ГПУ
Записки чекиста - Агабеков Георгий Сергеевич - Страница 29

Видя полную бездеятельность Лагорского и пользуясь ею, Каруцкий организовал в Хоросане собственную агентуру, которая, по его словам, осведомляет его о деятельности англичан в Хоросане лучше, чем это делал Лагорский из Мешеда. Для посылки агентов он использовал следующий способ. Снабжая агента ложными сведениями, он пропускал его в Персию, куда тот являлся в качестве перебежчика. В Мешеде «перебежчик» связывался с эмиграцией и, по ее рекомендации, устанавливал сношения с тогдашним атташе в Мешеде майором Уйлером.

Уйлер, вербуя агентов ГПУ, посылал их обратно в Туркестан за сбором интересовавших его сведений.

Таким образом, как передавал Каруцкий, вся агентурная сеть английского атташе фактически состояла из агентов ГПУ. Но этого было мало. Каруцкий завербовал в ГПУ сына одного из известнейших агентов в Мешеде, туркмена Джабар, и получал от него все сведения, какие отец доставал для англичан.

В способах своей работы Каруцкий не стеснялся. Англичане посадили в Людфабаде перса, который рассылал оттуда агентов по всей территории советского Туркестана. Каруцкий, переодев группу пограничных красноармейцев в туркменскую одежду, велел им перейти границу и доставить ему этого агента живым. Ночью переодетые красноармейцы перешли границу, захватили английского агента в постели, завернули его в простыню и, избив до полусмерти, привезли в Асхабадское ГПУ. Сейчас он сидит в подвале ГПУ, но Каруцкий не может допросить его, так как не имеет переводчика, знающего персидский язык. Воспользовавшись моим приездом, он просил меня помочь ему в допросе. Я согласился. Каруцкий велел привести арестованного. Допрашивали мы его в течение часа. Он сознался, что был связан с персидской полицией, но связь с англичанами отрицал. После допроса Каруцкий водворил его обратно в тюрьму, но, по дальнейшим моим сведениям, он затем был освобожден и отправлен в Персию, откуда должен был давать сведения для Асхабадского ГПУ.

Вернувшись из Асхабада в Мешед, я узнал, что Бажанов и Максимов отправлены персидскими властями в сторону Дуздаба, на индийскую границу. С первым аэропланом я вернулся в Тегеран.

Дело Бажанова, однако, этим не кончилось. Ташкентское ГПУ телеграфно просило полпреда Давтьяна оказать содействие в убийстве Бажанова. Советский консул в Сеистане Платт тем временем сообщил, что Бажанов и Максимов поселились в Дуздабе и что, если нужно принять меры к их «ликвидации», то он имеет в своем распоряжении все нужные средства.

Бельский, полпред ГПУ в Ташкенте, послал Платту 5 тысяч долларов на расходы, необходимые для убийства Бажанова. Советский консул в Сеистане немедленно выехал в Дуздаб для личного руководства убийством. Однако, ничего ему не удалось, так как его приезд в Дуздаб и появление в консульском автомобиле близ дома, где проживали беглецы, заставили персидское правительство скорее отправить беглецов в Индию. Они оба теперь благополучно проживают в Париже…

В Тегеране я нашел почту из Москвы с приказом приступить к чистке всех советских учреждений в Персии. Тут же прилагался список лиц, подлежавших увольнению. Список состоял приблизительно из 100 человек и был составлен в ГПУ на основании агентурных донесений моего предшественника. Сведения были совершенно непроверены, и среди лиц, которых предстояло выбросить на улицу, находились люди абсолютно преданные советской власти или же относившиеся к ней вполне лояльно и честно выполнявшие свою работу. Я сообщил в Москву о своих соображениях, но получил ответ, что список уже утвержден Центральным Комитетом партии и потому никаким изменениям не подлежит.

Насколько небрежно был составлен список, можно судить по тому, что в него попали некоторые из моих секретных агентов и, наконец, люди, которые никогда у нас не работали, но служили у частных персидских лиц. Для производства «чистки» была образована комиссия в составе советника посольства Логановского, генерального консула Ваймана, секретаря партийной ячейки Цейтлина и моего помощника Макарьяна. Чистка началась в феврале 1928 года и продолжалась три месяца. Многие из уволенных вернулись в СССР, но часть не пожелала ехать и начала обосновываться в Персии. Это были первые ласточки «невозвращенства» — движения, которое затем быстро начало разрастаться и которое, благодаря диктаторским и бюрократическим мерам управления в СССР, несомненно в ближайшем будущем примет широкие размеры.

Перехватывание иностранной дипломатической почты в Тегеране тем временем все более развивалось. Мы получали уже не только почту, которую отправляли иностранные миссии из Тегерана, но и почту, которая приходила в Тегеран. Количество доставляемых пакетов доходило в месяц до 500–600 штук. Оплату агентам, доставлявшим нужную почту, мы производили поштучно — по 2 доллара за английские и персидские пакеты и по 1 доллару за остальные. Для экономии времени, мы стали фотографировать почту аппаратом системы Лейтц, присланным из Москвы. Лента аппарата вмещала 36 снимков. Ленты отправлялись в Москву в непроявленном виде, чтобы в случае, если они будут обнаружены по дороге и вскрыты, снимки могли сами самой уничтожиться.

Организационную работу на севере и западе Персии я считал законченной. Мне оставалось организовать работу ГПУ на юге Персии и в Индии. Для этой цели в марте 1928 года я выехал из Тегерана на юг Персии по маршруту: Тегеран — Исфагань — Шираз— Бендер-Бушир — Авхаз — Султан — Абад — Тегеран. На всем юге у нас совершенно отсутствовала агентура ГПУ и нужно было строить ее заново. Кроме того, после 6-го конгресса Коминтерна и недавних решений ЦК ВКП на эти районы было обращено особенное внимание. Нужно было в случае нападения империалистических держав на СССР, использовать здесь агентуру в целях организации восстаний и разведки. Задача заключалась в изучении племен южных провинций и в вербовке влиятельных вождей, которых в случае войны можно было бы подкупить и направить против англичан на дезорганизацию военного тыла и разрушения нефтяных промыслов Англо-Першен Ойль Ко и подъездных путей к ним. Это было основной задачей. Разрушив нефтяную базу англичан на юге Персии, мы существенно затрудняли снабжение нефтью британского флота.

Кроме того, нас беспокоили переговоры о заключении англо-персидского договора. Правда, переговоры находились в затяжном состоянии, но нужно было торопиться, чтобы помешать их успешному завершению. Отношения между Персией и Англией несколько обострились в связи с претензиями персов на остров Бахрейн в Персидском заливе, объявивший себя под покровительством Англии. Между англичанами и персами стояли в то время и другие неразрешенные вопросы: 1. вопрос о признании Ирака Персией; 2. о разрешении английскому воздушному флоту перелета через персидскую территорию в Индию с установкой аэродромов и складов на персидской территории; и, наконец, 3. вопрос о продлении концессий англо-персидской нефтяной компании и Империаль Банка в Персии, выпускавшего персидские кредитные билеты. Эти вопросы выдвигала персидская сторона. Англичане, в свою очередь ставили вопрос о персидском долге Великобритании и о возмещении расходов, произведенных англичанами во время оккупации Персии в 1918 году.

Персы желали получить обратно остров Бахрейн. За признание Ирака они требовали привилегий для своих подданных в этой стране, где они насчитываются сотнями тысяч, и присоединения куска территории в районе Ханикена, где англичанами недавно были обнаружены нефтяные месторождения. По вопросу о продлении нефтяной концессии, персы хотели увеличить получаемый казной процент с прибыли (до того времени персидское правительство получало 16 % с прибылей компании). Концессию же банка персы желали совершенно ликвидировать и, организовав свой собственный государственный банк, передать ему функции и доходы английского банка.

Между прочим, министр двора Теймурташ подробно излагал тогда план аннулирования эмиссионных операций англо-банка. Для этого персидское правительство хотело приступить к выпуску казначейских билетов, которые вытеснили бы английские банкноты.