Московская Нана
(Роман в трех частях) - Емельянов-Коханский Александр Николаевич - Страница 22

Тот страшно возмущался, слушая повесть Клавдии. Даже легкое недоверие вкралось в его душу: он не мог себе представить, что богач может попользоваться для пополнения своих карманов обстановкой, «заработанной» телом Льговской.

— Если вы хотите, — сказал как-то раз студент, — я лично схожу к негодяю. Мы с ним объяснимся. Заупрямится — предъявим иск и опубликуем его красивый поступок…

— Да вы их не знаете совсем! — воскликнула Клавдия. — Они ничего не боятся и нагло смеются над общественным мнением. Нет, вы уж лучше пока как-нибудь помягче. Например, он взял мою картину «Вакханка» — она никогда не принадлежала ему! За нее могут дать хорошие деньги. Мне тысячу рублей за нее предлагали.

— Я его побью, — говорил Клавдии, идя на свидание с миллионером, смелый студент, — если он не отдаст вам всего!

— Первое дело, — не горячитесь! — резонно просила его Льговская, — и не марайте рук о разную дрянь! Уломайте, по крайней мере, его отдать мою картину или заплатить за нее тысячу рублей. Я, на всякий случай, напишу вам расписку.

Студент застал молодого Полушкина у «себя» в кабинете. Баснословно дорогая, но «глупая» обстановка поразила бедного студента.

«Вот скотина!» — подумал он.

— Чем я вам могу служить, коллега? — важно спросил Полушкин, крутя свои «львиные усы». — Вы не удивляйтесь, что я так вас называю… Я целый год был вольнослушателем в «парижском» университете… Вы не юрист?

— Нет, я медик, — ответил студент.

— А я вот слегка юрист!

— Я очень рад, если вы законовед: вам легче будет объяснить мое дело! Вы мне позволите…

— Пожалуйста…

— Вы не получали письма Льговской?

— Получил. А вас это очень трогает?! — с наглой улыбкой воскликнул Полушкин.

— Не трогает… Она мне поручила узнать о результатах ее требования.

— Требования? А вы кто ж такое будете? Ее «новый» покровитель? Неужели вы, медик, не знаете, что эта женщина больна?..

— Я все знаю. Прошу вас этого вопроса не затрагивать…

— Я и не затрагиваю… Я только хотел вас, как товарищ, предупредить… Что же касается до письма Льговской, я могу вам, как юрист, констатировать, что это шантаж…

— Как шантаж?! — нервно воскликнул студент. — Она требует от вас свою обстановку, которая ею, вы сами знаете как, заработана!

— Обстановка была моя-с, — ядовито проговорил Полушкин. — Я ее покупал; и квартира, и дача, где она стояла, — мои. Об этом все знают… Папа советовал мне представить письмо Льговской к прокурору… Но я, знаете, не люблю сутяжничать и становиться на одной доске с какой-то «больной» женщиной. Удивляюсь, какая охота вам, коллега, ходить по таким нелюбезным поручениям… Я, конечно, вас понимаю: вы не в курсе дела, но…

— А картина «Вакханка»? — раздраженно перебил наглеца студент. — Ведь она всецело принадлежала Льговской?!

— Да, это правда, коллега! Я даже ее хотел отослать, но все не собрался: у меня такая масса дел… Я помогаю папа распределять суммы на «благотворения». Я хотел предложить за нее Льговской пятьдесят рублей.

— Мне она говорила, что картина стоит тысячу.

— Тысячу? Да она сумасшедшая… Тысячу!

— В таком случае прошу возвратить ее…

— Возвратить я картину согласен, но вы уполномочены получить ее документом?

Студент показал расписку Клавдии.

— Прекрасно! — тем же пошлым тоном сказал Полушкин. — Я передумал… Я согласен уплатить этой «бедной» женщине тысячу рублей; очевидно, они нужны ей, если она решилась меня, юриста, шантажировать; только съездите, пожалуйста, и привезите сейчас же, я подожду вас, от нее другую расписочку…

И Полушкин замялся.

— Я вас слушаю, — пришел ему на помощь студент.

— Возьмите расписочку, — я хочу, коллега, избавиться от будущих недобросовестных изветов, — в том, что она всю принадлежащую ей обстановку от меня получила. Понимаете?

— Хорошо, я поеду! — вне себя от заглушенного гнева, проговорил студент.

Клавдия оказалась более его дельной и хладнокровной и мигом написала спасительную расписку.

Получая за «оправдательный» документ тысячу рублей от Полушкина, студент еле удержался, чтоб не ударить «благотворителя».

— Подлец вы! — закричал студент Полушкину, когда тот вздумал было протянуть ему на прощание руку.

Клавдия закутила. Она безрассудно стала тратить деньги, как будто им никогда и конца не предвиделось.

Прислуга «дешевых меблирашек» была без ума от щедрой барыни. Она отродясь не видала такого легкомысленного отношения к деньгам и открыто грабила Льговскую, беря за «покупку» самой «свежей» провизии втридорога и никогда не отдавая сдачи.

Студент несколько раз замечал Клавдии, но та даже сердилась, замечая «осторожному» юноше, что она не девочка и сама все отлично понимает.

Собственно с этих мелочей у ней и началась с студентом размолвка, кончившаяся впоследствии полнейшим разрывом.

Студент не бросал надежды на то, что он исправит Клавдию. Он постоянно, издалека, говорил ей о прелестях другой, честной, трудовой жизни.

Клавдия была девушка очень неглупая и развитая и прекрасно понимала, к чему клонятся эти разглагольствования.

По правде сказать, она даже совсем их не выносила. Ей нравились смех, беззаботное «чистое искусство, безумный жар крови и мысли».

Льговская стала заметно скучать в обществе студента и избегать его.

За последнее время она познакомилась с «гражданской» супругой какого-то чиновника и часто стала бывать у них. «Супруги» моментально обласкали одинокую бедную женщину и стали бесцеремонно пользоваться крохами ее средств. Особенно этому сближению была не рада прислуга номеров: золотые деньки ее прошли и обирать ее стала одна чиновница, поступив почти в экономки к Клавдии.

Льговская ездила с «новыми» друзьями в театр, возила их на лихачах и, «скуки» ради, дневала и ночевала в их но-мере.

У «супругов» она и познакомилась с другим студентом-медиком, живущим в тех же номерах, этажом выше. Прежний «доктор» был с ним также знаком, но они друг у друга не бывали.

Новый был разбитной, беззаботный молодой человек и жил, как птица небесная, не помышляя о завтрашнем дне. На лекциях он не бывал совсем, предпочитая волочиться за «холостыми»" номерными дамами…

Кажется, и чиновница, в отсутствие своего содержателя, не избегнула его сетей: уж очень вольно он обращался с ней, когда «самого» не было!

Клавдии он понравился сразу.

Заметив слишком недвусмысленное ухаживание коллеги за Клавдией, «прежний», сделал ей ревнивую сцену.

Льговская показала ему свои «когти».

— Свобода мне дороже всего! — сердито промолвила она в ответ на его ревность. — Кого хочу, того и люблю.

— А вы не боитесь его заразить? — хотел было хоть этим «напоминанием» вернуть к себе Льговскую «прежний».

Клавдия еще больше рассердилась.

— А вам какое дело?! — Но, прогоняя от себя, раз навсегда, незаслуженно оскорбленного любовника, она подумала:

«А что, если он скажет “новому”? Лучше уж я сама его предупрежу».

Она так и сделала, когда знакомый «чиновников» слишком стал приставать к ней…

— Какие глупости! — весело сказал ей новый поклонник. — Все женщины, особенно «студенческие», больные. Однако, мужчины их любят, и среди них еще какие рожи попадаются, просто, я думаю, даже черт не соблазнится… А вы — красавица, так что об этом говорить! Я тоже медик, на пятый курс недавно перешел, и все понимаю! Притом же, вы пока здоровы… В нашей клинике больных надолго «вылуживают»…

Деньги у Клавдии скоро уплыли. «Платонические» любовники их не доставали, и Льговская начала подумывать о будущем.

Заводить себе, при такой болезни, постоянного богатого любовника Клавдия считала нечестным и небезопасным делом: мало ли что может выйти?

Клавдия, при посредничестве «веселого» студента, познакомилась со многими уличными «этими дамами», и «практичные» особы многому научили «глупенькую» Клашу.