Пятнадцатый этаж (СИ) - "Жанна Д" - Страница 2
- Предыдущая
- 2/12
- Следующая
Тётя Валя всё знала и помалкивала.
Вот за умение держать язык за зубами, Марина и ценила её больше всего.
Ну всё, стоять тут уже просто глупо. Пора заходить.
Дверь соседней квартиры отворилась и на пороге возникла соседка.
— Марина, а что, Татьяна Сергеевна с ума сошла? Давно? То-то я её не вижу совсем, думала уехала куда.
— С чего вы взяли? — молодая женщина от неожиданности даже поздороваться забыла.
— Так вы не в курсе, Мариночка? Она сегодня с балкона выброситься пыталась. Всё кричала, что её бьют и насилуют, а потом: «Витя, я иду к тебе!». Ужас такой, и глаза безумные. У нас же как-никак этаж-то пятнадцатый. А женщина, такая крупная, её в квартиру втащила. И нам всем, кто на балконы повыскакивал, крикнула: «А ну, пошли все! Цирк окончен». Вам, может, помощь какая нужна, а, Мариночка?
— Спасибо. Нет, нам ничего не нужно. Мама больна, понимаете, больна. Я буду вам очень благодарна, если об этом не станут кричать все мальчишки во дворах и на лавочках судачить соседки тоже не будут.
— Что вы, Мариночка, что вы! Я молчу. Ну надо же! Горе-то какое!
Больше рассуждений входить или не входить домой у Марины не было. И палец жал на звонок.
— Она спит, — первое, что произнесла тётя Валя, открыв дверь.
— Давно?
— Витя! Витя! Витечка! Родной мой, ты пришёл? — раздался голос матери.
— Уже не спит, — сиделка только выдохнула.
— Кроме «Витечки» что-то есть?
— Нет, Мариша. Нет. Ей хуже, ты и сама это понимаешь. Я её на стул посадила и кровать перестилала, когда она на балкон выскочила. Еле успела! Я тебе знаешь, что скажу…
— Сейчас скажете, я поздороваюсь с ней.
— Всё одно не узнает…
Марина села на кровать рядом с матерью.
— Что же ты творишь, мама? Я же люблю тебя.
Марина взяла в свои руки её холодную ладонь, как бы пытаясь её согреть.
— Витя. Витечка, ты пришёл? Я так ждала, — слёзы катились по лицу совсем нестарой женщины, она улыбалась, гладя руку дочери, представляя, что это её бывший муж.
— Мариночка, я тут закрыла всё, она не выберется, пойдём, супчику поешь, да поговорим.
— Ты отдохни, мама. Я сейчас.
Суп и вправду был вкусным и горячим.
— Так что вы сказать-то хотели? А, тётя Валечка?
— В больницу её надо. Да! И не смотри так. Её надо в больницу под присмотр, и решётки на окнах. Ради неё надо, понимаешь?
— Загорского вызову. Там решим.
— Что твой Загорский, только деньги у тебя берёт. Мариш, я не верю ему.
— Мама верила.
— Татьяна Сергеевна спала с ним, не любила, но спала. А кого любила, того зовёт всё время.
— Что же он ушёл от неё? Если она его любила?
— А я знаю? Только причина у него была, Таня не подарок. Жёсткая, грубая, сама знаешь. Но ты дочь, тебе идти некуда. А он муж был. Нашёл себе другую, ласковую, и ушёл.
— Вызову Загорского.
— Звони, я послушаю, что их величество скажет.
Позвонила, выслушала расценки платного отделения. Нет, она это не потянет. Самой же тоже надо и за квартиру заплатить, и поесть — каждый день желательно.
Маминых сбережений уже не осталось, все ушли за время болезни. Тётя Валя тоже не бесплатно с ней сидит.
Вся надежда у Марины только на себя.
— Ну, так что делать-то будешь, Марина? — слова тёти Вали вернули в действительность. — Пойми, не спать ночами ты не можешь. Тебе в операционную на утро. Там люди. Да кому я это всё объясняю. Надо в стационар.
— На сколько? Лучше не будет.
— Не знаю, тебе отдых нужен.
— Ага, больную мать на чьи-то руки, а сама отдых себе устрою?
— А если ты сгоришь? Кому нужна твоя больная мать будет? Ты молодая, Марина. Тебе бы свою жизнь устроить. Дитё родить.
— Дитё? Родителей хоронить страшно, а детей… Нет, не о том вы думаете.
— Хорошо, думай сама. Я пойду, отдохнуть мне надо. А ты всё равно с мужиком встречаешься, так забеременела бы, родила. А я помогу.
— Нам с вами мамы хватает.
— Сама старая будешь, кто тебе стакан воды подаст?
— Благодарные пациенты.
— То-то они Тане много подали и помогли. Любовник и тот скотина, нет, чтоб помочь, заработать на горе пытается. Подумай. Подумай, Мариночка, над моими словами.
— Я подумаю. Что-то тихо. Неужели спит?
Татьяна Сергеевна спала и улыбалась во сне. Марина тоже улыбнулась ей. Потом проводила тётю Валю, села с книжкой. Зачиталась. Часа три было тихо. А как ложиться спать — началось:
— Витя! Витя! Да где же тебя черти носят? Я пашу как проклятая, я работаю, а ты что? Не уходи, Витя! Не Уходи! Витя! Витя!
========== Часть 3 ==========
Утром после обхода Марина, подошла к Коле.
— Отпусти меня сегодня. Очень надо.
— Ты же просила номер снять… Нет, Мариш, не могу. И номер не снял. После обеда нам нового зава представлять будут. Нужно быть на рабочем месте.
— Кто он, знаешь?
— Нет, понятия не имею. Шеф сказал, что сюрприз. И почему он? Может быть, она?
— В хирургии? Скорей всего, мужчина.
— А твоя мать? А ты?
— Исключение. Бывают же исключения, да?
— Бывают, и порой очень талантливые.
— Ну, это ты загнул, я обыкновенная. Да, ты вчера спрашивал про Прокофьева из третьей палаты, я его выписываю.
— Как так?
— У него опоясывающий лишай, Herpes zoster, оперировать всё равно невозможно, да и боли давал он, а не желчный.
— Но камни есть?
— Есть. Поносит он свои камни ещё какое-то время. Мы договорились о последующей операции, после выздоровления.
— Подозревала, да?
— Да. Почти уверена была, ждала высыпаний. Так отпускаешь? Плановых операций у меня сегодня нет.
— Мариш, вернись к обеду.
— Я очень постараюсь, но не обещаю.
— Марина, не подставляй меня, а? Ну будь ты человеком!
— Буду! За свои поступки отвечу, не беспокойся.
Вышла из клиники и поймала такси. До областной психиатрической добралась без проблем. Правда, охранник её пропускать не хотел, но она его убедила — не к пациенту же шла, к врачу. Почему-то волновалась, настолько, что коленки дрожали.
В каком отделении работает отец, пришлось спросить у проходившей мимо санитарки. Та её даже проводила до дверей. В отделение её не пустили, он вышел к ней сам.
— Марина! Не ожидал увидеть. Но я тебе рад.
— Я вам не очень, но мне пришлось. Наверное, даже наступая на собственную гордость.
Он улыбнулся как-то тепло.
— Марина, дочка, не делай выводов, когда ты ничего не знаешь.
— Ну, с дочкой вы, конечно, погорячились, Виктор Петрович.
— Неужели, Марина Викторовна?
— А что? Нет?
— Марина, я за твоей жизнью следил всегда. Не высовывался, на глаза тебе не показывался, но следил. Я не знаю только тех двух лет, что ты уезжала…
— А что вы ещё знаете?
— Знаю, что у твоей матери болезнь Альцгеймера. Ты об этом пришла поговорить? Или высказать свои детские обиды? Так с ними ты припозднилась.
— Она вчера чуть не прыгнула с балкона.
— Понятно. Хочешь, чтобы я её положил? Но на сколько? Месяц, два. Три. А что потом? Ей место не в отделении, а в пансионате.
— Я боюсь за неё.
— Понимаю. Давай обсудим. Может быть, придём к какому-то решению. Почему пришла ко мне-то? Её же Загорский наблюдает?
— Так он ещё и трепло? А мама ему доверяла…
— Марина, ты взрослая девочка, должна понимать, что Таня не доверяла никому, кроме самой себя. Я же сказал, что никогда не выпускал из своего поля зрения ни тебя, ни её.
— Она зовёт вас.
— Не меня. Того, кого представляет её умирающий мозг. Ты думаешь, если я появлюсь, она узнает меня?
— Может быть, стоит попробовать?
— Фантазёрка.
— А вдруг?
— Хорошо.
Он усадил её в автомобиль и, не спрашивая адреса, повёл машину по направлению к их дому.
— Мариша, ты же замужем была, что у тебя-то не сложилось?
— Виктор Петрович, вы мне чужой человек, и я не стану говорить о себе с вами.
— Значит, дело не в карьере и амбициях. Прости.
- Предыдущая
- 2/12
- Следующая