Невеста Черного Медведя (СИ) - Миколайчук Светлана Сергеевна - Страница 27

Хищник вдалеке сливался с темнотой, но его глаза… Передо мной стоял волк или, точнее, я стояла прямо перед волком. Его взгляд не был угрожающим или ненавидящим, вовсе нет – это свойственно только человеку. Волк просто смотрел на меня очень пристально. Длился его взгляд не более секунды, но и этого мне хватило на всю оставшуюся жизнь. Никогда раньше я не испытывала такого всплеска энергии, как тогда под взглядом матерого волка!

Я молнией добралась к дереву рядом и, не помня себя, буквально взлетела на него. Самое интересное, что я только в детстве видела, как отец с друзьями забираются за орехами на высокие кедры с помощью специальных железных когтей, а когда пришлось спасать свою жизнь, лазая по дереву, я подсознательно действовала по тому же принципу. Вгоняя кинжал в дерево, и, хватаясь другой рукой за крепкие ветви дуба, я старалась забраться все выше и выше, пока немного не пришла в себя. И только устроившись на широкой дубовой ветви, я посмотрела вниз. Хищник уже крутился вокруг моего дерева, поднимая голову, будто, проверяя, не исчезла ли его добыча с такой высоты, а прямо над ним на нижних ветвях висел мой плащ. Видимо, он соскользнул с моей руки, пока я забиралась. Неудивительно, в те секунды мне было совсем не до него. Волк, опираясь передними лапами о ствол дуба, захватил зубами полу плаща и рванул на себя. От обиды я едва не заплакала, ведь из–за этого теплого плаща я так смертельно рисковала! Волк мог изодрать его в клочья, оставив меня замерзать январской ночью в одном платье. Меня радовало то, что я могла хоть как-то защититься от хищника благодаря оружию. И тогда я стала потихоньку слазить по ветвям вниз, чтобы вернее попасть в хищника. Волк замер в ожидании. Прицелившись между лопаток, я метнула нож в волка, как Оливер учил меня. И попала. Нож глубоко вошел в его тело. Хищник взвизгнул, отпрянул в сторону и стал извиваться, но мне было страшно спрыгнуть на землю за плащом, и тогда я метнула в него кинжал из корсета, мое последнее оружие. Он вонзился в шею хищника. Волк захрипел и свалился на бок. Я дождалась, пока жалобное поскуливание прекратилось окончательно. Оглядевшись по сторонам, я спрыгнула с дерева, схватила плащ и обернула им левую руку, опасаясь, что волк еще может быть жив. Мне предстояло вытащить из него нож и кинжал, иначе я могла остаться безоружной на всю оставшуюся ночь. Я осторожно приблизилась к лежащему на снегу хищнику и с усилием вытащила из его шеи длинный кинжал, после чего обошла волка, чтобы достать нож из его спины. Но не успела – ко мне бесшумными прыжками несся другой волк. И опять этот непередаваемый взгляд тусклых желтоватых глаз!

От испуга я осела на снег, и в последний момент прикрылась левой рукой, на которую толстым слоем был намотан плащ. Волк вцепился в мою руку с такой силой, что я закричала, наверное, на весь лес. Слой шерстяной ткани и меха в первую секунду спас меня, но затем я ощутила невыносимую боль в кости, которую волк собирался, видимо, раздробить в своей пасти. Если я думала, что моя распухшая от падения правая рука была беспомощна, то оказалась неправа. Боль вытеснила страх из меня, оставив только ярость. В ту секунду я взвыла от боли, подстать самому волку, и начала полосовать кинжалом его морду: уши, нос, глаза – все без разбору. Отпустив мою левую руку, он, рыча и визжа одновременно, попытался захватить другую, в которой был кинжал, но острие попало прямо в открытую пасть хищника. Он с визгом отпрыгнул, мотая головой, а я без промедления вогнала кинжал ему сбоку в шею. Часто во время борьбы не замечаешь даже смертельных ран, так же и волк, из горла которого хлестала кровь, словно, не замечал этого.

Он разъярился так, что я не успевала закрываться обмотанной рукой от его зубов и когтей. Но в те секунды я мало реагировала на физическую боль. В конце концов, я, стараясь хоть на секунду зафиксировать его голову, засунула в его пасть руку с плащом, после чего стала с остервенением вгонять кинжал ему в шею. Раз за разом, я не думала останавливаться, понимая – иначе волк сожрет меня заживо. Я не помню, сколько времени это продолжалось, но сознание мое просветлилось, когда хищник уже был мертв и исполосован как в фильмах ужасов.

Поднявшись на ноги, я уже не чувствовала ни страха, ни холода, даже боль для меня стала чем-то потусторонним. И, стоя посреди ночного леса, я вдруг издала дикий звериный крик, вкладывая в него всю ярость после схватки с волками – настолько велико было мое потрясение. Только когда я возвращалась к дереву, мое сознание стало постепенно воспринимать боль.

Остановившись, я оторвала от потрепанного плаща полосы ткани, чтобы перевязать себя. На правой руке кровоточили раны от волчьих зубов, неглубокие, учитывая, что ему все время мешал мой кинжал, а в левой руке, хоть и целой на вид, сильно ныла кость, и вскоре эта рука стала опухать. Помимо этого еще были серьезно исцарапаны когтями мои ребра, грудь и плечи сквозь разорванное платье, но, самое главное, я была жива. Только вот – сколько мне оставалось жить?

Я с трудом забралась на дерево, уже не так высоко, как в прошлый раз, но зато теперь в геройски отвоеванном плаще. Я куталась в него и грела дыханием руки, раны и холод мучили меня всю ночь, сидеть на ветвях было неудобно. Хорошо, что хоть метель стихла. Я несколько раз слазила с дуба, чтобы ноги окончательно не онемели, но все же не решалась долго оставаться на земле. Никогда еще я не была так рада рассвету!

Живот был пуст целые сутки, и, если бы с собой были спички, то я была бы не отказалась от жареного волчьего мяса на завтрак. Я даже согласна была бы разделать его собственноручно. Невыносимая боль от ран сопровождалась слабостью, и тут я заплакала. Я не помнила, куда и сколько раз сворачивала моя взбесившаяся лошадь, а следов ее уже не было видно, по которым я могла бы сама вернуться с рассветом.

Теперь меня смогли найти только с помощью собак, и я оставалась возле того же дерева, которое стало мне приютом на ночь. Я уже не чувствовала ни рук, ни ног, ни ушей, и опасалась, что это приведет к серьезным осложнениям в здоровье. И тогда я подошла к двум мертвым хищникам, и, усевшись на одного из них, положила ноги под живот другого. Конечно, они уже не были теплыми, какими были при жизни, но все же немного согрели мои пальцы ног. И на том спасибо! Я и не заметила, как слабость одолела меня после трудной ночи, и я уснула прямо возле мертвых животных.

Так меня и нашли. Сквозь сон я услышала приближающийся лай собак, а следом – голоса мужа и шерифа Маллета. Но у меня не было сил подняться навстречу им.

Оливер, спрыгнув с коня, сразу подбежал ко мне, а я, с великим трудом открыв глаза, улыбнулась ему обветренными губами.

- Элизабет, ангел мой! Ты жива, - приговаривал Оливер, аккуратно осматривая мои перемотанные раны, - милая моя, ты просто умница, выжила в лесу с этими тварями. Господи, я думал, уже поздно!

- А почему ты за мной вчера не приехал? – едва слышно спросила я.

- После охоты мы вернулись в замок только вечером, там моя мать и леди Грейс сказали, что один из ваших провожатых прибыл еще днем предупредить, что ты потерялась в лесу. Люди уже сами начали поиски. Если бы я раньше узнал, то мы бы сразу присоединились к ним. Но что мог сделать Лайнел и остальные, когда все обученные псы были у нас, а метель замела следы твоей лошади? – рассказывал мне муж по пути в замок, - В общем, до глубокой ночи тебя искали три отряда. Даже Маргарет хотела ехать вместе с Патриком на твои поиски. Собаки дважды теряли твой след, и приходилось начинать заново. Мы с Гарольтом искали тебя всю ночь, и я уже не был уверен, что найдем тебя живой. Но тебя сам Бог хранит, ангел мой.

Я уснула под голос любимого человека и на его руках, зная, что теперь мне ничего не грозит.

Первые несколько дней я была в беспамятстве. Леди Грейс Маллет лично выхаживала меня, и благодаря ее стараниям я пошла на поправку. В моих покоях жарко топили камин, укрывали на ночь меховыми одеялами, поили молоком с медом и настоем белладонны в качестве обезболивающего.