Зюзя (СИ) - Булаев Вадим - Страница 48

Значит, не зря твари этот металлолом на себе носят. Имеет смысл. Перешёл к осмотру шерсти — в местах соприкосновения с защитой она вытерлась, обнажая розово-синюшную кожу, уже загрубевшую роговой мозолистой коркой в местах трения. Давно, давно броню носят уроды серые. Непонятного стало ещё больше. Откуда они такие взялись? Почему со мной говорили абсолютно правильной речью, куда там Зюзе?! Почему вообще говорили, кто учил? Кто им это железо одевает и снимает? Что они под Фоминском делали? — в том, что это были именно эти волки, я не сомневался. С ними был только один кот или ещё есть? И многое, многое, многое…

Выйдя на дорогу, доберман сразу, по своему обычаю, собралась умчаться вперёд, однако я её остановил. Оставался у меня ещё один вопрос, вертелся на языке, вот только не знал, как его приплести к беседе и не обидеть спутницу. Плюнув на все условности, спросил напрямую:

— Слушай, когда ты вчера на волков наткнулась — они же на тебя не напали? Почему?

— Зачем? Они не любить люди, я для они не враг. Главный говорить — не мешай, иди своя дорога. Я против. Я говорить — идти с мой друг. Главный злиться и ругаться. Он хотеть ты пропускать и напасть на другие люди, которые мы тогда обошли. А потом догнать и напасть на ты. Я против! — ещё раз повторила она.

Этот рассказ навёл меня на серьёзные раздумья. По всему выходило, что твари между собой вполне нормально ладят и всячески избегают кровопролития, пытаясь договориться. Но при этом людей не любят в той или иной степени, и практически поголовно — вспомнились быки, охранявшие мой трудовой отряд, и поведение кабанов с кошкой, не обращавших на меня никакого внимания, и волки, устроившие засаду, в которую я, слава Зюзе, чуть не вляпался. Что же получается? Их мир — гармоничней, добрее, миролюбивее? Похоже, что да… Вот только людям там явно места нет.

От пустых, но занимательных философствований меня отвлекла кошка. Та самая, трёхцветная, заходившая ко мне на крышу в гости вчера. Она сидела прямо посреди дороги и со вкусом и грацией, присущей только кошачьим, вылизывалась. Мы остановились.

Тварь, словно только сейчас нас заметив, прекратила наводить такую своеобразную красоту, посмотрела на мою подругу, после чего совершенно спокойно встала, развернулась и потрусила вперёд.

— Она звать идти с ней. Говорить, что нас ждать человек.

— Зачем? Мы тут никого не знаем, в гости не напрашиваемся.

Ответить ушастая не успела. Неожиданно из кустов за нами вывалился на дорогу один из вчерашних кабанов, отряхнулся и захрюкал довольно басовитым голосом.

— Он говорить, что не опасно. Но очень настаивать идти.

Дожил! Свиньи в плен берут!

— Ты ему веришь?

— Он говорить правда. Не злой.

Я пожал плечами — почему нет? Зюзя спокойна, угрозы не видит. Некто неизвестный зовёт в гости, вон, даже приглашающих прислал. Ну не стрельбу же открывать на ровном месте из-за этого. К тому же во мне крепла ничем не обоснованная уверенность в том, что всё будет хорошо.

— Ну пойдём, познакомимся. Может, покормят.

Сколько предстояло идти по времени или в километрах — узнать не удалось. На все мои расспросы доберман честно пыталась выведать ответ у сопровождающих, но её усердие не увенчалось успехом. То ли твари такими несуразностями, как часы и расстояния, совершенно не озадачивались, то ли им было просто лень отвечать. Скорее, первое. Единственное, что удалось вытряхнуть из них моей спутнице — не рядом. Как она сказала: «По дорога, через лес, поле, через немного деревья, поле». Вот такая странная география.

От нечего делать я решил сдержать своё обещание по выполнению нормы рассказанных сказок. Даже выбирать не пришлось, подсознание само услужливо подтолкнуло новое повествование.

— Ну, слушай, Зюзя… «Сказка про трёх поросят и злого волка».

… Когда я подошёл к тому месту, где волк разрушает второй свинский домик, слепленный из веток вперемешку с неизвестно какими субстанциями, бредущий неподалёку кабан вдруг возбуждённо зафыркал, забегал кругами, чем изрядно меня перепугал, и стал недовольно визжать.

— Что с ним? — вполголоса спросил я у спутницы. — Не взбесился этот здоровяк часом?

— Нет. Он не довольный. Говорить — поросята не уметь строить дом, значит ты врать, а это плохо. Говорить, у поросята есть папа и мама, которые защищать. Они не бояться, прогонять. Подожди. Я ему рассказать, что такое сказка.

Мне оставалось лишь изумлённо заткнуться. Не знаю, что доберман наплела этому свину, но он удовлетворённо хрюкнул, мотнул согласно (именно таким, абсолютно людским, вышел у него этот жест) головой и пристроился идти рядом со мной, явно ожидая продолжения.

Когда волк упал в котёл и сварился благодаря хитрости Ниф-Нифа, Наф-Нафа и Нуф-Нуфа, кабана обуяла радость. Он с визгом унёсся вперед, потом всесокрушающим ядром промчался обратно, не переставая при этом победно хрюкать и подпрыгивать, во всю размахивая кисточкой на своём тонком хвостике. Зюзя бесстрастно следила за его действиями.

— Он очень радоваться. Говорить, что все поросята смелые, хитрые, умные. Как он. Ему очень нравиться сказка, просить рассказать её сначала.

Ну уж нет, не люблю повторяться.

— А тебе понравилось?

— Да. Только волк жалко. Он глупый, совсем нет разум. Нельзя кушать таких, как сам.

Обдумав ответ, я сделал кое-какие выводы и предложил слегка изменить свой репертуар.

— Тогда предлагаю сказку о поросёнке, — да что же за свинский день такой! — Фунтике.

Книгу об этом перековавшемся обманщике и госпоже Белладонне я не читал, но хорошо помнил неоднократно просмотренный в детстве мультик, а потому дело пошло. Оба слушали, затаив дыхание, откровенно наслаждаясь успехами главного героя и ещё больше радуясь неудачам злокозненной тётки.

И только кошка не слушала. Она всё так же бежала впереди, не обращая на нас никакого внимания. Думаю, что ей, как приличной представительнице семейства кошачьих, было просто пофиг.

К обеду мы, действительно пройдя через лес, поле, маленькую рощу и прекрасный в своей нескошенности луг, вышли к небольшому домику, стоящему на окраине полуразрушенной деревни. От жилища к нам на встречу шёл относительно молодой человек, одетый в чёрную… рясу? Присмотрелся — нет, не ошибся. Застиранное чёрное, почти до земли, одеяние, жиденькая русая бородёнка, волосы собраны в хвост на затылке, за пояс специальная церковная шапочка заткнута… скуфья, по-моему, называется. Монах или аналогичный священнослужитель — в церковной иерархии я не силён. Единственное, что несколько портило вид смиренного слуги Божьего — топор в его руках. Против ожидания, он мне открыто, искренне улыбнулся.

— Здравствуйте! — задорным, полным неуёмной жизненной энергии голосом обратился ко мне этот странный человек. — Меня Алексеем звать. Это вас вчера на крышу стая загнала?

Меня несколько покоробило от такой фамильярности, однако лезть в бутылку не стал и ответил, на сколько мог, вежливо:

— Да. Меня. Несколько тварей положил, остальные чуть ли не в осаду взяли. Купцов зато всех на небеса отправили.

— Наслышан, — разом посерьёзнев, буркнул мой новый знакомый. — Мурка рассказала. Она же и ребят привела на помощь, вот только не успела.

Кошка, услышав своё имя, сразу же запрыгнула ему на руки и принялась усердно тереться головой о бороду. Занятие это было для них обоих, судя по всему, настолько увлекательно, что даже топор беззаботно отлетел в сторону. Крепкие пальцы начали мягко перебирать шёрстку за ушами, вызвав громкое, утробное урчание.

Свин при виде всех этих нежностей недовольно хрюкнул.

— Конечно! Конечно и Пряничек хороший! — немедленно отреагировал Алексей и, прекратив гладить недовольную такими переменами трёхцветную тварь, стал освободившейся рукой чесать затылок кабана. У того от блаженства закатились глазки, и он рухнул на бок, искренне надеясь на продолжение удовольствия. Однако ему не повезло, продолжения не последовало.