Лемартес - Аннандейл Дэвид - Страница 32

Офицер успел выбраться из кратера. Вокруг углубления оставалось еще много гражданских — Профундис изверг на равнину неиссякаемые запасы жертв, — и Кастигон примкнул к Рыцарям Баала, вырезающим флегетонцев.

Проклятые истребляли проклятых.

Корбулон указал Форкасу на капитана.

— Поезжай туда, — велел жрец. — Все остальное сделаю я.

Кивнув, водитель ушел в свой отсек. Почти сразу же заработал двигатель, и «Почетная гибель» с рычанием двинулась вверх по склону. Корбулон открыл боковой люк. Как только Форкас подвел «Носорога» к Кастигону, верховный жрец схватил брата за наплечники и затащил внутрь.

Кровь заливала лицо офицера, капала с его клыков. Он бросился на Корбулона, замахиваясь цепным мечом. Пригнувшись, жрец ушел от удара, метнулся вперед и всем телом врезался в капитана, впечатав его в борт транспорта.

Если Корбулон старался обездвижить противника, то Кастигон бился насмерть. Жрец понял, что должен избавить офицера от Жажды сейчас или никогда.

— Форкас! — позвал он, поднося Красный Грааль к глазам верховного судии.

Остановив бронемашину, водитель вышел в пассажирский отсек. Вдвоем с Корбулоном они прижали Кастигона к стене. «Почетная гибель» содрогалась от рева одержимых воинов Четвертой.

— Сия святыня уже возвращала тебя к нам, брат-капитан, — проговорил жрец. — Вспомни об этом. Наш отец пролил в Грааль свою жизненную влагу. Пролил ее ради нас. Отвернись от порченой крови, Кастигон, — тебя зовет кровь благородная. Взывает к тому же благородству в тебе. Ответь ей. Последуй за ней.

Офицер дергался в хватке братьев, скрипя зубами. Его глаза отливали краснотой, из взгляда исчезло прежнее величие. Воин, который на протяжении веков возглавлял Рыцарей Баала, бесследно исчез, однако новый Кастигон получил роту себе под стать. Бойцы Четвертой последовали за своим командиром в смертоносное безумие.

Корбулон непрерывно звал капитана, высоко держа Красный Грааль. Свет чаши заливал пассажирский отсек, но офицер по-прежнему завывал, отчаянно алкая крови. Жрец вспомнил, что Лемартес с пренебрежением относился к попыткам вывести его из помрачений сознания, вызванных Черной Яростью. Капеллан неизменно приходил в себя без помощи Корбулона. Вдруг и сейчас все усилия верховного жреца напрасны?

Если в прошлый раз капитан преодолел Жажду самостоятельно, то Корбулон посвятил себя бесполезному делу. Тогда шансы на выживание ордена еще немного ухудшатся.

Жрец не мог этого допустить.

— Кастигон, — скомандовал он, — Сангвиний велит тебе вернуться на службу!

Корбулон вдруг понял, что не чувствует своего тела. Кастигон тоже пропал, как и Форкас, и весь пассажирский отсек. Жуткий дождь исчез. От материального мира остался только Красный Грааль — воплощение памяти и духа Кровавых Ангелов. Чаша знаменовала собой все их прошлые свершения. Сейчас, в застывшем мгновении, сосуд тоже стал надеждой на лучшее будущее ордена. На то, что у него вообще есть будущее.

Реальность вернулась. Капитан судорожно вздохнул и попробовал поднять руки. Он больше не рычал. Жрец кивнул Форкасу, они выпустили Кастигона и отошли на шаг. Офицер потянулся за Граалем. Как только Корбулон передал ему реликвию, капитан стиснул ее обеими руками и повалился на пол.

Он молился, быстро шепча что-то изможденным голосом. Когда Кастигон закончил, его глаза прояснились, хотя и запали. Встав, он почтительно вернул чашу сангвинарному жрецу.

Форкас задвинул люк, приглушив шум бойни и рыки, что неслись с равнины.

— Что с нами творится? — произнес капитан. Он спрашивал, не требуя ответа. В его тоне звучали почти отчаянные нотки, каких Корбулон никогда прежде не слышал в речах офицера. — Никто не устоял?

— Никто из боевых братьев, попавших под этот ливень, — сообщил жрец.

Кастигон поморщился:

— Тяга проклятия все еще сильна.

— Внутри машин от него можно укрыться, — сказал Корбулон. — Не полностью, но лучшей защиты у нас не имеется.

— Их не хватит на всю роту.

— Нет.

«В три "Носорога" могут поместиться все Потерянные или часть Рыцарей Баала. Может, спасать братьев по одному?»

— Какова ситуация у ворот?

— Когда мы подъезжали к тебе, капитан, я кое-что заметил… — начал Форкас.

«Почетную гибель» тряхнуло, и водитель умолк. Толчки продолжались, их мощь возрастала. Начиналось землетрясение.

— …враги призвали демона, — договорил Форкас, когда воины расставили ступни для устойчивости.

— А что Лемартес?

— Рота Смерти все еще сражается.

— Они нужны нам здесь, — произнес капитан.

— У тебя есть тактические идеи? — поинтересовался Корбулон.

— Мы должны выслушать капеллана, — сказал Кастигон.

Его лицо выражало нечто среднее между душевной болью и решимостью. Он был не только гордым воином, но и верховным судией, славившимся справедливостью. Славившимся вполне заслуженно — жрец не раз убеждался в этом, когда Кастигон решал вопросы внутренней политики ордена. Сейчас офицер подавил в себе спесь. Он понял, что лучше всего послужит своей страждущей роте, если доверит командование тому, кто более способен руководить воинами в столь критических условиях.

— Лемартес — Хранитель Потерянных, — продолжил капитан, — а сегодня мы все потеряли рассудок. Он должен повести Четвертую роту в бой. Капеллан станет нашим избавителем, брат Корбулон.

Равнина под ними вздыбилась.

Дожди, потопы, наводнения… Ливни и волны крови захлестнули мир. Ее капли падали на Райнекера, разъедая душу мордианца. Они смывали остатки надежды, чести, гордости и чувства долга. Уносили последние крохи смысла жизни, чтобы остался только гнев.

Иклаус не мог двинуться с места. Чуть раньше он наступал на Учеников и стрелял по безумцам Флегетона, но небеса извергли кровь, и полковник ошеломленно замер, почти утратив способность мыслить. Он стоял, держа болт-пистолет в вытянутой руке, с застывшим на спусковом крючке пальцем, пока ярость стремилась всецело овладеть им.

Райнекер боролся с ней. Отвергал ее. Скрипучим голосом он воззвал к своим бойцам:

— Помните, кто вы! Никаким страстям не пошатнуть нашей дисциплины!

Стрёмберг эхом повторила слова Иклауса, и другие офицеры разнесли клич по колонне. Полковник сделал шаг — нанес удар по смятению, что царапалось в двери его разума. Еще шаг. Он мордианец. Он хладнокровен и безупречен на войне и в вере. Он всегда шел вперед и только вперед. Сейчас Райнекер маршировал в атаку, и его полк следовал за командиром.

В глубине его существа тлел драгоценный уголек, ядро выдержки офицера. Его приверженность учениям Экллезиархии рассыпалась в пепел, но под ним вспыхнуло новое пламя, которое не давало угаснуть всем другим аспектам личности мордианца. То было поклонение Богу-Императору. Без него человек, называвший себя Иклаусом Райнекером, исчез бы как индивидуум.

Полковник молился. Он не понимал значения слов, только чувствовал смысл и ритм богоугодных фраз. Иклаус маршировал под них, как под барабанный бой.

Мордианец взмолился еще истовее, когда из груды обломков вырвался монстр — крылатый и рогатый исполин, порождение мифов. Тварь сотрясла планету ревом и всадила свои топоры в землю. Космодесантники-предатели вокруг гиганта переродились в чудовищ. Некоторые изменники стали гораздо более ужасными и могучими существами, чем прежде. Очевидно, их божества ответили им.

Демон выдернул секиры, и Флегетон начал рвать свою кору на куски.

Перед Райнекером возвышался бог во плоти.

Но у полковника был свой бог.

— Император защищает! — вскричал Иклаус.

В его отчаянном кличе звучала истина. Полк воспринял ее как команду.

— Император защищает! — рванулось в ответ из тысяч глоток.

«Даже сейчас, — подумал Райнекер, — даже здесь, в столь жутком месте, в виду столь жуткого врага, Император защищает, и я буду сражаться за него».

Солдаты 237-го осадного полка мордианской Железной Гвардии безупречно печатали шаг, держа оружие наготове. Сама дисциплина маршировала в последнюю атаку против ярости, способной раскалывать миры.