Мать-одиночка (СИ) - Любимка Настя - Страница 1
- 1/58
- Следующая
Любимка Настя, Буторин Андрей
Мать-одиночка
ЗОЯ
— Мама, а папа приедет на праздник? — в который раз сонно спросила дочка.
— Обязательно, — прошептала я и украдкой вздохнула, но ответа Лиля не услышала, уже спала.
Может, и к лучшему.
У меня каждый раз сердце кровью обливается, когда дети задают вопросы об отце.
Как он там? Мой любимый, всегда позитивный Витька? Приедет ли завтра, как и обещал?
И не думать, не думать о командировке. Знала же, за кого замуж выхожу! Военный — принадлежит государству больше, чем семье. Но Витя клялся, что с ним все будет хорошо, а значит, я обязана верить в лучшее.
Поцеловав дочку и поправив одеяло, я тихонечко вышла из детской.
В зале на диване в обнимку спали мальчишки-близнецы, Санька да Ванька.
Боясь разбудить неугомонных сыновей, остановилась и вновь залюбовалась их лицами. Как же они похожи на мужа! Будто ксерокопии! Практически ничего от меня нет!
Такие же, как у Вити, непослушные рыжие волосы с торчащими в разные стороны вихрами, россыпь веснушек на щеках, широкая улыбка, что светит ярко, будто соткана из солнечных лучей, и большие синие глаза.
«Мои морковки» — как ласково называл их муж.
Сердце предательски заныло, предчувствуя беду, но я отогнала плохие мысли. Вместо того, чтобы вновь погружаться в невеселые думы, осторожно подняла Ваньку и отнесла в детскую, за ним перенесла и Саньку.
Я не успела выйти из комнаты, как в дверь резко позвонили. И, видимо, для верности, от души попинали ногой.
Боясь, что дети проснутся от нежданных гостей, ринулась в коридор.
Мне понадобилось несколько минут, чтобы заглянуть в глазок и оценить степень невменяемости ночного визитера.
Ирка Соколова, жена генерала, а заодно безнадежно влюбленная в моего мужа одноклассница. Сколько она мне крови попортила со своими чувствами, словами не передать. Но за десять лет брака я смирилась с ее безответной любовью к Вите. И, судя по всему, смирился и ее муж. Потому что куда бы ни отправили любимого по службе, мы всегда оказывались рядом. Я не знаю, как она этого добилась, но ей удалось выбить для нас направление на заселение в городок, куда отправили ее с генералом.
Каюсь, когда я узнала, куда год назад отправили Витю, решила, что Соколов Игнат Евгеньич таким образом пытается избавиться от сумасшедшей тяги своей обожаемой супруги. Нет человека — нет проблемы.
Бывает же так, он всепоглощающе любит Ирину, а та вышла за него замуж, чтобы насолить Вите, считая, что тот, несомненно, испугавшись потерять ее, бросит свою невесту, то бишь меня.
Естественно, ничего подобного не случилось. Витя никогда не воспринимал Ирочку как женщину — как подругу или сестру, но не любимую.
Резко выскочив на площадку, почти накинулась на бесстыдную гостью, но замерла на месте.
— Из-за тебя! — глотая жгучие слезы, прошипела нетрезвая Ира. — Из-за тебя я не познала счастья! Ты встала на моем пути, а теперь…
Ее судорожный всхлип пробрал меня до костей. Страх скользкой змеей заполз в душу.
«Пожалуйста, боженька, только не Витя… Не отнимай!»
— Нет больше Витеньки! Нет его! — крикнула она. — Нет!
Ноги не удержали женщину, Ира медленно сползла по стеночке и распласталась на коврике.
Я наблюдала за ней, как в замедленной съемке. Ее слова набатом отдавались в голове, мозг не желал их воспринимать. Нет, только не мой Витенька. Он клялся, что вернется живой и невредимый.
— Пропал без вести, — вскинув голову, произнесла она. — А ты знаешь, что это значит. Нет его и даже хоронить нечего!
Я знала, я все знала… Но верить категорически отказывалась! Не могло такого быть! Не могло!
— Стерва! — выплюнула Ира, зло глядя на меня. — Ты его отняла! Ты влезла, растоптала мою…
Я не выдержала. Звонкая пощечина будто выстрел оглушила лестничную клетку.
Я ударила Иру, и сама же испугалась тому, что сделала. В чем вина этой женщины, что не сумела вылечиться от безответной любви?
— Витенька! — всхлипывала она, держась за щеку. — Витенька…
Пока не набежали любопытные соседи, я сгребла ночную визитершу и, мягко подталкивая, провела в квартиру.
— Бесчувственная, ты никогда его не любила! — бубнила Ирина, пока я стаскивала с нее обувь.
Я молчала, не отвечая на ее обвинения. Иногда поглаживала по спине, когда ее плач раздавался слишком громко. Я не могла позволить разбудить детей.
Мне пришлось ее убаюкивать как малое дитя, укладывать на своем диване, выслушивая несправедливые упреки и обвинения.
— Ты словно кремень, ты вообще женщина? — заплетающимся языком требовала ответа одноклассница мужа. — Ты понимаешь?..
Ее расширившиеся зрачки отражали мою бледную, сосредоточенную физиономию.
— Спи, Ира, — устало потребовала я и накрыла гостью одеялом.
Она еще долго ворочалась, в пьяном бреду звала моего мужа, прижималась ко мне, ища утешения, но наконец все-таки заснула.
Я еще посидела с ней десять минут, проверила детей, убедившись, что те крепко спят, и неслышно прошла в ванную.
Крепко затворив за собой дверь, включила душ и встала под обжигающе холодную воду.
Только сейчас я могла позволить себе разрыдаться. Опуститься, мелко дрожа, на холодную поверхность ванны и дать волю слезам.
Вити больше нет.
Мозг отказывался воспринимать эту информацию, а сердце предательски ныло. Ирина никогда бы не позволила себе подобное поведение, если бы не была уверена в том, что Виктора больше не увидит. Это не ошибка, и Витя не вернется.
Не прижмет к своей горячей груди, не поцелует в висок, жарко обещая, что мы со всем справимся. Он клялся, что мы сумеем поставить на ноги трех детей. Что еще отыграем их свадьбы, понянчим внуков. А теперь… Что теперь?!
Меня знобило, а из горла вырывались всхлипы. Я осталась одна. Мать-одиночка, у которой никогда не было родителей. Детдомовская неровня благополучному Вите.
Его родители не желали такой невестки, как я. Они не пришли на свадьбу, не отреагировали на рождение внуков. Они вычеркнули нас из своей жизни, и ни разу за десять лет нашего брака не поинтересовались, как поживает их кровиночка.
И сейчас, я больше чем уверена, они не изменят линию своего поведения. Для них лучшей парой их сыночку была Ирина. Женщина, которую я даже возненавидеть не могу. Не получается!
Я со злости ударила ладонью об стену. Охнула от боли, едва сдержав крик.
Медленно поднялась и встала под ледяную воду. Я должна успокоиться. Я должна взять себя в руки. Я единственная, на кого могут рассчитывать мои дети. У них кроме меня никого не осталось. Я не имею права на нытье и истерики. Я буду сильной ради них!
***
Три года спустя
У Лили запиликал телефон. Она схватила трубку. «Мама». Ну наконец-то! Ванька и Санька прекратили мутузить друг друга и синхронно повернули рыжие головы к сестре.
— Угу, — говорила та деловито-серьезно. — Ага. Понятненько… Нет-нет, все ясно. Да. Угу. Да, мамочка, все будет хорошо. Правда. Нет. Да. Я за ними прослежу, не волнуйся. Нет. Ой, конечно же, нет! В прошлый раз? Да ты чего?!.. Ладно. Чай? Да, предложу. Угу. Отдохни, послушай пока музыку. Э-э! Только не кури там! Я все слышу!..
Лиля положила телефон и задумчиво посмотрела на братьев. Даже веснушки на их щеках, казалось, светились любопытством.
— Что? — спросил Ванька.
— Опять? — прищурился Санька.
Сестренка встала с дивана. Взъерошенные волосы делали ее похожей на драчливого воробья. Если бывают воробьи желтого цвета. Или, как его называет мама, «соломенного». Да и по драчливости Лилька, хотя ей всего десять, не только воробья, но и любого мальчишку из своего класса обставит. Да что там, даже из их седьмого «А» запросто, в этом близнецы были стопроцентно уверены.
Но сейчас она драться не собиралась. Судя по выражению лица, ее занимали более важные проблемы.
— Да, — ответила наконец Лиля. — Опять. Но есть и хорошая новость.
- 1/58
- Следующая