Зюзя (СИ) - Булаев Вадим - Страница 32

Что делать? Надо выручать, а я сам по сравнению с теми верзилами — щенок худосочный. Взрослых не позовёшь, все на работе, да и стыдно чужими руками свои проблемы решать. Не принято тогда так было. Ладно, оделся, обулся, пошёл. Страшно было…

Вышел на улицу — а эти ублюдки совсем расходились. «Снимай пальто, собачка! Мы не доиграли!» — орёт один, здоровый, и с мелкого одежду рвёт, аж пуговицы в разные стороны. Подошёл, говорю: «Отпусти брата», а он так глумливо: «А то что? Побьёшь меня, шкет? Ну попробуй!», и ржёт как мерин.

Куда мне с ним тягаться — он это понимал. Понимаешь? Он меня заставлял действовать по его правилам, так, как выгоднее и удобнее ему! Вот только просчитался. У меня в рукаве нож кухонный был, прихватил с собой. Вот его я этому здоровиле и воткнул в пузо. И сразу стало по-моему. Драться со мной резко всем расхотелось, этот урод визжит некрасиво и врача просит. А я мелкого домой быстренько отправил и сам за ним следом.

Потом, конечно, и дело завели, и в спецшколу законопатить хотели — чудом не угодил, но на учёт поставили, и матери все мозги вынесли, и выпороли меня здорово. Только с тех пор на районе каждая поганка знала — что я на любую гадость дам ответ в десятикратном размере. Потому что могу и не боюсь. Не буду врать, на прочность меня регулярно проверяли разные умники, только вот где они? А я — тут, живой, здоровый, сытый.

Петрович сладко, до хруста в немолодых суставах, потянулся, зевнул и стал говорить дальше.

— Пойми, молодой, люди, о которых ты на словах печёшься, не пытаются бороться или хотя бы понять, что вокруг происходит. Просто выживают с завязанными глазами. Сильного ищут, чтобы защитил, как пастух отару. И всё честно. Они сложившееся положение дел прекрасно, ты слышишь, прекрасно понимают! И их это устраивает. Я не зверь, право первой ночи не ввожу, последнее не отбираю. Наоборот, всячески помогаю, чем могу.

Наверное, думаешь, что я самовлюблённый некультурный мудак? Твоё право. Только ты по-своему ничем не лучше меня. На первом месте всегда человек будет любить себя и свою семью, если сможет. И делать всё для улучшения именно своего существования. Хочешь, поведаю о дальнейших своих планах? Стану князем или боярином — терминология мне без разницы. Хоть ярлом пусть обзовут. Запросто. У меня всё для этого есть. Территории имею, дружину первым делом создал, подданные понемногу сами прибывают.

— А не боишься, что прикончат? — не выдержав, вставил свои пять копеек я. — Или переворот замутят недовольные подчинённые. Любая власть — это борьба, не мне рассказывать…

Собеседник на меня посмотрел с интересом и уважением.

— Хороший вопрос. Не боюсь. В ближайшем будущем это совершенно точно не грозит — сейчас просто некому злоумышлять, а потом — видно будет. Понятно, что придется постепенно обрастать ближниками, один за всем не уследишь. И наступит «разделяй и властвуй». Кого-то возвышу, кого-то опущу. Между собой стравлю обязательно, чтобы друг за другом в четыре глаза глядели и за место подле меня тряслись. Как без этого? Да и смена у меня подрастает. Слава Богу, с внучкой сюда приехал, вот ей всё и оставлю. Научу, расскажу и покажу — она у меня умненькая девочка. Управимся вдвоём, не страшно.

Где внучкины родители — деликатно уточнять не стал. И так понятно. Бутылка уже почти опустела, поэтому разлив остатки, Петрович задумчиво посмотрел на тару и убрал её под стол. Похоже, продолжения банкета не предвидится, ну и хорошо. Ох и будет же завтра у меня голова раскалываться…

— Прелестно посидели, давай закругляться, — мы выпили по последней. — Уже вечереет, спать пора.

Я был полностью согласен и вежливо уточнил:

— У вас тут гостиница или постоялый двор есть? На крайний случай хоть сарайчик какой поблизости, голову приклонить.

— Не переживай, поселим. Эй, парни! — в двери сразу зашли двое крепких мужиков. — Уложите новенького спать.

Дальше всё произошло очень быстро. Один из них ловко сделал мне подсечку, а второй, придавив мою рухнувшую пьяную тушку коленом, с великой сноровкой защелкнул наручники на запястьях за спиной. Я попытался вывернуться, однако мощный удар в ухо пресек мои поползновения.

— Эх, Витя, Витя… — услышал я голос Петровича. — Не срослось у нас полюбовное согласие. Тебе ведь от чистого сердца предлагал место возле себя, а ты всё гонор показывал… Сам виноват… Правильно всё ты понял, тут хозяйство. И я, как рачительный хозяин, не могу просто так взять и отпустить такого здорового обалдуя. У меня людей ни на что не хватает, на части рвёмся… а тут экий ресурс пропадает… Собачку полезную только жалко, приручить повторно явно не получится. Что же, объявится — придётся пристрелить, не появится — ну чёрт с ней, пусть живёт.

И, обращаясь уже к мужикам:

— Отведите этого деятеля сейчас к кузнецу, а потом в первый отряд. Там разберутся, куда пристроить.

Меня весьма грубо поставили на ноги и пинками погнали вон из помещения.

Меня приволокли в абсолютно пустое помещение без окон, обыскали, бесцеремонно забрав нож с ремнём и прочими карманными безделицами, а потом один из конвойных сказал:

— До утра тут посидишь. Сейчас вечер, кузнец уже свои дежурные сто грамм принял, отдыхает. Советую поспать, — дверь закрылась, послышался лязг засова. Наручники снимать, естественно, никто не стал.

Время в темноте тянулось долго. Алкоголь сделал своё гаденькое дело — уже через пару часов нудного пребывания в полной темноте накатила сильная жажда, наждачной бумагой скребущая горло. Я сделал несколько попыток позвать кого-нибудь, однако успехов мои потуги не принесли.

Попробовал заснуть, привалившись спиной к стене. Лучше бы этого не делал — только задремал, как неаккуратным движением навалился на браслеты и послышался двойной щелчок. Механизм сжал мою правую руку, не слишком больно, но конечность постепенно стала неметь и ныть. Опасаясь допустить такую оплошность повторно, пришлось лечь на живот, и в такой неудобной позе коротать оставшиеся до визита к железных дел мастеру часы.

Так и не заснул, встретил похмелье лицом к лицу, изнывая от желания выпить всю воду в реке, расправить затёкшие руки и приложить к больной голове что-нибудь холодное. Много о чём размышлял, стараясь отвлечься, много о чём вспоминал. Даже план побега пытался разработать, но пока слишком мало данных, пришлось — бросить эту затею, до срока. Зато успокоился и взглянул на сложившуюся ситуацию без эмоций.

То, что я в глубокой ж…, и так понятно. Зато Зюзя на свободе, припрятанное за мостом оружие, думаю, не найдут. Уже хорошо. В добермана я верил — она людям не слишком доверяет, помнит о своём тварном происхождении, а значит, просто так на открытое место не высунется. Надеюсь, будет ждать меня тех кустах, где мы расстались, сколько сможет.

Что же, побуду сговорчивым и покладистым, не создающим проблем — таких все любят. А там посмотрим, кто хитрее, в любом случае сбегу.

Те же самые мужики, что притащили меня из-за богатого стола в это узилище, утром без церемоний подняли мою тушку с пола и потащили на улицу, предварительно накинув мешок на голову. Странная мера, однако я решил промолчать и не лезть до поры с расспросами.

Минут через двадцать неспешного хода меня втолкнули в жаркое, пахнущее целой палитрой горячих запахов, помещение, сняли пыльную тряпку с лица, и стало понятно — это кузница. У горна стоял низкий, бочкообразный человек с одутловатым лицом и бегающими глазами. Ему явно был неприятен я, мои сопровождающие и дело, которым ему предстоит заняться.

— Сапоги с портянками снимай, портки тоже, — буркнул он, не забывая что-то помешивать в огне.

Пришлось подчиниться. Прыгая на одной ноге, цепляясь носком за каблук, кое-как стянул обувь, затем добавил к ней не самые свежие и уже весьма пахучие обмотки. И всё это пришлось проделывать со скованными за спиной руками. Мои просьбы о том, чтобы снять, или хотя бы ослабить наручники, были попросту проигнорированы. Лишь со штанами немного помогли, расстегнув верхнюю пуговицу.