Там, где нас не ждут - Москаленко Юрий "Мюн" - Страница 7

Заканчиваю осмотр. Кубик, со сторонами сантиметра четыре, какие-то иероглифы на каждой грани, а на одной — посередине дырочка, притом немного запачкана нагаром. Покатал его пальцами по плащу. В руки брать страшно — а вдруг бабахнет… Пока в сторону.

Котелок, небольшой — литра на три. Металл странный, коричневый: медь, бронза или еще что, по форме как бидончик, в детстве за молоком ходили с такими. Где-то крышка от него должна быть. Зуб даю.

Футлярчик, плотный и тяжеленький. Потряс немного, что-то стукается внутри. После колечка брать в руки что-либо страшновато. Попытался открыть. Тяну… Не тут-то было… а если в разные стороны повернуть? Щелчок, отбрасываю в сторону, сам валюсь в другую, закрывая руками голову, зажмуриваю глаза. Вроде тихо, ничего не шипит, не взрывается. Открываю глаза, смотрю: футляр разлетелся на две равные части и что-то из него вывалилось, в тряпочку замотанное. Встав на четвереньки, медленно приблизился к объекту. Аккуратно рукой касаюсь свертка. От напряжения противно дрожат руки. Разворачиваю. Чудненько! Такого я точно здесь увидеть не ожидал. Во всяком случае, в мешке этой странной обезьяны. Хотя, может, и не его это личная вещь, а трофей, ведь скольких людей они в том караване положили!.. Великолепно выполненные серебряные столовые приборы. Нож, вилка, ложка — полный комплект, только чайной не хватает. Украшенные завитушками, ручки массивные, позолоченные. Ложка большая, глубокая, больше наших столовых раза в полтора, вилка трезубая, зубья прямые, не изогнутые, нож острый, прямой, и зубчиков нет. Полюбовался ими. Да, это не ширпотреб китайского производства. Красиво! Умеют делать местные мастера. Складываем все обратно в футляр, предварительно завернув приборы во что-то типа салфетки. Положил рядом с котелком.

Что у нас дальше? Моток ниток… или это не нитки? — уж очень толстые: попытался разорвать — бесполезно, да и бесцветные они какие-то.

Коробочка небольшая, чуть больше спичечного коробка. Медленно открываем — иголки, несколько пуговиц. Взял в руки одну иголку — топорная работа, не скажу про качество изготовления, не специалист, но гнется и разгибается даже в моих руках. Кладем иголку на место, коробочку в котелок.

Что там еще? Кусок тонкой веревки или шпагата, метров тридцать, разматывать и проверять не стал. По качеству хороша, материал на шелк или капрон похож.

Перчатки из тонкой кожи, очень похожие на лайковые. Отлично, пригодятся!

И последнее: маленькая книжечка в кожаном переплете на завязке. Что мне понравилось — сделана как папка делопроизводства с тремя клапанами, закрывающаяся внахлест. Цвет ярко-красный, на лицевой стороне переплета блямба: вытесненная на коже башня на фоне темного неба. Впечатляет. Вспомнилось из детской классики: потяни за веревочку — дверь и откроется… Тяну аккуратно, теперь — после кольца с тростью, я даже на холодную воду дуть буду.

Звук пришел ниоткуда.

— Пшик!

Я даже испугаться не успел.

Сидел, смотрел, как из приоткрытого переплета книги быстро появился дым, даже туман… или пар, но не горячий. Словно загипнотизированный, я наблюдал, как это странная субстанция обволакивала меня: ощущение такое, как будто на тело мыльную пену нанесли.

А потом началась чертовщина.

В голове зашумело, кожу начало щипать, я бы сказал, разъедать, в горле стало горько, на вкус — будто съел свежий красный перец. Перед глазами появились неясные образы — страшные рожи показывали клыки и раскрывали рот, пытаясь что-то сказать. Дышать было тяжело, как в парилке, когда завсегдатаи бани льют на раскаленные камни большое количество воды, чтобы пар выгнал из помещения всех недовольных новичков и не мешал им спокойно париться… но ты упорно сидишь и через не могу пытаешься удержать задницей место на верхней полке, дыша через раз.

Потекли ручьем слезы. Может, они у меня волшебные, но именно они, или мне так показалось, привели в чувство, очистили глаза, и я смог нормально видеть, а попав в рот — горечь заменили солью. Отпустило. Не скажу, что волосы стояли дыбом от страха: все произошло настолько быстро, что испугаться я и правда не успел, и только сейчас до меня начала доходить трагичность ситуации, ведь я только что чуть не сдох — меня тупо травили, как таракана. Вот от этих-то милых мыслей волосы начали совершать уже привычный подъем дыбом.

Лопух, баран, идиот! Как только ни костерил я себя; и плакал, плакал, плакал…

Куда меня занесло, что со мной? За неполные сутки, что я был в памяти, дважды меня хотели убить самым жутким образом и дважды я чуть не погиб из-за собственной глупости. Куда я попал, кто эти жуткие создания, что как мясники рубили и резали людей? Да я за двадцать пять лет службы не видел столько людской крови, как за первые сутки здесь!..

Я упал на плащ и на некоторое время выпал из реальности. Сколько я проплакал — не знаю, но проснулся ночью от холода: все-таки спать на улице полностью раздетым и без покрывала — не очень хорошо. Скинув все вещи с плаща, завернулся в него и снова окунулся в царство Морфея.

День пятый

Приятная свежесть летнего утра. Зябко поежившись, с головой завернулся в плащ. Где-то рядом птах поет серенаду своей избраннице. Хорошо, тепло; правда пахнет от меня… не очень и есть хочется! Пора вставать. Вот так я, человек земного двадцать первого века, испытывал удовольствие. Представляете — пенсионер, любитель диванов и мягких кресел, испытывал непередаваемое удовольствие, лежа на холодной жесткой земле. Что-то новенькое для меня. Это, наверное, память тела, ведь я не знаю, кем был малец, пока я не перебрался к нему, и самое главное — он не пытается вернуть тело себе. Если он еще здесь. Видно, сон на земле, одетым или укрытым, когда никто не отвлекает и не гоняет, доставляет телу, в сравнении с прежними ощущениями, явное удовольствие. Чего же он натерпелся, если такие минимальные удобства вызывают у него столь приятные эмоции?! Да лучше не знать… Хватит лирики, подъем!

Сборы много времени не заняли. Покидал барахло в мешок, особо осторожно обращался с непонятным кубиком и опасной книженцией. Уложил в мешок даже свои грязные вещи, ничего не бросил. Вместо кожаных штанов надел шорты, сделанные из остатков своих старых порток. Надел старую рубаху, а сверху жилетку. То еще чучело получилось. Рассовал все оружие, сильно намучился с перевязью метательных ножей. Никак не мог разобраться с этими тесемочками, чтобы разместить перевязь на левой части груди. Плюнул на все, достал нож и где обрезал, а где сшил нитками; среди иголок попались две неплохие, остальные гнулись.

Есть хотелось жутко, настойки во фляге — на донышке, если сегодня не найду воду, будет печально. Раньше голодал часто, то в армии, бывало, то лечебное практиковал, но больше всего на зоне, тамошнюю баланду есть невозможно и для здоровья моего было опасно, тогда за полтора года сбросил около двадцати пяти кило. Так что на нервом месте в списке вопросов выживания — поиск воды для питья и стирки. Ну а где вода — там и еда; может, с рыбалкой повезет, есть у меня мысли насчет того, где раздобыть снасть.

Потом надо найти то, чем можно разжигать огонь. Чувствую себя древним человеком, но трением добывать огонь что-то не хочется.

Туман рассеялся, пейзаж не изменился: местное светило сверху, земля под ногами, нерукотворный «шалаш» над головой, слегка душно, но не очень жарко. Мошку, комаров и других гнусов вижу, но, что характерно, ко мне ближе трех метров не подлетают. Тоже непонятка.

Нет, я не против, но слегка напрягает. Живность попадалась по дороге, но стоило приблизиться — и она как угорелая уметалась с дороги. Увы, в отличие от меня склоны оврага для нее преградой не являлись. Часа через два присел на отдых, скинул мешок, достал флягу, только поднес ко рту… и тут из-за поворота, что в метрах в двадцати от меня, вываливается кошка, нехилая такая кошечка, метра два в длину и в холке высотой со взрослого пятнистого дога; ну все, думаю, хана мне! Мадам меня увидела, мордой помотала, носом потянула, чихнула, подошла, метрах в пяти остановилась. И дальше, будто что-то ее не пускает или ей очень неприятно рядом со мной. Хвост вертится, как пропеллер, зубы скалит, рычит — и вдруг ни с того ни сего начала пятиться назад: уши прижаты, задом боится поворачиваться, так и пятилась до поворота, а потом прыжок вверх — и пропала. И что-то мне совсем расхотелось куда-то идти. И от безысходности заплакал, ничего с собой сделать не могу, на реакции детского тела влиять очень сложно, но я стараюсь. Успокоился через некоторое время, вытер рукавом слезы.