Вторая и последующие жизни (сборник) (СИ) - Перемолотов Владимир Васильевич - Страница 19

Я чувствовал себя живым и, мало того, здоровым!

Несколькими секундами спустя из-под меня послышалась ужасная брань, которой Монстр очень ловко пользовался, вспоминая меня и всех моих родственников, домашних животных и отдельно неясно как попавшего в эту компанию кашалота. Когда друг слегка успокоился, я, постарался встать. Покачиваясь на нетвердых ногах, я раскопал кучу рухнувшего вместе со мной сверху снега и обнаружил там придавленного товарища.

Не говоря друг другу не слов, а мы срубили ближайшую елку и обиженные потащили её к дому.

— Ты зачем туда полез и зачем на меня упал? — грубо поинтересовался Монстр.

— Это неверные вопросы. Верные вопросы — «Ты зачем заорал?» и самое главное «Зачем ты встал туда, куда я упал»?

Монстр, кривясь лицом, только пальцем покрутил у виска. Дуясь друг на друга, мы дошли до дома, но наша елка потеряла актуальность, хотя друзья встретили нас одобрительным ревом, будто мы впрямь совершили что-то эпохально-героическое, а налитый штрафной примирил нас друг с другом и с тем, что они начали без нас. Хотя, чего обижаться — мы пришли практически вовремя — на голубом экране ползли титры, словно собранные из кривых спичек.

Мы смотрели кино и выпивали, выпивали и смотрели кино… Брюс Ли внутри застекленного ящика прыгал обезьяной, махал ногами, кулаками, и даже бегал по стенам. Ребята восторженно ахали, а девчонки тихонько ждали следующего фильма — на кассете их уместилось два. Второй — «Эммануэль». Краем глаза я наблюдал и за Игорем. Друг припрятал на полу бутылку и время от времени присасывался к ней. Ближе к концу фильма бутылка кончилась и он, покачиваясь на стуле, стал шевелить губами.

Когда фильм кончился, Монстр нетвердо поднялся на ноги и подбоченился.

Поскольку он делал разные подсмотренные у Брюса Ли телодвижения, то перебить его никто не решился.

— Да ладно тебе… — сказал Марк. — А теперь — танцы!!! Пусть видак отдохнет малость…

Музыку обеспечивал Сева.

Пока мы танцевали, Монстр сидел рядом с незнакомыми девочками и что-то им рассказывал. Девушки иногда вздрагивали, что, скорее всего, означало, что он продолжает чтение своих стихов. Реакция зрителей его не смущала — привык. Наконец девушки догадались пойти танцевать друг с другом, и Монстр остался в одиночестве.

Какое-то время нам всем было не до него, но пленка на катушке прокрутилась, и её пластиковый хвостик застучал по направляющим роликам. Пока Сева менял катушку, в наступившей тишине Монстр вновь завладел нашим вниманием.

— Мы будем друзьями.

Все посмотрели на него, чувствуя, что пропустили что-то важное. ОН сказал и замолк, а потом, сообразуясь со своими пьяными мыслями, добавил:

— Потом у нас будет сын.

Лицо приняло умиленное выражение.

— Знаете, как я детей люблю!

Затем мысли его приняли другое направление, ОН повернулся к своей соседке и, не удержавшись на стуле, скатился ей под ноги. Поднимать его никто не кинулся. У всех тут имелись дела поважнее. Монстр, уже лежа повторил, обращаясь к своей даме.

— Знаешь, как я детей люблю? Сделай мне ребеночка…

Мне этого хватило. Сняв шлем, я помолчал, чтоб точнее сформулировать свои мысли.

— Такое внукам показывать — прямой путь к разврату и алкоголизму… Они ведь именно в этом захотят быть похожими на предков, а не в изучении географии.

— А на мой взгляд это агитка о вреде пьянства. Досмотрели бы до конца, то увидели бы…

Он прижмурился.

— Там такая драка в конце вышла — пальчики оближешь… Так что для кого-то агитка, а для меня — воспоминание… Как было так и помню…

— Реальная жизнь, — подтвердил Михалыч. — Бывало такое. И хуже бывало… Против правды не попрешь.

Я согласился. У самого имелись воспоминания и похлеще только что увиденного.

— Нда-а-а-а. Реальная жизнь — это реальная жизнь. А что вы хотели? Двадцатый век — это вам не восемнадцатый.

— А никто и не утверждал, что наше поколение походило на тургеневских барышень.

— Да, я думаю, что и Тургенев писал своих барышень не столько с натуры, сколько умозрительно… Хочется надеяться, что наши потомки сумеют избежать наших дурных склонностей.

— Это как? Собраться вместе мальчикам и девочкам, что-то попраздновать и с увлечением перечитывать восьмой том Большой Советской Энциклопедии? Кроссворды разгадывать?

— Ну-у-у-у-у — протянул я, представляя всю несбыточность нарисованной воображением картины.

— Видимо в детстве вы перечитали фантастики, — грустно сказал хозяин.

— Или напротив, не дочитал… — возразил я. — Вы же помните наши библиотеки? Классика и «Как закалялась сталь»…

— Вы клеветник, друг мой, — улыбнулся он. Понимая мой намек и одобряя его. — Но что с вами поделаешь?…

Он протянул шлем.

— Думаю, что вам это больше понравится…

… Когда я очнулся, что что-либо делать было уже поздно. Что понять это хватило одного взгляда — Макс лежал на полу, уткнувшись окровавленной головой в переборку, а неуправляемый корабль все более и более ощутимо заваливался вниз, туда где темно-голубым синяком набухала планета. Её я увидел сразу. Корабль уже наполнился шипением разорванных трубопроводов. Струи воздуха гнали в рубку дым и запах горелой изоляции. Понимая, что делать что-либо уже поздно, я бросился к пульту. Не успев сделать первого шага, как корабль повело в сторону, пол накренился и мне, чтоб удержаться пришлось схватиться за кресло. Только что незыблемо стоящий агрегат с подголовниками и подлокотниками повернулся, словно подстреленный балерун и показал, что надеяться тут теперь можно только на себя. Рывком я перебросил себя через новоявленную рухлядь. За спиной столь же нелепо как вихляющее кресло перекатывался от стенки к стенке Макс, оставляя за собой кровавый след. Пользы от него сейчас было не больше.

Свист и вой в кабине становились все громче.

Вообще-то я доктор. Врач. И в технике разбираюсь слабо, но даже моих куцых знаний хватило, чтоб понять, что работает аварийный наддув. Это давало нам еще несколько минут. Корабль вздрогнул и разносящийся по кораблю вой стал еще громче.

— Метеорит — сообразил я и повернулся к пульту.

Его не было. Точнее он существовал и я даже мог положить руки на него, но лучше б его не было вовсе. По всему пульту тянулась сеть трещин, а вверху, вдавив хронометр, любопытным глазом выглядывал совершенно не космического вида булыжник. Аварийный свет тускло мигал. Тьма то накатывалась на меня, то отступала. Внутри трещин изредка пробегали синенькие огоньки разрядов. Система ремонта успела заделать самые большие дыры, оставленные в рубке метеоритами, но на большее её не хватило.

Корабль умирал. Его изрешетили небесные камни и, перестав сопротивляться, он падал, притягиваемый планетой.

Если еще и система торможения пострадала, то через минуту нам станет совсем плохо.

Вращение приостановилось. На всякий случай я нажал несколько кнопок, но корабль это проигнорировал. Тогда, уже не надеясь на автоматику, я вручную задраил люк рубки и подошел к Максу. Тот еще подавал признаки жизни — попрек головы тянулась рваная рана, из которой медленно сочилась кровь. Метеорит попал в него на излете и теперь Макс болтался где-то на полпути между тем и этим светом. Я поднял тело товарища и уложил на койку, опрокинул над ним защитный колпак, а затем повторил эти манипуляции с самим собой — койка, защитный колпак и прочее и стал ждать конца.