Душа на осколки - Акулова Мария - Страница 1

– Иди, – Люцифер опустил тяжелую голову, потирая свои тысячелетние морщины на лбу мозолистыми пальцами. Устал… Как же он устал, что уж говорить о людях?

Он не сомневался, что его приказ будет исполнен. Здесь воля человека, да и не человека, играла уже далеко не ту роль, что в их жизни. Тут существовали его веления и его желания. Его желания воздать то, что они успели заслужить за время своего пути.

– Зачем ты это сделал? – громогласный голос, разносящийся рокотом по необъятному залу, испугал бы любого, но Люцифер к нему давно привык.

– Мучить друг друга они могут и там, а у меня полно другой работы… – версия показалась правдоподобной даже ему. Они будут мучить друг друга, в этом не сомневался ни он, ни вопрошающий.

Вот только с ответом последний не спешил. Хотя… Ведь им-то некуда спешить…

– С годами ты становишься сентиментальным… – Люцифер попытался скрыть улыбку, вдруг коснувшуюся губ. Когда он улыбался в последний раз? Что стало тому причиной? Этого он уже точно не вспомнил бы.

Возможно. Возможно, действительно становится сентиментальным, а возможно, ему просто интересно понаблюдать, смогут ли они избежать старых ошибок ради того, чтобы совершить новые. Да и игра не должна прекращаться.

– Опять? – в голосе, дарующем всему земному успокоение, лишь Дьявол мог услышать нетерпение. Лишь их игра могла вызвать в Нем нетерпение.

– Опять.

– Ставишь на душу?

– На осколки…

– Альма, – девушка почувствовала несколько легких толчков в плечо. Секунда, и она уже распахнула глаза, готовясь беспрекословно исполнять отданный приказ.

Наставница стояла над ее кроватью, держа в руках парафиновую лампу. Тусклый свет давал возможность рассмотреть лишь лицо женщины, и то, что оно полнится волнением. Черная монашеская одежда придавала фигуре еще большей таинственности, а вот кожа казалось белее обычного.

– Пора, Альма, собирайся, дитя.

– Что..? – голос после сна, казалось, совершенно потерян, а мысли отказывались строиться в ряд, способствовать пониманию того, что происходит вокруг.

– Здесь тебе опасно, дитя. Собирайся. За тобой приехали. Они отвезут туда, где никто не узнает… – поставив лампу на невысокий табурет, служивший часто и столом, и комодом одновременно, наставница сама направилась в сторону платяного шкафа, в котором девушки-послушницы хранили свои поистине скромные пожитки.

– Что… – Альма моргнула, пытаясь заставить мозг работать быстрей, а потом поднялась с кровати, следую за матушкой. – Постойте, – она положила свои мягкие ладошки на сморщенные уже пальцы наставницы, упреждая ту от дальнейших действий. – Я не понимаю, матушка Витта, кто отвезет, куда?

Женщина остановилась лишь на мгновение. Бросила странный, очень странный взгляд на лицо девушки, а потом вновь занялась сборами.

– Ты сама все поймешь, скоро… Тебе объяснят, Альма. Просто так нужно. Поверь, дитя, так будет лучше для всех…

– Но…

– Собирайся! – еще минуту тому растерянная матушка Витта вновь обрела уверенность в себе, часто вселявшую страх в ее учениц. Любой приказ этой старой монашки был безапелляционным указанием к действиям. Был всегда, стал сейчас.

Лишь еще один взгляд в глаза наставницы, и Альма послушно отступает, давая возможность матушке Витте открыть шкаф.

– Кто является в ночь..? Да еще и столько стражи… Святой отче, перебудили всех наставниц, но ведь еще так рано, почти незаметно… – монахиня приговаривала себе под нос, путая Альму окончательно.

Кто-то явился, за ней явился, и теперь… Боже, ведь она еще ни разу в жизни не была за стенами своего маленького мира, огражденного хвойным лесом… Ни разу в жизни не оставалась одна, ни разу не покидала свой дом.

Пусть домом ей служили холодные стены когда-то замка, а теперь обители нескольких десятков монахинь и их воспитанниц, но это был ее дом. Ее холодный, часто вражий, бесчувственный дом, из которого теперь ее хотели выдернуть в неизвестность.

– Матушка Витта…

– Все, – женщина защелкнула сундук, поворачиваясь к растерянной девушке. – Иди за мной, и взгляд поднимать не смей.

Вопросу вновь не дали сорваться с губ. Послушно кивнув, Альма проследовала за наставницей.

Удивительно, но ни одна из девушек, деливших с ней комнату, так и не проснулась. Или они просто сделали вид, что спят, опасаясь, что вспомнят и о них? Как же каждая из них мечтала рано или поздно вырваться из этой божьей пустоши, и как же страшно осознавать, что ее мечты близки к тому, чтобы стать правдой…

Оглянувшись напоследок, Альма попыталась запомнить хотя бы ночные очертания родных для нее предметов. Почему-то в возможность увидеть их еще хотя бы раз, она не верила.

Вереница коридоров, переходов, лестниц и вот, они оказались в огромном холле их замка-монастыря.

Видела ли Альма в своей жизни мужчин? Да. Старик, служивший на колокольне был знаком девочке с детства, у них часто получали кров путники, паломники и даже жил какое-то время отряд королевского войска. Но вот мужчины-полукровки, дети людей и лордов, в их захолустье были редкостью.

Светящиеся в темноте глаза поймали ее взгляд прежде, чем девушка успела опомниться, исполняя наставление матушки.

«Не смей поднимать взгляд, дурочка, тебе же велено!» – за долгие годы строжайшей дисциплины вычитывать себе Альма научилась, наверное, лучше, чем читать утренние и вечерние молитвы. Единственное, о чем она жалела – что эта способность не работает на опережение.

Ее заметили. Высокий, грузный мужчина, с практически львиной гривой седеющих волос и такими же пышными усами двинулся в их сторону.

Опустив взгляд в пол, Альма отметила, как руки матушки, державший саквояж, вдруг задрожали. Справиться с волнением ей удалось далеко не сразу.

– Это она? – сглотнув, Альма попыталась заставить сердце успокоиться. Да, она видела полукровок чуть ли не впервые, да, ее испугал этот взгляд, да, она неимоверная трусиха, но должна вести себя достойно. Достойно…

– Да, – даже голос главной наставницы показался теперь Альме слишком неуверенным. Но раздумывать об этом уже через мгновение у нее не осталось сил – мужчина приблизился, не церемонясь сбросил с ее головы капюшон, скрывающий слишком пышную копну рыжих волос, поддел подбородок, заставляя запрокинуть голову.

Впервые ее касались руки не подруги-послушницы или наставниц. Кожа у мужчины была горячей, мягкой, он тяжело и громко дышал, так, что Альма то и дело краем глаза улавливала, как вздымается могучая грудь, а воздух с шумом выходит из легких.

– Как тебя зовут, гелин? – гелин – невеста. Обращение, принятое в приграничье азарийских земель. Так называли всех девушек, достигших брачного возраста, но не успевших еще вступить в брак. Вот только будущих монашек это не касалось.

– Альма, ее имя – Альма, – впервые на памяти девушки, у наставницы Витты сдало терпенье, она ответила вместо подопечной, а получив в награду тяжелый взгляд мужчины, снова опустила голову, лишь сильней сжимая ручку саквояжа.

– Альма, гелин? – мужчина медленно повернул ее лицо, будто осматривая. Направо, потом налево, потом снова так, чтобы она могла в полной мере насладиться жутким зрелищем светящихся в полумраке глаз.

– Да, – и как ни странно, страшно не было. Сердце вырывалось из груди, кровь била в висках, несомненно, привлекая внимание полукровки еще больше, если легенда об их пристрастиях к человеческой крови, конечно, реальны, но страха не было.

Он держал ее подбородок в своих пальцах достаточно долго, как показалось Альме – целую вечность. Но вдруг все прекратилось, ее отпустили, мужчина моргнул, оглянулся на матушку Витту.

– Мы исполним свою часть уговора.

– Что..? – Альма повернула голову к наставнице, задавая вопрос скорей себе, чем окружающим.

Но ей бы никто и не ответил. Мужчина с усами кивнул, давая на что-то добро, к наставнице подошел еще один заезжий, забрал из ее рук саквояж.