Зюзя (СИ) - Булаев Вадим - Страница 51

— Он же напасть мог!

— Нет. Бублик — добрый. Я это чувствовал. Просто тогда не понимал, что с ним.

Я взглянул на этого человека другими, восхищёнными глазами. Это же сколько смелости надо, чтобы в разгар мора, повсеместных нападений хищников вот так, запросто, подобрать на дороге раненую тварь и выходить её! И ведь он не врал — он действительно верил в то, что делал. Между тем послушник продолжал:

— Кое-как дошли до какой-то деревеньки, спрятались в пустом доме. Тогда по дорогам ещё много кто носился — и машины с беженцами на юг колоннами шли, и бандиты всякие катались. Не нашли нас, слава Богу, и вирус смертельный стороной обошёл! Потихоньку я Бублика выходил, вот только лапа плохо срослась, хромает он сильно с тех пор. Не сразу, но пёс со мной заговорил. Сначала смешно у него получалось, без предлогов и падежей, но со временем поднатаскался в этой науке. Давай я коротко тебе его историю расскажу, она не длинная. Я её по кусочкам с оговорками восстанавливал, не любит Бублик прошлое вспоминать.

— Конечно расскажи, если в сон не клонит.

Алексей отрицательно покачал головой, налил себе по новой из кувшина, вздохнул.

— Он со щенячества жил то ли в питомнике особом, то ли как подопытный при институте — я так и не разобрался. Их, в смысле собак, там учили с людьми общаться. Вроде и хорошо жили, а только с каждым днём всё больше понимали, что они существа второго сорта, вечно на побегушках при человечестве. Им это очень не нравилось, и кто-то из сердобольных сотрудников сжалился и выпустил их на волю.

— Они в клетках жили? Его обижали? — перебил я. Очень хотелось аккуратно выведать больше, не раскрывая до поры свои истинные мотивы. Понятно, что лабрадор сообщит Алексею о том, откуда Зюзя — она же с ним наверняка пообщается, но пока лучше не раскрывать свою историю просто на всякий случай.

— Нет, дело в другом. Как я понял, им там постоянно книги читали, причём разные. Вот и запали зверям в душу «Белый Бим, чёрное ухо», «Белый клык». Собаки свои выводы сделали — не в человеческую пользу… В общем, ушли они оттуда, на юг двинулись.

— Почему на юг?

— Кто знает? — послушник пожал плечами. — Люди на юг бежали потому что там теплее, зимы короче, чернозём урожай хороший даёт. А почему Бублик с товарищами так пошли — без понятия. Да и ни в этом дело. Его друзей убили люди за сутки до нашей встречи. Они на помойках рылись, в поисках пропитания, их заметили — и двоих сразу убили, а на него, похоже, патрон пожалели. Кирпичом лапу перебили, на шее рана рубленая, еле сбежать смог, бедняга. Думаю, умучить хотели, покуражиться… Так мы с ним и сжились, постепенно до этих мест добрались, да и осели. Тут хорошо… Не скажу, что я ему стал друг, скорее НЕ ВРАГ. Не знаю, Бублик уже как часть меня, словно грустный братишка… Он свой смысл существования видит в помощи другим четвероногим. Учит их разговаривать с нами, следит, чтобы не ссорились — как мудрый вожак стаи. Вот поросят, к примеру, даже бил поначалу, чтобы не баловались.

— А откуда кабаны у тебя? Как-то неудобно спрашивать было, а тут ты сам про них вспомнил.

— Рося из лесу привела. Их мамка с обрыва упала да в речке утонула — видно, зашла по какой-то нужде на самый край, глина и не выдержала, а эти остались. Беспокойные, я тебе скажу, существа. Что не сломают, то снесут! Пока выросли и поумнели, думал всё… Или я их, или они меня… И имена я им в честь наставника подобрал — Пряник да Калачик. Ну а что? Бублик есть, а они к нему в комплекте… Сразу и про остальных — Мурка здешняя кошка, старушка уже совсем, Росю Бублик где-то в окрестных кустах нашёл. Крохотная была, в ладони помещалась, ещё глаза голубые… Откуда она там взялась — не знаю. Где её мамка с папкой и как их Мурка не заметила — по сию пору загадка великая. Вот так и живём… Я специально на отшибе поселился, чтобы людей в смятение не вводить своим тварелюбством, да и не очень люблю я человеческое общество. Людей люблю, а вот жить среди них — шумно, суетно, беспокойно. К тому же польза, как уже говорил, большая от нас — лучше всякой разведки за окрестностями следим.

— И не боишься, что нападут?

— Кто?! — рассмеялся он. — Людям тут делать нечего, от тварей у меня защитников сверх всякой меры, впору самим идти их гонять.

— Моего примера тебе мало, мёртвых купцов недостаточно?! — рассердился я.

— Ты прав. Прости. Гордыня взыграла… Дурак… Давай спать, поздно уже.

Ночь была чудесная, потому в дом я не пошёл, лёг на улице на заботливо принесённый Алексеем матрац. Уже почти заснул, как в голове раздалось:

— Ты что-нибудь про Андрея знаешь? — в подкрепление вопроса я увидел образ худощавого человека с русой бородкой большими, пронзительными глазами. — Она сказала, что он умер до её рождения.

— Кремов умер после вашего ухода, Дмитрий много позже, — я сразу понял, кто со мной говорит из темноты, и решил не скрывать правду. — Андрей повесился. В прощальной записке написал, что «Смерть — этот тоже свобода». Почему? Почему он так сделал?!

— Он уже тогда не хотел жить. Не знал — зачем. Мы предлагали ему идти с нами, но он отказался. Всё повторял: «Живите своим умом, будьте свободны и счастливы». Жалко, Андрей был хороший человек… Спасибо.

— Почему с вами не ушли Адольф и Ирма? Куда вы шли?..

Но больше никаких ответов не было. Старый лабрадор счёл разговор оконченным.

С утра, не желая выглядеть в хозяйских глазах тунеядцем и объедалой, переколол все дрова, какие нашёл. Алексей тем временем растопил баню, накормил всех, наносил воды. Париться решили после обеда, когда самый жар будет.

Мне здесь нравилось, и Зюзе тоже, поэтому решили день-другой погостить. Заскучать от безделья не получилось — звери от меня снова требовали сказки. Пришлось соглашаться, делать всё равно нечего было. Так, незаметно, пролетели оставшиеся до похода в парную часы.

…Когда после очередного захода в жаркое, заставляющее потрескивать волосы и обжигавшее кожу помещение мы вышли посидеть на лавке и отдохнуть, приятно нежась в летней тени, там нас ждал человек в камуфляже. Узнал я его с первого взгляда, он меня тоже.

— Привет! В баньку косточки погреть пустите?

Алексей пробормотал что-то невнятное и, как был, в костюме Адама, старательно не глядя в мою сторону, побежал в дом.

— Чего не здороваешься, Витя? — с наигранным удивлением, глядя прямо в глаза, поинтересовался гость.

— Здравствуйте, товарищ полковник.

Коробов — это был он. Такой же, как и тогда, на дороге той памятной ночью. Нисколько не изменился.

— Узнал! Ай, Витя, Витя… Тесен мир, правда? И людей почти не осталось, а вот поди ж ты… До конца сомневался, если честно, хотя Фролов в своей писульке прямо указал, что знакомы. Как ты? Вижу, не один идёшь, со спутницей? Тоже в тварелюбы подался, как Лёха наш?

Не переставая говорить, он быстро сбросил с себя одежду, сложил её тут же и направился в парную, уже в дверях крикнув кому-то невидимому:

— Коростылёв! Я в баньку, а ты смотри — отдохни там или вон, хозяину помоги! — и, уже обращаясь ко мне. — Чего стоишь? Пошли внутрь. У Алексея баня знатная! Хочешь — верь, хочешь — нет, а именно из-за его суббот у нас хоть какой-то календарь сложился. Давай быстрее, не выпускай жар!

В парилке молчали. Он наслаждался всеми прелестями русской бани, я ждал продолжения. Ну не зря же он сюда притащился? Еле досидел этот заход. Нервничал.

— Хорошо! Теперь и поговорить можно. Сразу отвечу на несколько самых явных вопросов. Итак, первый — письмо и записку от Лёхи его собачка Рося принесла на пост ночью. Её там знают, не пугаются. Потом сразу ко мне гонца отправили, дальше понятно. Второе — на послушника не злись — не своевольничал, обязан он так делать. Третье — да, мы знаем про разумных тварей и нормально к некоторым относимся, тот же Бублик со своей бандой живой пример. Четвёртое — не знаю, что тебе наплёл Фролов, но между нами и Фоминскими…

— А вот это мне не интересно, — перебил я. — Не моё дело. Меня попросили послание передать — сделал, как сумел. Не впутывайте меня в чужие игры. Своих тайн хватает.