Первый художник: Повесть из времен каменного века
(В дали времен. Том V ) - Пахомов Дмитрий Александрович - Страница 6

Старику не приходила в голову подобная мысль, но он ничего не нашел против того, чтобы умершие вождь и его жена были одеты в такие прекрасные одежды, а потому утвердительно кивнул головой.

— Да, — сказал он, — они оденутся в эти белые шкуры.

— Хорошо! — мечтательно произнес мальчик, задумчиво следя за плывшими лоскутками облаков.

Весь отдавшись впечатлениям, Кремень задумался. Он вообще был тихий мальчик, сильно отличавшийся от других своих сверстников. Правда, и он принимал участие в их шумных играх, в которых они подражали старшим, ходил на охоту за птицами и мелкими животными и ловко владел детским оружием, к которому относился очень внимательно и которое держал в исправности, но чаще он любил забраться в какую-нибудь щель или лесную чащу и по целым часам следить оттуда за окружающим.

Его интересовали деятельные насекомые, хлопотавшие над устройством гнездышек или над собиранием с цветов меда; его привлекали пестро расписанные бабочки, красивые листья деревьев, кустарников и трав, а вид правильно построенных сот приводил прямо в восторг.

Его занимали тихие игры. Собрав несколько горстей пестрых, обточенных водой голышей, он забирался с ними в укромный уголок и начинал их раскладывать на земле или на плоском камне — то выложит в ряд, то подберет по величине: большой, потом меньше и меньше, пока ряд не станет похож на длинную толстую змею. Отойдет Кремень на несколько шагов и, прищурившись, посмотрит на свою выдумку, и ему вдруг покажется, что на камне действительно лежит толстая, пестрая и страшная змея. Екнет сердце, и жутко станет мальчугану: «А вдруг она бросится и укусит», но вместе с тем сознание подсказывает, что это не настоящая змея, что сам он, Кремень, сделал ее из камней, и тогда странное волнение охватывало его, и он все больше щурил глаза, чтобы побольше насладиться этим странным обманом зрения. Но наконец веки уставали, и Кремень открывал глаза, и змея обращалась в ряд камешков. Тогда он принимался выкладывать новые фигуры: то сделает изогнутую гирлянду вроде ожерелья, то уложит камни в круг, то несколько рядов соединит отдельными крупными камнями, то разложит снова в ряд и к каждому камню приложит по дубовому листу или по одинаковой палочке; и, когда ему удавалось сложить затейливую фигуру, то опять тихая и непонятная радость охватывала его и он долго любовался тем или другим узором.

Иногда он изменял игру и вместо того, чтобы выкладывать узоры из голышей, брал палочку и старался те же фигуры нацарапать на мокром песке.

Ни взрослые, ни его сверстники не обращали внимания на забавы Кремня, так сильно отличавшиеся от игр его товарищей, но за то, что он надолго иногда пропадал из дому и возвращался с пустыми руками, не принося ни яиц, ни птиц, ни съедобных кореньев, ему порядком доставалось и от родителей и от других соплеменников. Подростки же, мальчики и девочки, поднимали на смех юного мечтателя и своими насмешками доводили нередко до озлобления и слез. Тогда Кремень решался бросить свои одинокие забавы и присоединялся к товарищам во время охоты и как-то незаметно в этих случаях делался вождем юной партии охотников, и сверстники, смеявшиеся над его ленью, беспрекословно подчинялись этому смуглому мальчугану с большими задумчивыми глазами.

Никто лучше него не мог найти следов лисицы, сурка или иного зверька; его глаза, пытливо высматривавшие вокруг, были очень остры, а постоянные мечты и раздумывание над тем, что он видел, сделали его более развитым и наблюдательным. Постоянно внимательно следя за работой птиц и насекомых и их нравами и обычаями, Кремень понял многое, недоступное другим, и это позволяло ему во время охоты сознательно идти в то или другое место и вести туда товарищей, а не бродить наугад, в надежде случайно наткнуться на ту или другую дичь. Товарищи его, никогда не задумывавшиеся ни на чем, вполне подчинялись Кремню и никогда не раскаивались, так как с ним охота была гораздо интереснее и добыча обильнее.

Бывали случаи, когда Кремень с товарищами устраивал настоящие облавы и ловил в вырытые ямы животных крупнее лисиц, хотя чаще случалось, что те выскакивали из западни раньше, чем юные охотники успевали добежать до ямы и преградить дорогу попавшей туда козе или дикому поросенку.

Но проходило несколько дней, и охотничий жар у Кремня понемногу улетучивался, насмешки над ленью забывались, и его снова начинало тянуть к его цветным камешкам, палочкам и гладкому, мокрому береговому песку, на котором он так легко мог выцарапывать забавные узоры.

После смерти отца и матери Кремню все реже и реже удавалось заниматься своими любимыми забавами. Ему было уже двенадцать лет, но он выглядел гораздо старше. Клык и другие воины отлично знали его ловкость и сообразительность, и потому брали на охоту в окрестностях пещеры и не позволяли тратить время над пустыми играми с камнями.

Клык, обещавший умирающей заменить Кремню отца, честно, со своей точки зрения, выполнял это обязательство: Кремень должен был быть постоянно около вождя, прислуживая ему и слушая его приказаний, дурное исполнение которых влекло за собой быструю расправу. Последнее случалось, впрочем, довольно редко: смышленый мальчуган скоро изучил привычки Клыка, стал понимать его с полуслова.

Иногда Клык посылал его на разведки, как лучшего следоискателя.

В таких случаях Кремень, захватив с собой небольшой запас сушеного мяса, легкую шкуру, как одежду, и небольшой каменный топор, сделанный ему дедом, с утра исчезал в дебрях ближайшего леса. Благодаря своей опытности, он быстро находил следы оленей, зубров, быков и других животных, ходивших стадами, отмечал места, куда животные ходят на водопой, иногда осторожно подкрадывался к мирно пасшимся стадам и, не пугая их, отмечал на палочке зазубринами число животных. Довольный выполненным, он остальное время считал своей собственностью и не торопился домой.

Забравшись на какой-нибудь холм, откуда открывался широкий вид на окрестности, Кремень сначала отдыхал, а затем с увлечением отдавался любимому занятию — выкладыванию узоров из камней и палочек.

Однажды случилось так, что он сильно устал, и ему лень было собирать камни, а гладкого мокрого песка кругом не было. Тогда ему пришла в голову мысль попробовать выцарапать любимые узоры на коре дерева.

Задумано, — сделано, и через несколько мгновений Кремень уже сидел с большим удобством на толстой ветви векового бука. Перед ним находилась большая выпуклая плоскость главного ствола, гладкая, серо-зеленого цвета, и на ней каждая царапина или удар топора оставляли ясные зеленые рубцы. Восторгу Кремня не было пределов: ни на песке, ни на плоских камнях нельзя было получить таких отчетливых и ясных узоров, какие получались на свежей буковой коре. Он сам себе удивлялся, как это раньше ему не приходила в голову мысль попробовать делать узоры на коре. Тут же ему пришла еще другая мысль, а именно, что не только на коре, но те же рисунки, только в более, конечно, долгий срок, можно делать и на рукоятках топоров, палиц, на костях и других предметах.

Однако долгое время Кремню приходилось, да и то урывками, пользоваться только корой. Время было горячее: вождь, опасаясь, что зима будет холодная, спешил запастись всем необходимым и принуждал работать всех без исключения. Только самые маленькие дети не принимали участия в хлопотах; все же дети постарше и подростки обязаны были вносить посильный труд в общее дело. Охотники с утра отправлялись в окрестности пещеры и к вечеру притаскивали массу дичи. На следующее утро они опять уходили, а женщины и юное поколение занимались разрезыванием туш на длинные тонкие полосы, сушившиеся частью прямо на солнце, частью на раскаленных камнях: некоторые же части животных вешались над громадными кострами и коптились в дыму.

К концу лета было заготовлено большое количество мяса, но Клык хотел сделать громадную облаву и пополнить окончательно зимние запасы. Край был незнакомый, и осторожный вождь решил лучше собрать излишек, нежели рисковать в будущем голодать. Он знал, что многие животные на зиму погружаются в спячку, а другие, как и многие птицы, уходят и улетают, отыскивая более теплый край.