Жаркий Август. Книга Вторая - Дюжева Маргарита - Страница 20

Игорь Дмитриевич с каким-то непонятным выражением лица наблюдал за моими действиями. Тоже, наверное, не сладко смотреть, как хозяйка твоего единственного сына проводит махинации с браслетом, способным доставлять адские мучения. Невесело усмехаюсь. Мы все заложники страшных обстоятельств, утешает только то, что осталось недолго, и все это безумие закончится.

– Вы когда планируете приехать? – интересуюсь у него.

– Десятого сентября прилечу, ждите.

Надо же, день в день прибудет.

– Какие-то проблемы? – спросила, имея в виду поимку тех, кто отправил Тимура на Ви Эйру.

– Нет. Почти всех отловили. Остались только мелкие пособники. Этих крыс труднее всего отследить, но мои люди их найдут, – уверенно ответил Барсадов.

– Тогда почему бы вам не приехать раньше?

– Я бы с радостью, но…– он замолчал, – понимаешь, я не уверен, что Тимуру это надо. Не мое появление. Нет. Он бы обрадовался, но мне кажется, что он не захочет, чтобы я его видел в том статусе, который у него сейчас. С таким нравом, как у него, проще вынести все в одиночку, чтобы никто не видел, и вернуться, оставив все плохое за плечами, и больше об этом не вспоминать.

Хмурюсь, оттого что внутри снова колет. Все плохое – это Ви Эйра, три года ада, бесконечная череда хозяев, и я в их числе. Как только придет срок, он повернется и уйдет, не оглядываясь и ни о чем не жалея.

Проклятье. От этих мыслей не уйти, не отвлечься. Скатываюсь в эту пропасть раз за разом.

– В общем, справляйтесь. Сидите тише воды, ниже травы и никакой самодеятельности! – смотрит на меня исподлобья, намекая на наш безрассудный выход в свет, благодаря которому у Марики появились фотографии Тимура без браслетов в общественном месте.

– Хорошо, – измученно улыбнулась в ответ, – мы постараемся.

– Все, давай, удачи. Еще созвонимся.

– Непременно.

Барсадов отключился. Я пару минут посидела за столом, допивая уже остывший кофе, а потом покинула кабинет.

На кухне сидели все те же действующие лица. Им заняться, что ли, нечем?

Я так надеялась, что удастся побыть одной, а тут снова встречают две пары настороженных карих глаз.

– Ну, как? Удачно? – сразу начал Лазарев.

– Все хорошо. Обсудили, поговорили. Получила небольшой нагоняй, а так, в принципе, в норме.

– Что это за субъект загадочный, что заставил всех прыгать на задних лапках? – лениво поинтересовался Тимур.

Я грустно посмотрела в его сторону и лишь пожала плечами:

– Это очень важный… дядька. Когда-нибудь расскажу про него.

– Не то чтобы я сгорал от любопытства, – отмахнулся Тимур, – просто не понятно, как ему это удалось. И с чего он так подхватился, что напряг самого префекта? Поклонник?

Интересуется со снисходительной улыбкой, а у меня ладони на нервной почве становятся потными.

Эх, Тимка, знал бы ты, кто стоит за моей спиной и отводит от нас грозовые тучи! Он ради тебя горы свернет, раздавит любого, кто перейдет дорогу. А я здесь вообще не причем, просто случайный статист. Эпизодическая роль.

Никита должен был пробыть с нами еще три дня. Чем ближе становилась дата его отъезда, тем грустнее становилось мне. Что ни говори, но у Лазарева была отличная черта: он всегда умел отвлекать меня от тяжких дум. Его оптимизм вкупе с бьющей ключом энергией не давал мне зажаться, сомкнуть створки и уйти в себя.

Именно благодаря ему я практически не оставалась вдвоем с Тимуром. Это хорошо. Очень хорошо, потому что я пока не готова. Не получается полностью держать под контролем эмоции, взгляды. Мне нужно время. Хоть чуть-чуть. А еще лучше, чтобы Никитка взял, и как по волшебству, остался с нами до самого конца. Потому что без него страшно.

Только это мечты нелепые, не имеющие никакого отношения к действительности. Любимый друг уезжает к себе, оставляя меня наедине с Тимуром и, что хуже всего, наедине со своими чувствами и мыслями.

– Ну что, Василиса Андреевна, – бодро произнес Лазарев, бесцеремонно заваливаясь в мою комнату, – как настроение?

– Супер, – проворчала, едва оторвав взгляд от книги.

– Что-то не вижу радости, – скептично ухмыльнулся, плюхнувшись на кровать рядом со мной.

– А чего радоваться-то? Ты завтра утром уедешь, а мне здесь еще два месяца одной сидеть.

– Почему одной? У тебя Тимур под боком.

Пренебрежительно фыркнула, всем своим видом показывая отношение к этому субъекту. Показное отношение, липовое. Лазарев лишь покосился в мою сторону, но промолчал. Правда, молчание было недолгим.

– Кстати, я как раз пришел поговорить насчет твоего подопечного.

Внутренне подбираюсь. Не хочу говорить о Тимуре. И думать не хочу. Слишком все сложно, все на грани. Только Никиту, похоже, это не волнует. Совершенно.

– Ты когда собираешься рассказать ему об освобождении?

– А я собираюсь?

– Разве нет?

– Не знаю, – пожимаю плечами, принципиально не глядя на друга, чтобы он не смог ничего разобрать в моем взгляде.

– Мысли же какие-то все равно есть по этому поводу.

– Допустим.

– Ну, так озвучь, – приваливается спиной к стене и, сложив руки на животе, смотрит в мою сторону преданными глазами. Дурень.

Не отстанет ведь. Со вздохом откладываю книгу и произношу:

– Я вообще хотела все держать в секрете до самого конца, а в день, когда зонд дезактивируется, сделать сюрприз.

Лазарев хмурится, пару минут задумчиво смотрит на противоположную стену, после чего с сомнением отвечает:

– Не уверен, что это хорошая идея.

– Это почему же? – интересуюсь, недовольно поджав губы. – Ты представляешь, радость какая будет. Утром встал, а тут раз – и свобода на блюдечке. По-моему, очень даже приятно. Разве нет?

– Приятно, Вась, не спорю, но поверь, ему было бы еще приятнее узнать об этом сейчас и оставшиеся два месяца быть спокойным за свою судьбу. Поверь, это важнее, чем свалившаяся в одночасье свобода. Он ведь сейчас все равно в подвешенном состоянии живет, не загадывая наперед, не планируя завтрашний день, ни на что не рассчитывая. Как бы нормально в данный момент вы не общались, у него на подкорке все равно сидит установка: "Не расслабляться. Мало ли, что может случиться".

Никита прав. Тысячу раз прав. Но от этого еще тяжелее в груди.

– Барсадов-старший вот советовал молчать.

– Мало ли, что говорит папенька! Он далеко, а вы здесь! Ему неизвестно, каким Тимур стал за эти три года. Он не знает, насколько сын изменился. Только с твоих слов. Его советы, может, и имеют смысл, но это не закон, не истина в последней инстанции.

– Как насчет тебя? Ты же настоятельно рекомендовал держать язык за зубами и ни о чем ему не говорить.

– Рекомендовал, – легко соглашается, кивнув головой, – но это было раньше. И, опять-таки, до личного общения. Сейчас я пробыл три недели с вами, и мне кажется, Тимур в полном адеквате. Особенно после последних событий. Да ты и сама это знаешь.

Знаю. Тот Тимур, что был вначале, и тот, что сейчас, – это два разных человека.

Лишь пожимаю плечами.

– В общем, думай Васька. Дело твое и тебе решать. Я вмешиваться не стану, но настоятельно рекомендую еще раз подумать… и рассказать ему сейчас. Потому что потом могут возникнуть проблемы.

– Какие?

– Я не знаю. Возможно, после первой радости он задастся вопросом: "Какого хрена ты держала его в неизвестности?" И твое оправдание: "Хотела сделать сюрприз" не поможет. Он не девочка сахарная, которая начнет прыгать и хлопать в ладоши, получив новые бусики. Он – взрослый мужик, попавший на три года в ад. Ключи от этого ада у тебя. И если не скажешь сейчас, то получается, что добровольно, сознательно удерживаешь его в состоянии раба, не давая ему вздохнуть, расправить спину. Вот и все.

Прикрыв глаза, медленно выдыхаю. Как сказать Лазареву, почему я не могу заставить себя поведать о свободе Тимуру, если сама не до конца поняла?