Война Волка (ЛП) - Корнуэлл Бернард - Страница 56

— Ты видишь будущее? — недоверчиво спросил я.

— Ты всегда говорил, что нужно доверять своим чувствам. — ответила она. — и я говорю тебе, он вернется.

Когда-то Эдит была моим врагом, а теперь стала женой. Она умная женщина, опытная в сложном танце честолюбцев, который выучила, будучи любовницей Этельреда, мужа Этельфлед, правителя Мерсии и моего врага, Я рассказал Эдит о своем договоре с Этельстаном, и она его одобрила.

— Он станет следующим королем. — сказала она.

— Этельхельм будет драться, чтобы этому помешать.

— Да, но мерсийцы будут драться на стороне Этельстана.

Вероятно, это правда. Унаследовав трон, Эдуард устыдился клейма бастарда на его старшем сыне и отослал мальчика в Мерсию, где его растила Этельфлед, Так я и стал его защитником. По рождению Этельстан был западным саксом, но для мерсийцев стал своим.

— Говоришь, епископ Ательм выступает против Этельхельма? — спросила Эдит.

— Думаю, да.

— Значит, церковь поддержит Этельстана.

— Только не те церковники, что берут взятки Этельхельма, И у церкви нет воинов.

— Но воины боятся за свои души и прислушиваются к церковникам.

— Как только я умру. — холодно заметил я. — церковь примется побуждать Этельстана вторгнуться в Нортумбрию.

— Тогда хорошо, что твой сын христианин. — улыбнулась она.

— Будь он проклят. — сказал я, касаясь молота. — если он еще жив.

— Он жив, я знаю. — Эдит прикоснулась к кресту на груди.

Она оказалась права, мой сын был жив, и ему крупно повезло. Уходил он с сорока тремя бойцами, а вернулся только с двадцатью семью, причем из них шестеро раненых. Они въехали через ворота Черепа и выглядели потерпевшими поражение. Так оно и было. Мой сын с горечью бросил, не глядя мне в глаза:

— Мы попали в засаду.

Засаду устроили умело. Мой сын дошел почти до конца великой римской стены, заглядывая в каждую усадьбу и дом по пути и расспрашивая про ульфхеднаров или собирая слухи о Скёлле, но не узнал ничего, пока не достиг поселения под самым большим фортом длинной стены, стоявшим над рекой Иртинам. Мы называли этот форт Спурой, поскольку стены его стояли на выступе холма, А поселение выстроили под ним, на южном берегу Иртинама.

— Один человек сказал, что знает, где живет Скёлль. — объяснял сын. — он сказал, что Скёлль захватил двух его дочерей, и утверждал, что преследовал, налетчиков, ушедших на юг.

— И ты ему поверил? — спросил я. — Крестьянин осмелился преследовать ульфхеднара?

— Другие сказали то же самое, господин. — вмешался фриз Редбад, преданный моему сыну. — Двое из них тоже потеряли дочерей.

— И кто эти люди? — спросил я. — Датчане, норвежцы, саксы?

— Саксы. — с тоской ответил сын, понимая, как неубедительно теперь выглядит его рассказ. — Они говорили, что арендуют земли у монахов из Кайр Литва, шла.

Кайр Лигвалид находился в дальнем конце великой стены. Я довольно часто бывал там и подумал, не означает ли расселение такого большого числа норвежцев по побережью Кумбраланда гибель для монастыря и окружающего его городка. Ничто из сказанного моим сыном не давало ответа на этот вопрос, хотя обманувшие его саксы и заявляли, что их семьи нашли приют за высокими монастырскими стенами.

— И сколько жителей было в этом поселении?

— Шестеро. — ответил мой сын.

— И они знали, где живет Скёлль?

— Они сказали, он живет в Хибурге.

— Хибург? — Я никогда не слышал о таком месте. Название означало «Крепость на высоте» и могло относиться к любому из сотни древних фортов, венчавших холмы Британии.

— Они не смогли объяснить, как туда добраться.

— ответил сын. — но предложили отвести нас.

— Они уверяли, что Скёлль сейчас в отъезде.

— вмешался Редбад. — говорили, что он ушел на юг, господин, воевать с налетчиками.

— Мне это показалось правдоподобным. — добавил мой сын. — потому что Сигтрюгр отправил людей на юг Кумбраланда.

— Верно. — согласился я.

— Вот только Скёлль не ушел на юг. — печально продолжил сын.

Скёлль поджидал на другой стороне холмистой долины. Его люди скрывались за гребнями обоих холмов, и когда всадники моего сына оказались в центре долины, ульфхеднары пошли в атаку. Воины в серых плащах, серых кольчугах и на серых лошадях помчались вниз по склонам, не оставив маленькому отряду ни единого шанса. Сын вздрогнул, описывая мне эту сцену.

— А ты не догадался отправить разведчиков на вершину? — огорченно спросил я.

— Я верил тем, кто нас вел, а они сказали, что Скёлль и большая часть его людей ушли на юг.

— Они говорили очень убедительно, господин. — вставил верный Редбад.

— И я посчитал, что разведчиков на гребнях холмов может заметить гарнизон, оставленный в Хибурге. — продолжил сын. — а я хотел подобраться незамеченным.

— И те, кто вас вел, оказались людьми Скёлля?

Сын кивнул.

— Они присоединились к нападавшим.

Отчасти я понимал, почему сын обманулся. Будь люди, что его завлекли, норвежцами или датчанами, он проявил бы куда большую осторожность, но христиан-саксов он счел союзниками, Скёлль, должно быть, подкупил этих шестерых — напоминание о том, как хитер этот предводитель ульфхеднаров. По слухам, Скёлль христиан ненавидел и с наслаждением убивал священников, но, видимо, знал, как соблазнить их и как использовать.

Мой сын спасся лишь потому, что Скёлль на миг опоздал с атакой, Ульфхеднары без оглядки понеслись вниз по склону долины, но вместо того, чтобы ударить по передней части колонны моего сына, нападавшие врезались в середину, У воинов в задних рядах не было никаких шансов, но сын и те, кто спасся вместе с ним, ускакали прочь. За ними, конечно, гнались, и в той дикой погоне они потеряли еще двоих, но у Беббанбурга добрые кони, и мой сын вернулся домой.

Он пришел с поражением, и я знал это горькое чувство, еще более страшное от того, что приходится сообщать женам и детям о гибели мужей и отцов, Я понимал стыд своего сына за то, что он так легко потерпел поражение, что так неразумно решил скакать в незнакомые земли без разведчиков, за то, что унижен врагом, и, возможно, самое худшее — за то, что потерял доверие воинов.

Христианам нравится мечтать о совершенном мире, о месте без войн, где клинки мечей перекованы на орала, где лев спит рядом с ягненком. Это сон. Войны всегда были и будут. До тех пор, пока мужчина желает заполучить чужую жену или чужую землю, или скот, или серебро — войны неизбежны, И пока хоть один священник проповедует, что его бог — единственный или лучший, на земле будут войны.

Король Альфред, любивший мир, потому что мирная жизнь способствует молитвам, науке и процветанию, тем не менее, стремился завоевать занятые датчанами земли и истребить поклонение старым богам, Он бы сделал это путем убеждения — если бы сумел, но что могло убедить датчан уступить свои землю, свои законы и веру? Только меч. Поэтому миролюбивый Альфред перековал свои орала в мечи, собрал войско и приступил к исполнению христианского долга — к обращению врагов в свою веру.

А до тех пор, пока существует война, будут и военачальники. Что заставляет воина идти за своим предводителем? Успех, Воин хочет триумфа, он хочет серебра, хочет земель и полагается в этом на своего господина. Мой сын — неплохой воин, скажу больше, я им горжусь, а когда умру, он будет владеть Беббанбургом, а за ним — его сын. Но чтобы удерживать крепость, ему нужны люди, которые в нем уверены. Те, кто пойдут за ним, ожидая победы. Одно поражение от руки Скёлля еще не разрушит репутацию моего сына, но теперь он нуждался в победе, чтобы показать — он тот, кто дает воинам и землю, и серебро, и скот, которых они жаждали.

Простой способ дать ему победить — отправить на север, разорять земли скоттов, но, когда Нортумбрии угрожает Скёлль, злить скоттов — последнее, чего мне хотелось бы. Один враг за раз, вот это разумно, Кроме того, я считал, что грядет много битв, и Утред-младший получит свой шанс.

А потом я подумал — если лидерство заключено в успехе, как же выстоял Скёлль? Он лишился земель в Ирландии и отступил на восток, за море. Провел своих воинов через Нортумбрию, ворвался в ворота Эофервика, а потом его вышвырнули. Он гнал меня на юг, до Меймкестера, где ему пришлось отказаться от сражения и отступить. Всё это — далеко не успех. Ему удалось захватить немного скота и рабов, но потери значительно перевесили добычу. Однако из того, что я о нем знал, следовало, что его мощь увеличилась, Норвежцы известны тем, что бегут от неудачливых предводителей, их преданность ярлу тает при поражениях, но репутация Скёлля только улучшилась. Люди боялись его, боялись его ульфхеднаров, но страх куда слабее неудач, а Скёлля преследовали неудачи. Тем не менее, воины его не покинули, даже новые люди клялись ему в верности.