Телохранитель (СИ) - Алмазная Анна - Страница 9

Едва за харибом закрылась дверь, как Рэми, запечатав дверь сетью магии, шагнул к принцу. Рука сама потянулась к ларцу, откуда-то из глубин памяти выплыли слова учителя…

Все, что приносят принцу, ты должен проверять. Любая мелочь может стоить наследнику жизни… а вместе с наследником умрешь и ты. Помни об этом, Рэми.

Рэми помнил. Принц — нет.

— Не тронь! — приказал Мир, не отрываясь от послания.

Обычно приказа хватало, чтобы остановиться, но сегодня Рэми было почему-то не до капризов принца, не до его обид. Сжимало сердце тревога, а интуиция кричала, что нельзя, нельзя сейчас давать волю Миранису.

Лучше изредка подвергнуть себя гневу принца, чем принца — опасности.

— Дай мне глянуть на ларец, Мир, — аккуратно попросил Рэми.

Но Мир лишь улыбнулся недобро, бросил явно недочитанные листы на стол и встал с подоконника:

— Мой хариб глянул. Или ты ему не доверяешь?

Рэми доверял, еще как доверял, но хариб не был телохранителем, не обладал такой силой. И Рэми очень хорошо знал, почему принц не разрешает прикоснуться к подарку: пару дней назад Кадм "нечаянно" уничтожил подношение одного из бесшабашных друзей Мираниса — тонкой работы флакон, содержимое которого подарило бы принцу ночь наслаждений в долине фантазий, а телохранителям — ночь тревог: наркотик мог оказаться губительно сладким для наследника и вызвать мгновенное привыкание.

Такое случалось редко, но случалось, и Кадм, как и другие телохранители, рисковать не хотел. Потому флакончик "упустил", размазав его содержимое по дорогому ларийскому ковру.

Ковер пошел дырками, его пришлось уничтожить — некоторые пятна не может вывести даже магия — а Миранис стал еще более раздражительным, чем обычно.

Что Кадм сделал с идиотом-придворным, осмелившемся подарить такое принцу, Рэми не знал, и, сказать по правде, знать не хотел, но при дворе ходили слухи, что родители мальчишки в ногах у Кадма валялись, чтобы пощадил, и что Кадм-то пощадил… но вернул юношу совсем седым и уже явно уже не склонным к глупостям.

— Красивая работа, — присвистнул Миранис и мягко провел пальцами по крышке, украшенной резными дракончиками. Попробовал на ощупь глубокие впадины и улыбнулся так довольно, что Рэми понял: подарок у принца не заберешь. — Древняя…

Рэми лишь раздраженно сжал зубы, на миг забыв о боли в ребрах. Даритель знал что делал: Миранис любил все старинное. Его покои были обставлены потемневшей от времени мебелью, и каждая вещичка там манила своей историей: принц увлекался древней магией и любил "слушать" вещи. Из покоев его и его телохранителей никогда ничего не выкидывали и не выносили — уничтожали. Своих тайн Миранис раскрывать не любил. В чужие — вчитывался с наслаждением.

Но на этот раз у Мираниса не было времени на игры. Чуть поколебавшись, принц легко нашел пальцами укрытые рычаги, в ларце щелкнуло, и тяжелая крышка плавно поднялась, открывая нутро, обитое красным бархатом.

Глаза принца сузились и странно заблестели: как у мальчишки, что приготовился для очередной шалости.

Рэми шагнул вперед, задыхаясь от дурного предчувствия. Рука принца нырнула под крышку, достала из ларца листок… Рэми остановился. Лист бумаги был так щедро пропитан безвкусными духами, что их запах вмиг пропитал все в кабинете. Рэми очень хорошо знал этот горьковатый запах. И шепот принца его сомнения только подтвердил: "Лера… проказница".

"Проказницей" была очередная любовница наследника. На этот раз рыжая и наглая, она, на вкус Рэми, не подходила на роль фаворитки. Но возлюбленные Мираниса менялись не реже чем раз за луну, а значит рыжая в спальне у наследника долго не задержится.

Миранис кинул в сторону телохранителя мимолетный взгляд и приказал вдруг:

— Подойди.

И когда Рэми подчинился, неожиданно отдал послание. Зачем? Рэми и сам не знал.

"Придешь ко мне ночью, мой принц, — плясали коряво выведенные буквы на изящном нежно-розовом листке. — В одном плаще и с моим подарком на шее".

— Видишь, — усмехнулся Мир, доставая что-то из ларца. — Ты, как всегда, беспокоишься зря.

Рэми вздрогнул. Тень заботы или издевка? В пальцах Мира мелькнуло нечто прозрачное, подвешенное на тонком шелковом шнурке. Лишь спустя мгновение телохранитель понял, что вырезанная из горного хрусталя статуэтка Аниэлы, богини любви. Некоторое время Мир вертел в пальцах незатейливый, продаваемый у храмов амулет, прежде чем повесить его на шею.

— Мы закончили, — приказал он, отходя к окну. — Думаю, сегодня мне пора отдохнуть… и тебе тоже Рэми… я…

И замолк вдруг.

— Да, мой принц?

— Ничего… Прибери эти бумаги и можешь идти… наверное, я все же слишком тебя исчерпал.

Забота в его голосе? Неожиданно мягкий и внимательный взгляд? Рэми вздрогнул. Стараясь не смотреть на принца, он подошел к столу и опустил записку в пустой ларец. Пальцы нечаянно коснулись крышки, кожу обожгло огнем, и Рэми отшатнулся. Задел листки с посланием, и те с легким шелестом посыпались на пол. Наследник обернулся.

— Прости! — Рэми бросился собирать рассыпанные страницы.

Надо стянуть с принца эту игрушку! Разгневается Мир, сомнений нет, но надо стянуть… Надо решиться, встать и стянуть… сейчас!

И тут взгляд, как нарочно, выдернул со страницы выведенные каллиграфическим почерком слова: "Будьте осторожны, наследный принц. Алкадий вернулся в Кассию".

— Пошел вон, ублюдок!

Рэми вздрогнул.

— Вон!

Разжались пальцы. Упали на ковер листы, накрыв синее кремово-желтым… И непривычно трудно было поднять взгляд, посмотреть на принца, убедиться…

Это было не так, как раньше. Хуже. Лицо Мира стало вдруг чужим, перекосилось бешенством, в уголках рта выступила кровавая пена, и медленно, но неотвратимо загорались синим его глаза…

Рэми не верил в то, что видел. Ударить это одно… но магия… магия сейчас Рэми убьет. Мир не может убить… Может. Смотрит с ненавистью, медленно переворачивает на пальце кольцо камнем внутрь, заносит руку…

Хлесткий звук пощечины. Тут же — боль. Липкое, теплое из распоротой кольцом щеки…

Рэми еще не верил. Но его тело — на этот раз да.

Откатиться в сторону, уйти от пинка. Среагировать на свист. Увернуться. Не смотреть на торчащий из драпировки кинжал. И вновь отлететь к стене, когда бьет в грудь, оглушает волна магии.

— Я сказал, убирайся! — орет Миранис, осыпая Рэми ударами.

Отзываются болью ребра. Но боль уже не глушит — отрезвляет, и на помощь телу приходит разум. Встать. Забыть, что это принц. Ответить ударом на удар и… напасть…

***

— Уймись! — приказ принца подействовал мгновенно.

Тяжело дыша, Рэми замер, едва не скатился в волны беспамятства. Стены комнаты, только что плывшие перед глазами, вдруг остановились, воздух перестал быть невыносимо густым. Ударил по глазам утренний свет, и Рэми моргнул, смахнул с ресниц набежавшую слезу.

В кабинете царил разгром: на синем бархате темнели капли крови (слава богам, его, Рэми), были разбросаны по полу книги, разбито зеркало, а Рэми посреди этого разгрома, сидел верхом на Миранисе, лишив наследника даже шанса двинуться.

Полыхали жаром татуировки на запястьях, надрывно ныл лоб, и в лежащем рядом с шеей Мираниса осколке зеркала Рэми увидел отражение своего лица: залитого с левой стороны кровью, бледного, усыпанного капельками пота, с затухающей на лбу руной телохранителя…

«Хоть глаза больше синим не пылают и то хорошо. А что принц двинуться не может, так оно, наверное, и к лучшему», — мелькнула мысль, мелькнула и пропала, сорвалась со щеки вместе с тяжелой каплей крови, стекла по шее Мираниса глянцево-красной дорожкой и впиталась в темный ковер.

Взгляд принца вновь вспыхнул синим, и в душе волной поднялась противная горечь. Миранис хочет ударить магией, опять?

Продолжать бороться?

Против кого?

Против Мираниса? Побратима? Друга, которому клялся в верности? Боги, что же это?