит кувырком.

С минуту озадаченно поизучав настольное меню, он, пошатываясь, двинулся внутрь, желая заказать вторую пинту. Кафе практически пустовало. Ангус взгромоздился на барный стул рядом с высокой стройной женщиной примерно его возраста, сидевшей в одиночестве и, судя по всему, занимавшейся коллекционированием смятых окурков. Только что ее собрание в пепельнице пополнилось еще одним экземпляром – в добрый дюйм длиной. Не занятую сигаретой руку пригвождал к стойке стакан из толстого стекла с неведомым розовым пойлом. Наряд женщины состоял из футболки, под которой явственно прорисовывался кружевной бюстгальтер, чрезвычайно узких джинсов и золотистых босоножек. Ее светлые волосы были какого-то неприятно-мышиного оттенка. Ну и дамочка.