Алмаз твоих драгоценных глаз (СИ) - "Мелани555" - Страница 57

Гейл умеет ходить бесшумно. Крадется, словно мышь на ярмарку, и эту черту он унаследовал от отца. Однако Хейзел живет на свете не первый год и хорошо выучила повадки сына. Порою тяжелое сердце Гейла стучит сильнее осторожных пяток.

‒ Если ты опять напился, то даже не смей показываться Мадж на глаза, ‒ выговаривает она строго, поднявшись с кресла. ‒ Я не хочу, чтобы ее вывернуло наизнанку от запаха твоего перегара. Переночуй сегодня в моей комнате.

‒ Я не пил, ‒ уставшим голосом сообщает запоздалый гость. ‒ Ты давно сидишь здесь?

‒ Трудно сказать, ‒ она передергивает плечами и принимается вращать металлическую собачку от молнии на халате. Материнское сердце отчетливо осознает боль, исходящую от сына, но Хейзел четко знает, что ее жалость лишь усугубит дело. ‒ Прежний режим пал. Сноу мертв. Многие в стране понимают, что они притворялись, чтобы выжить, что показная любовь, свадьба и ребенок были попытками спастись от участия в Квартальной бойне. Так почему нельзя рассказать, что Рута ‒ твоя дочь? Узаконить ее статус, дать нашу фамилию?

‒ Ты предлагаешь мне опозорить Китнисс на всю страну?

‒ Хорошо, ‒ соглашается женщина. ‒ Бывает, что родители разводятся, и мать выходит замуж второй раз, но ребенок знает своего истинного отца. Плохо только одно: как часто ты сможешь приезжать в Двенадцатый? Один раз в год? Два? На неделю, на две? Письма, звонки. Пусть на каникулы приезжает во второй.

‒ Советуешь мне отказаться от дочери? ‒ Гейл скрепляет руки в замок настолько сильно, что слышится хруст костей.

‒ Нет. Советую начать переговоры с Китнисс и найти правильное решение не для нее или себя, а ради Руты.

‒ Рядом с ней всегда будет Мелларк. Круглый год.

‒ Именно поэтому прими правильное решение.

***

Следующий день становится особенно тяжелым. Китнисс и Гейл запираются вдвоем в небольшом кабинете, и оттуда доносится такая ругань, что Прим и Элизабет, то и дело, затыкают уши. Хейзел клянет себя и ругает обстоятельства. Женщина боится за сына и переживает за внучку. В этой истории нет правых: все виноваты, такого наворотили, отчего волосы на голове шевелятся, но все же миссис Хоторн не хочет, чтобы ответственность за все ошибки взвалил на себя ее сын. До чего они там договорятся?

– Отлично! – кричит Китнисс. – Я прямо сейчас расскажу дочери все. Покажу на тебя и скажу: «Рута, вот твой папа!», а ты пойдешь качать ее на качелях. Завтрашним днем поменяем документы, а потом через пару недель ты уедешь в Дистрикт-2, ну, а весь следующий год кормить, играть, гулять и ухаживать за ней будет Пит. Но ты, конечно, будешь часто звонить и посылать ей сладости.

– Мы могли бы найти выход, если бы ты захотела!

– Твоя жизнь во Втором, Гейл! Ты даже воскресным папой быть не сможешь.

Они ругаются долго, страшно и до пены, обвиняют себя и друг друга и лишь вечером выходят из комнаты.

– В день шестнадцатилетия? – звучит упрямый голос первенца Хейзел.

– В день шестнадцатилетия, – вторит ему голос Китнисс.

Комментарий к Воскресный папа

Глава была написана до моего исчезновения. Даже не знаю, почему я ее не выложила. Теперь остался только эпилог

========== Эпилог ==========

Ах, я уже не верила, не надеялась,

Не гадала на любовь.

Но что-то ветром с берега

Мне навеяло, и моя взыграла кровь.

За что - не знаю, опять страдаю,

Опять мечтаю о тебе, о тебе.

За что мне это, я жду ответа,

Как лучик света ты в моей судьбе.

Алмаз этих бесценных глаз,

Как музыка в стиле джаз,

В них столько страсти и огня.

Алмаз твоих драгоценных глаз,

И грани его сейчас

Играют соло для меня.

Я глаз таких не видела,

И не думала, не гадала о любви.

Весь мир вокруг обидела,

Ведь отбила я у подруг глаза твои.

А я и рада, так им и надо,

С чужого сада не бери, не бери.

Моя отрада, моя награда,

Дороже клада мне глаза твои.

Алмаз этих бесценных глаз,

Как музыка в стиле джаз,

В них столько страсти и огня.

Алмаз твоих драгоценных глаз,

И грани его сейчас

Играют соло для меня.

Из песни Алисы Мон

– И что же ты читала этим напыщенным столичным индюкам? – спрашивает Гейл, легонько целуя меня в ту самую точку под ухом, от прикосновения к которой у меня мозг начинает плавиться, а все более или менее приличные мысли напрочь вылетают из головы.

– Как обычно, – отвечаю я, чмокая его нос и мягко освобождаясь из крепкого кольца объятий. – Кое-что из старого, кое-что из нового.

– Кое-что из старого? – настороженный взгляд серых глаз заставляет меня улыбнуться.

– Ну, – театрально хлопаю ресницами, – одна гротескного вида дама попросила меня прочесть любимое стихотворение полковника Хоторна.

– Надеюсь, у тебя хватило ума сказать, что твой муж – чурбан неотесанный, который совершенно не интересуется творчеством жены.

– Нет, – прикусываю губу. – Выбрала вот это:

Я проснулась сегодня рано

От удушья, от страшной жары.

Вспомнив нежную грусть ресторана,

Я туда посмотрела, где ты,

Все такой же родной и милый.

Ты мне нужен как воздух земной!

Серафим иногда шестикрылый,

Человек, но демон порой.

Всем супругам бывает сложно,

Плачу я, проклиная судьбу,

Только жить без любви невозможно,

От тебя никогда не уйду!

Говорят, что есть счастье такое,

От которого хочется петь,

Мне не нужно веселье пустое,

Я могу за тебя умереть.

Я проснулась сегодня раньше

От удушья, от страшной жары.

В нашем счастье есть все, кроме фальши.

В моем счастье есть дети и ты!

– Неожиданно, – ловкие пальцы слегка приподнимают меня за подбородок и заставляют заглянуть в серые глаза. – Помнится, ты написала его спустя пару месяцев после рождения близнецов.

– Ага, – ухмыляюсь я, – тогда они лежали в кроватке и мирно посасывали соски. Иногда мне не верится, что им уже по четырнадцать лет. Ночуют у друзей, катаются на велосипеде, отстаивают свое мнение и бессовестно взрослеют день ото дня.

– Сколько себя помню: в семье всегда были дети. Что будет, когда они окончательно вырастут?

– Думаю, кризис опустевшего гнезда нам грозит нескоро, – переплетаю его пальцы со своими. – Девятилетнему Терри долго будет нужна нянька.

– Хочешь сказать, что когда он отпразднует свое совершеннолетие, мы вполне дождемся племянников от Пози?

– Не начинай, – строго говорю я. – Твоей сестре всего лишь двадцать один год.

– Ей давно пора замуж, – упорствует Гейл. – Ты, мама, Китнисс, миссис Эвердин, Сэй да даже Прим – все знакомые ей женщины к этому возрасту обзавелись семьями.

– Она делает карьеру. Учить современных детей – дорогого стоит.

– На нас проверено: брак – карьере не помеха.

– Чего ты вечно к ней цепляешься? – не унимаюсь я. – Вику почти двадцать восемь, а он занят только своими научными проектами, и ему слово никто не говорит.

– Вик – самый молодой доктор наук в Панеме.

– Это дискриминация по половому признаку, – парирую я.

– Ну, давай, скажи, что я ужасный человек!

– Не дождешься!

– И как будет называться новый сборник? – вдруг резко меняет тему мой любимый Охотник.

– «Записки лесной феи».

– Многообещающе, – облизывает пересохшие губы, а я не могу удержаться от улыбки. – Эта книга точно сотрет в порошок образ, которым я…