Берег Стикса - Далин Максим Андреевич - Страница 51
- Предыдущая
- 51/60
- Следующая
Улица её просто оглушила. Лариса остановилась. Запахи и звуки обрушились на неё, будто внутри размыло и разрушило какую-то грязную плотину. Лариса увидела, как на веточку барбариса прыгнула синичка, жёлтенькая, в стильном чёрном галстучке, как синичка склонила прелестную головку в синеватом берете, раздельно, звонко сказала: «Зи-зи-чи!» — и вспорхнула. И эта веточка в длинных колючках, и эта синичка, и её приветственная реплика будто отпечатались на обнажённой душе. Лариса остро почувствовала, что всё это — и всё остальное — останется теперь в ней навсегда.
Смотри, как прекрасен мир, сказал внутри её разума новый голос. Смотри, какой дивный день. Смотри, как чудесен твой город — даже эта разбитая машина на вечной стоянке у бордюра, пыльная, с колёсами, вросшими в грязный талый снег, похожая на заспанного тощего медведя, только что покинувшего берлогу. Ты же тысячу раз проходила мимо — и не видела.
Ты ничего не видела.
Лариса медленно шла по улице. Её обгоняли, ей шли навстречу, она заглядывала в лица прохожих, ей было не по себе — и никак не определялось, почему. Она брела, впивая глазами свою улицу, даль, тающую в тумане, пустырь, заросший вербой, по которому носились собаки, перекрёсток, на котором мигали светофоры, молочный киоск… Эти места всегда казались ей унылыми и обыденными, этот спальный район, застроенный «хрущёвками» и заросший тополями — это всё неожиданно осозналось, как часть Города. А Город определился, как часть души. И часть любви.
Немалая часть. И не худшая.
Лариса брела, постепенно понимая, что такое «корни». Она жила в городе с рождения, её родители тоже родились и выросли здесь, но лишь только что ей пришло откровение. Она — часть города. Она сама — город. И снова пришло ощущение странной смеси из любви и смерти.
И это было удивительно прекрасно.
И только тогда она слегка пришла в себя, когда сообразила, что стоит перед домом Риммы. Но шла она именно сюда. Шла не просто так, а по делу.
Никакие откровения не могли сбить её с толку.
Нехорошо Ларисе стало ещё на лестнице.
И дело было даже не в запахе — обычном, в сущности, хоть и неприятном запахе сырости, мочи и крыс, доносящемся из подвала. Лариса медленно поднималась по ступенькам и думала, откуда у неё такое чувство, будто под ногами — то ли пятна крови, то ли следы слёз, что уж вообще непонятно, как заметно. Будто по этой же лестнице поднимались раненые, часто поднимались, много раз, теряя тут силы и кровь, оставив осязаемый след собственной боли…
Раньше Лариса этого не чувствовала. А теперь от неожиданного прозрения ей стало слегка жутковато — не в страх, а в тошноту. И из глубины души почему-то снова начала подниматься злость.
Лариса пока не могла определить, на кого.
Она позвонила. Дверь отпер Жорочка, Риммин сын, ровесник Ворона, которого Лариса, тем не менее, воспринимала, как мальчика, к тому же — мальчика недалёкого. Вот — увидел её и расплылся в странной улыбочке, не приветливой, а какой-то сальной, будто Лариса была фотографией в непристойном журнале.
— Ой… Ларисочка!
— Римму позови, — приказала Лариса. Уже бросив ему эту фразу, как команду собаке, она подумала, что это, минимум, невежливо, но Жорочка подчинился безоговорочно. Как… служащие «Берега».
— Мамочка! — закричал он в глубь квартиры. — Ларисочка пришла! — и остановился, пожирая её глазами.
Лариса решила, что лучше всего обращать на милое дитя не больше внимания, чем на потолок и на стены. Она переступила порог — и содрогнулась. Она поняла, отчего ей было так чудовищно неприятно в тот вечер, когда Римма записала для неё послание Ворона.
Квартира выглядела уютной и ухоженной. Со вкусом обставленной. Даже эти вишнёвые бархатистые обои в коридоре, с бронзовыми светильниками вокруг зеркала воспринимались вполне нормально. И стильно. Темновато, но стильно. И запах благовоний, приторный, но вполне терпимый, вовсе не раздражал обоняние. И при всём этом в квартире было страшно.
Весь воздух здесь, вся мебель, все предметы были пронизаны незримой паутиной боли. Боли, страха, надежды, вожделения, отчаяния, тоски — и чувства Ларисы тут же потянуло в такой же паутинный канал, от неё, куда-то далеко отсюда. Живое будто засасывала некая непонятная воронка — засасывала, распределяла по сортам и пересылала по этим каналам, как по проводам. Куда-то, где…
Лариса бездумно провела рукой по воздуху и лизнула кончики пальцев. Ощутила раздирающий вкус чужих страданий. Буквально увидела, как в этой паутине бьются запутавшиеся живые чувства. Что это — души? Или — что?
Коммутатор, подумала Лариса, холодея. Принимают, распределяют, пересылают. И именно туда. Я была права. Надо было сюда зайти. Надо. Чтобы расставить все точки над i.
В коридор, позвякивая серебряными побрякушками, вышла Римма. Лариса посмотрела на неё и подумала, что Римма прекрасно выглядит для своих лет. Ухоженная такая дама бальзаковского возраста. Откормленная чем-то… неправильным.
— Ларочка! — сказала Римма, улыбнулась и распахнула руки. — Ну что ж вы не проходите в комнату, милая моя девочка?
Лариса будто к полу приросла. Римма улыбалась слишком слащаво, чтобы улыбка воспринималась, как искренняя, но за улыбкой было нечто похуже фальши. Болезненная жалость. Римма смотрела на Ларису, словно на собаку, раздавленную автомобилем.
— Ларочка, ну что ж вы? — повторила Римма, и её улыбка чуть-чуть потускнела. — Я всё понимаю, мы с вами, конечно, договаривались встретиться попозже, но у вас, наверное, важное дело…
— Римма, вам звонил Эдуард? — спросила Лариса.
— Мне звонил Антоша, — сказала Римма удивлённо. — Насчёт сеанса связи с тонким миром…
— Значит, Эдуард вам не звонит, — сказала Лариса задумчиво. — А как он с вами общается?
— Вы меня простите, Ларочка, — в голосе Риммы мелькнула тень раздражения, — но я понятия не имею, о ком вы говорите. Кто этот Эдуард?
— Я не знаю, как он называется в ваших терминах, — сказала Лариса, глядя Римме в лицо и видя в её глазах глубокую, втягивающую пустоту. — Демон, тёмная сущность или ещё как-то так. Но это не важно. Вы же его кормите?
— Я не понимаю… — она действительно пока не понимала.
— Вы его кормите чувствами своих клиентов, да? — спросила Лариса, всё лучше и лучше представляя себе общую картину. — Вы его и мной кормили. А за кормёжку он подкидывает вам информацию.
— Лариса, — голос Риммы стал жёстким и официальным, а лицо — оскорблённым. — Я согласна устроить для вас спиритический сеанс, хотя дух, с которым вы общаетесь, тёмный дочерна. Я готова вам помогать, не смотря ни на что. Так за что вы меня грязью поливаете?
Жорочка сделал шаг вперёд и хотел что-то сказать, но наткнулся на взгляд Ларисы, как на острое, запнулся и промолчал.
— Я могу зайти к вам перед полуночью? — спросила Лариса вежливо, снова повернувшись к Римме.
Римма переключилась с оскорбленности на обычную деловитость.
— Если уж вы зашли, то давайте договоримся. Я больше не буду рисковать своим чистым домом…
Лариса прыснула. Римма расширила глаза от негодования. Жорочка несколько раз открыл и закрыл рот, изобразив рыбку в аквариуме. Совсем невозможно удержаться.
— Извините, — пролепетала Лариса, давясь смехом. — Просто это вы очень забавно сказали.
— Так вот, — продолжала Римма величественно, как дама-тролль. — Встретимся на улице. Я покажу вам место, которое этот дух согласен посетить. Там вы увидите его… тонкое тело… без всяких, как вы говорите, наркотиков, — добавила она с ядом.
— А… — Лариса улыбнулась. — Вы решили сдать меня, как бандиты говорят, с потрохами? Сильно. Он вам чем платит?
— Да кто?!
— Эдуард. Он с вами делится награбленным, да? Или вам одной информации хватает?
— Ну довольно! — Римма вышла из себя. — Если вы не хотите…
— Ну почему же, — Лариса поняла, откуда в ней отвращение и злость. — Мы, как говорил Маугли, принимаем бой. Я приду. Посмотрим, кто кого. Закройте за мной дверь, Римма. Встретимся вечером.
- Предыдущая
- 51/60
- Следующая
