Сердечные риски, или пять валентинок (СИ) - "Awelina" - Страница 13

Я не смотрела на нее, краем глаза улавливая, что она погружена в разглаживание одной своей черной брови, затем другой. Фарс. Но чувствовала, с каким острым вниманием, едва сдерживаемым и все возрастающим возбуждением Кира отслеживает мою реакцию на ее слова. Особенно на последнюю фразу. В следующую секунду наши взгляды пересеклись в зеркале, в ее — вызывающая насмешка.

Удушающая ситуация. Скользнул по позвоночнику холод, будто за ворот блузки высыпали мелкие колкие льдинки. Закипало возмущение — зеркало отчетливо отразило пунцовые пятна на моих щеках.

Нет. В эту мерзость я не полезу. Она вольна развлекать себя любыми домыслами, я не прибавлю ей новых.

— Возможно, — мой голос прозвучал слишком отрывисто, поэтому я апатично пожала плечами, пыталась сделать свои движения плавными. Шагнула в сторону, освободив ей место возле раковины.

Запрокинув голову, Кира рассмеялась.

— Хочешь сказать, что тебе неинтересно? Да брось! — ее манерный тягучий голос отдавался от стен, окружая, давил и словно пульсировал в такт моей зарождающейся головной боли. — Вот ты точно ему интересна. Он с тебя глаз не спускает, я сама свидетель. Каждое слово ловит и каждое движение. Видимо, семейная какая-то тяга у них. Такая семейная…

— Видимо, — я метнула в урну влажный ком смятого бумажного полотенца, которым промакнула чашку и вытерла руки. — Побегу дальше. Было приятно с тобой поговорить. Я ценю людей с богатым воображением.

— О! — она театрально взмахнула рукой. — Ну тогда обязательно повторим.

Ее смех, азарт в глазах — и новый пик терзающей меня потребности отмыться. Растворить в воде грязь ее мнения, свое недовольство собой, человеческим несовершенством. Успокоиться, сконцентрироваться, слушая гул водного напора в трубах, грохот и шум струй.

… За десять минут до начала планерки мое лицо по-прежнему горело, желудок колол болью и холодные пальцы плохо слушались. Лишняя чашка кофе, крайне неприятный тет-а-тет с Кирой, оставивший ощущение приставших к коже нечистот, предстоящее собрание, когда снова придется столкнуться с вечно изучающими, тревожащими глазами своего начальника и отодвигать на задний план мысли о том, что слухи о нас с ним расползаются, обретая все более фантастичное содержание с каждой минутой, о том, что его присутствие и внимание ко мне означает напряг и бесконечные усилия держаться надлежаще естественно, избавиться от пут эмоций, неподобающих, в которых мне и не следует разбираться, — все это, по всей видимости, сказалось.

Мне полегчало только после того, как я пять минут простояла над раковиной, без конца окатывая лицо прохладной водой, смачивая и массируя виски.

***

— Арина Витальевна, задержитесь, пожалуйста, на пару минут.

Коротко посмотрев на своего начальника, изучающего какую-то распечатку, только что принесенную ему Кирой, я вновь выдвинула задвинутый было под брифинг-приставку стул, села.

Короткая экстренная планерка, по большей части посвященная текущим вопросам двух крупных акций, завершилась, оставив в моей голове сумятицу из информации. Хотелось уйти, сделать пометки в органайзере, разложить все по полочкам…

Что он собирается мне сказать? Что я не справляюсь и пока даже мизерного участия в подготовке промоутеров не могу принять?

Сложив сцепленные пальцы на столешнице, я задержала воздух в легких, собралась. Перехватила наглую многозначительную ухмылку Киры, оставшейся стоять рядом с Савельевым. Хладнокровно выдержала ее взгляд, чувствуя, как кровь болезненно стучит в висках.

— Хорошо. Сделайте еще один экземпляр, — Вадим поднял к ней лицо, вернул бумагу, а после направил внимание на меня.

Серые глубокие глаза. Ничего не выражают, будто ждут каких-то моих слов. Но это именно его я должна сейчас выслушать.

Кира, уходя, с тихим щелчком прикрыла дверь, Вадим тут же заговорил, отрывисто, но мягко:

— Акция «Шварцкопф» ваша. От и до. Завтра в шесть тренинг. Собирайте тех же промоутеров, что работали с их продукцией. Программа обычная: общая информация о товаре, работе с оборудованием, с клиентами и мерчандайзинг. Поплотнее поработайте и с супервайзерами. В прошлый раз, как мне показалось, этого не было сделано. В понедельник мне уже нужен первый отчет по продажам. Плюс ваши впечатления о работе девушек. Вопросы?

Несколько секунд я боролась с шоком и смятением, напряглась так, что свело мышцы шеи, глядела ему в лицо. Его глаза, ясные, требующие ответа, не отрывались от моих, и я выпалила:

— Это потому, что Артем в отъезде? И сроки…

Сроки, конечно, кошмарные. Организация этой акции отняла у агентства две недели, поскольку Артем был отправлен в командировку в Петербург, я к ней касательства не имела. А теперь мне поручен главный финальный росчерк, последний рывок. Мне одной. И на прыжок в двигающийся на всех парах экспресс подготовки всего лишь сутки.

Невероятно.

— То есть вы, еще даже не взявшись за дело, полагаете, что не справитесь? — тихий вкрадчивый тон, но взгляд все такой же остро внимательный.

— Это ведь проверка?

Крайне неуместный, неправильный вопрос, против воли соскочивший с языка. Ощутив, как загорелось румянцем мое лицо, я наклонила голову, чтобы скрыть его, стиснула похолодевшие пальцы, прикусила губу.

Именно в данный момент, когда он занял меня мелкой черной работой и постоянно обозначал то, что наблюдает и контролирует, ожидать подобного распоряжения от своего босса было невозможно.

И, боже мой, о каком качестве исполнения может идти речь, если сроки столь коротки?

— Простите, это был некорректный, но напрашивающийся вывод, — сдавленно оправдалась я, вновь посмотрела в его лицо и, удивленная, замерла.

Вадим улыбался мне. Улыбка, которую никогда не назвала бы приклеенной, искусственной. Улыбка искренняя, с какой-то обаятельной чертовщинкой.

Точно такой же улыбкой, загорающейся и в ярких глазах, улыбался мне и его младший брат.

Совладав со смешанными и такими неправильными чувствами, с вдруг перехватившим дыханием, я пошевелилась в кресле, машинально заправила за уши выбивающиеся из пучка прядки.

Савельев все еще смотрел на меня — усиливал и без того тяжелое ощущение неловкости. С каждой секундой давление зависшего молчания на нервы лишь увеличивалось. Итак, передо мной поставлена задача, и ему пора бы отпустить меня. Дальнейшие слова, точно так же как и эта его улыбка, излишни и бессмысленны.

— Ну почему неверный вывод? — Вадим тоже зашевелился на своем месте, положил руку на стол, палец затеребил край лежащей на нем бумаги.

Красивые кисти рук: не крупные, не грубые, изящный изгиб большого пальца…

— Приблизительно так оно и есть, — он кивнул будто бы собственным мыслям, исподлобья бросил на меня ироничный взгляд. — И каков же теперь будет ваш ответ?

Его указательный палец, ритмично загибающий край бумаги, очень отвлекал. А мне следовало сконцентрироваться. Выработать четкий план. Прекратить чувствовать растерянность, зерна паники. Это напряжение и гложущую тревогу — откуда она рождалась во мне, я понять не могла. Чем быстрее я приступлю и полностью погружусь в работу, тем будет лучше. Спокойнее, определенно.

— Мой ответ: пора идти, — я быстро поднялась на ноги, задвинула стул, сосредоточившись на том, чтобы сделать это аккуратно и бесшумно. — Теперь у меня довольно много работы, — забрала ручку и записную книжку.

— Да, верно, — наконец-то он посерьезнел, встал следом, прихватив свои бумаги.

— Арина Витальевна, — его голос остановил меня у двери.

Нет, непривычно слышать такую мягкость, пограничную с нежностью.

— У вас все хорошо? Вы не выглядите здоровой. Загрипповали?

— Все в порядке, — ровно ответила я, не оборачиваясь, и вышла.

***

Три часа дня четверга. Усыпляющая, привычная возня в офисе: голоса, шорохи, цокот клавиш, телефонное треньканье. Разламывающая тело усталость — я на ногах с пяти часов утра.

Все готово: программа изучена, установлена на ноутбуки, сумки для супервайзеров собраны, листовки забраны, брошюры-памятки для промоутеров распечатаны, файл «PowerPoint» только что сохранен в окончательном варианте. Все готово, кроме перечня требований производителя к выкладке товара на полке.