Наша старая добрая фантастика. Цена бессмертия (антология) - Днепров Анатолий - Страница 72

— Думаете, это главное? — сказал Дымов.

Видеть это они не могли, но казалось, чувствовали напор и медленное сгущение бесплотного вначале воздуха, горение абляции, сплетение ударных волн в море огня. И наконец — рывок и стремительное змеение тормозного парашюта.

— Внимание, — сказал радиоголос пилота, сбросившего их высоко на орбите.

Но они были готовы заранее, все трое давно уже готовы к тому, что через секунду капсула развалится на четыре отдельных обломка, тремя из которых будут они сами, а четвертый уйдет встречать их на незнакомой земле.

Капсула спускалась наклонно, почти над намеченной точкой, замедляясь. Ленточный парашют знал свое дело.

Взрыв.

Все смешалось и изменилось. Дымов остался один в необъятном небе, и лямки на его плечах ослабли, потому что исчезла тяжесть давившего на них груза, но ему казалось, что ремни стали ему велики и он сейчас вывалится из парашюта. Так длилось вечность, а потом его потянуло вверх.

Далеко внизу расцвели купола грузового контейнера. Небо было синее, незагрязненное. Другие двое висели рядом, играя стропами, целясь на груз.

Земля долго не приближалась, но рванулась наконец вверх, уносясь за спину, зеленая, травянистая, а потом был толчок согнутыми ногами, короткий горизонтальный полет за ветром и парашютом, и листья травы за прозрачным стеклом шлема.

Потом усмиренное полотнище лежало белым пятном на лугу, а Дымов стоял над ним с открытым забралом, вдыхая воздух планеты, которую он и другие двое должны были сделать пригодной для заселения.

В лесу затрещало. Рука привычно потянулась к карабину. Остановилась. Из кустов появился Горский. Вид у Горского был измученный. Его элегантный охотничий костюм был выпачкан белой каменной пылью.

— Пустой номер, — произнес он.

Он устало опустился рядом с Дымовым.

— Пустой номер, сэр, — повторил он.

И замолчал.

— Вы что-нибудь видели? — спросил Дымов.

Горский вздрогнул, очнувшись.

— Видел ли я что-нибудь? — Он усмехнулся. — О да. Но все равно — это пустой номер.

Он снова замолчал, и Дымов не стал его торопить. Собственно, Горский и так все сказал.

— Настоящее кладбище динозавров, — произнес наконец Горский. — Но динозавров, которые вымерли перед самым вашим появлением. Я не знаю, что видели вы, и где вы были, и какие эмоции вызвало в вас то, что вы видели, но я испытал чувство глубочайшего отвращения.

— Да, — согласился Дымов.

Сам он вернулся час назад. Лагерь был разбит в центре леса, но лес кончался в сотне метров от лагеря. Дальше начиналось то, о чем говорил Горский, — каменные катакомбы, котлованы, уходящие к границе коры.

И все остальное.

— Это противоестественно, — продолжал Горский, — когда зверь умирает своей смертью. Я видел там такие зубы... Божественные зубы. Я знаю многих, кто отдал бы жизнь за подобный трофей.

Дымов ничего не сказал. Горский продолжал:

— Я не палеонтолог и не мародер. Для меня зубы скелета не имеют никакой ценности. Но мне обидно, что все они погибли зря. А живых здесь нет.

— Посмотрим, — сказал Дымов. — Вернется Филин, и все прояснится.

— Филин, — повторил Горский. — А что он может, ваш Филин? Вы никогда не видели, как охотятся промысловики?

Дымов отрицательно покачал головой.

— Начнем с того, что они охотятся на коров, — сказал Горский. — Пасти этих коров им лень. Они выгоняют коров в пампасы, те нагуливают жирок. Через год эта публика погружается в вертолет, подлетает к стаду и отстреливает что пожирнее.

— Вы преувеличиваете.

— Нет, сэр, — сказал Горский. — Нисколько. Эти мясники не подозревают, что существует копье, или лук, или нож. Для них есть только многозарядка с оптическим прицелом. По-моему, это извращение. Ведь настоящая охота — это риск, это смертельная опасность. Это дикие пейзажи планет. Это единоборство, когда оба равны. Впрочем, вы знаете все это не хуже меня.

Филин вышел из леса бесшумно. Они не заметили, как он появился, и было неясно, слышал ли он что-нибудь из их разговора. Сейчас он стоял у палатки, опершись о высокий кол. С плеча у него свисал карабин. Некоторое время он молча смотрел на них из-под лохматых бровей.

— Можно свертывать лагерь, — проговорил он наконец. — Я их нашел.

Горский поднялся и пошел к палатке за щеткой — почиститься. Филин присел на корточки, положил карабин на траву и расстелил перед Дымовым фотокарту, отснятую еще сверху.

— Смотрите. Мы здесь. Оказывается, они сместились сюда, на новое место. По-моему, там есть еще несколько, ближе к холмам. Надо торопиться, пока они не удрали еще дальше.

Дымов встал, подошел к палатке и отвернул колпачок. Зашипело. Каркас ослаб, полотнища провисли. Потом всё, пошатнувшись, рухнуло на траву. Филин принялся молча вытаптывать воздух, оставшийся в трубах каркаса.

Рядом Горский небрежно забрасывал вещи в рюкзак. Он затянул шнур и взвалил мешок на плечи. Дымов и Филин укладывали палатку.

— Посмотрим, как вы в деле, мистер Мясник, — с вызовом сказал Горский.

— Любитель-потребитель, — сказал Филин. Он подтянул лямки. — Двинулись.

— Это я потребитель?

— Да, — кивнул Филин. — Тушенку жрешь, а паясничаешь.

Они уже шли через лес.

— Если ее не будет, я удовольствуюсь десертом, — сказал Горский. — Но такие, как вы, этого не допустят.

— Умолкните, — сказал Филин. — Когда животных убивают во имя необходимости — это одно. Для развлечения я не убиваю.

— Но...

— А если ты спортсмен, — сказал Филин, — гоняй мяч. Хоть польза будет.

— Логика мощная. Вы где ее изучали — в Оксфорде или в Кембридже?..

— В вашем детском садике, — сказал Филин. — Мне надоело с вами препираться.

Они шагали бок о бок, метрах в десяти впереди Дымова. Деревья росли не густо, но и не слишком редко. Подлесок почти отсутствовал, и идти было приятно. Голубой диск Леги прятался в зелени.

— То, что вы называете развлечением, часто сопряжено со смертельной опасностью, — сказал Горский. — Но вам этого не понять. Вы привыкли работать на специально оборудованной площадке.

Филин молчал.

— Например, вы когда-нибудь видели песчаного дракона? — продолжал Горский. — Они водятся неподалеку, на Гамме. Сойдитесь с ним на открытом месте, попытайте счастья. Возможно, останетесь живы.

Филин молчал.

— Странный он человек, — пожаловался Горский, подождав Дымова. — Неразговорчивый. Как вы считаете, не пора ли бросить ему перчатку?..

— А мне не пора?..

— Вам? — удивился Горский. — За что? К вам, сэр, у меня нет никаких претензий. Вы мститель, сэр, а это благородное занятие.

— Вы так считаете?

— Конечно, — сказал Горский. — Опасный хищник убивает человека. Где-нибудь, все равно где. Что делают остальные, еще не убитые? Бросаются искать вас. И находят, и падают в ножки, и вы соглашаетесь. И выходите с людоедом один на один. С одной стороны, здесь есть необходимость, которую любит Филин. С другой — риск, часто очень значительный. На мой взгляд, это самая благородная из всех охотничьих профессий. Разве не так?

Дымов ответил не сразу. Лес впереди светлел, будто там начиналось поле. Филин уже стоял на опушке, поджидая. Они молча остановились рядом с ним и посмотрели перед собой.

Но здесь начиналось не поле. Перед ними, под невысоким обрывом, простирался каменный лабиринт. Поверхностный слой был снят, и гранит изъеден, но не эрозией. По камню петляли бесчисленные глубокие траншеи, как следы циклопических древоточцев.

— Вы действительно считаете, что ремесло палача самое благородное? — сказал Дымов.

Филин медленно шел впереди, тщательно выбирая путь в хаосе угловатых обломков. Стенки траншеи были неровные, в рост человека, с них осыпалась белая пыль.

— Слава богу, здесь ровнее, — сказал Филин, когда они оказались наверху. — Этот мальчишка смеет называть меня мясником. Если я мясник, то кто же тогда он?..