Крепче брони - Толстобров Павел Петрович - Страница 4

Дорого обошлась врагу «психическая». Но и ряды гвардейцев еще больше поредели. А битва продолжалась. Немцы еще дважды пытались смять гвардейцев. Но те стояли насмерть, и враг не прошел.

писал об этих схватках наш фронтовой поэт-однополчанин Григорий Ясинский.

Солнце скрылось за соседней высотой. Быстро надвигалась черная южная ночь. Но вряд ли кто во взводе и на этот раз подумал об отдыхе и сне. Каждый понимал: враг на достигнутом не остановится.

Когда полковая разведка обнаружила, что противник подтянул много танков, и эти сведения дошли до Кочеткова, он приказал подготовить связки гранат. Больше против танков во взводе ничего не было.

Командир взвода был уже ранен несколькими осколками — в перерывах между атаками немцы засыпали окопы гвардейцев минами и снарядами, — но держался, не показывая, как ему трудно.

В строю вместе с ним остались только шестнадцать человек. Многие, как и он, имели ранения. Осматривая позиции взвода, Кочетков проверял оружие, разговаривал с солдатами, стараясь поднять их настроение. Но гвардейцы и сами ли свое дело. Они по-хозяйски подправляли полуразрушенные окопы, углубляли их. Павел Бурдин выворотил два здоровенных камня и положил их на бруствер, оставив между ними щель для винтовки, чтобы стрелять.

— Пусть попробуют сунуться! — сказал он взводному.

Другие набивали автоматные диски, возились с гранатами. Каждый был готов снова встретиться с врагом.

Несмотря на тяжелый день, от окопа к окопу нет-нет да неслись острые шутки, даже слышался смех.

Вернувшись к своему окопу, Кочетков устроился поудобнее, чтобы меньше ныли раны. Задумался. Вот когда настал тот момент, к которому готовился всю короткую жизнь. Вспомнились родной Беднодемьянск с одноэтажными домиками и разноцветными палисадниками, мать, братья, школьные товарищи… Взрослые, бывало, снисходительно посмеивались над их бесконечными играми в «красных» и «белых», в которых Василий обычно верховодил, считали баловством, ребячеством. Он же, Василий, с завистью смотрел на каждого военного, и так хотелось самому стать таким же. А ведь для этого надо знать военное дело. Вот и выбирал себе роль красного командира, когда затевалась очередная игра… Наивно все это, конечно, но он готовил себя к защите Родины…

И книжки брал в школьной библиотеке больше о войне. «Чапаева» прочитал много раз, многие места знал наизусть. Бывало, вечером придут под окно товарищи и зовут:

— Васька, пойдем погуляем.

А он в ответ:

— Не могу, ребята, книжка очень интересная попалась.

И сидит, пока мать не скажет, что надо гасить свет. «Солнышко» учился крутить на турнике для того же. Ведь военные кроме всего другого должны быть еще сильными и ловкими.

Давно мечтал о летном училище. Отказом в приеме был сильно огорчен и долго его переживал. А отказали потому, что ему не хватало десятого класса… Но когда приняли в воздушно-десантное училище, успокоился. Тем более, что и форму выдали летную. И пусть после училища не удалось побывать в тылу врага, к чему готовился. Ребята во взводе тоже столько времени ждали и готовились к этому, а не попали. Значит, здесь, под Сталинградом, они нужны больше. А быть там, где ты всего нужнее Родине, — разве не к этому он, Кочетков, и стремился!

Выдержать бы только. Ночью гитлеровцы вряд ли полезут. Ночью они воевать не любят. Об этом Василий много читал в газетах. Он усматривал в этом что-то барское, пренебрежительное в отношении к противнику. Дескать, мы — высшая раса, и для того, чтобы победить, нам достаточно дня… А ночь для отдыха… Вон строчат из пулеметов трассирующими и пускают из-за горы осветительные ракеты. Это, конечно, дежурные. А остальные, наверное, дрыхнут… Что ж, можно и вообразить о себе черт-те что. Всю Европу прошли, до Москвы добрались! Правда, под Москвой им поддали под зад, хотя они и пытаются объяснить свое поражение «русским морозом»…

В стойкости своих ребят Кочетков вполне убедился. Смелые, решительные, они готовы сделать все, только бы выполнить свой долг перед Родиной. Погибнут, но не отступят ни на шаг. Знают, что дальше пускать врага нельзя…

Опять вспомнилась мать. Какая-то она у него особенная. Впрочем, все матери такие. Ведь так трудно жилось, а она управлялась со всеми. И никогда не унывала, не жаловалась. Увидит у него в руках книжку, сама сделает что-то, а его от чтения не оторвет. Он, конечно, замечал это и не хотел быть неблагодарным. Как старший из братьев, старался помогать ей по дому, следил за младшими. Мечтал о том, чтобы стать ей настоящим помощником. Но вот война…

Когда уезжал в училище, она обняла и сказала:

— Знаешь, Вася, всякое может случиться… Только ты уж будь таким, чтобы я и твои младшие братики могли гордиться тобой!..

Василий, расстроенный таким напутствием, ответил:

— Не беспокойся, мама, тебе никогда не будет стыдно за меня.

Вот и настало время выполнить это обещание. И он его выполнит. Нет, не стыдно ей будет за своего старшего…

Рассвет подкрался незаметно.

Еще не успело выглянуть из-за Дона солнце, как с левого фланга послышался густой гул моторов. Вскоре показались и вражеские танки.

— Один, два, три… — считал Кочетков по мере того, как они выползали из-за гребня высоты. — Восемь, десять… Эх, огоньку бы! — подумал он об артиллеристах. — Еще два! Двенадцать танков против шестнадцати гвардейцев. Не многовато ли?..

Собрав всю свою волю, обессиленный потерей крови и бессонными ночами, Кочетков приподнялся над окопом.

— Товарищи гвардейцы! — крикнул он во весь голос. — Вспомните, как панфиловцы защищали Москву! Нам тоже отступать некуда. За нами Сталинград! А впереди — победа!..

Над головами пронесся вражеский снаряд. Потом еще и еще. Стали взрываться около окопов.

Танки приближались. Кочетков выжидал.

— Гранаты к бою! По фашистским танкам — огонь!

Гвардейцы разом подались вперед. Во вражеские машины, оказавшиеся ближе к окопам, полетели связки гранат.

Завязалась неравная схватка.

Танки наседали, ведя огонь на ходу. Но вот в привычном гуле моторов и грохоте снарядных разрывов послышались особенные взрывы — две машины закружились на подорванных гусеницах. Это удачно бросили связки гранат красноармейцы Иван Федосимов и Алексей Двоеглазов.

— Ура-а-а! — раздался чей-то хриплый голос.

Рядом разорвался снаряд. Кочетков упал на бруствер. Павел Бурдин еще видел, как к младшему лейтенанту, не обращая внимания на огонь врага, подбежали бойцы и уложили его на дно окопа. Но тут он и сам был тяжело ранен и потерял сознание.

Кочетков не своим голосом сказал помогавшим ему бойцам:

— Бейтесь до последнего. Отступать нельзя… Сталинград… — и замолк.

Падают и поднимаются бойцы. Раненые не обращают внимания на свои раны. Потому что танки неумолимо надвигаются на их окопы.

Наступал самый решительный момент. Хватит ли гранат? Выдержат ли нервы? Не струсит ли кто?..

Один из танков двинулся на окоп ефрейтора Николая Докучаева. Бронированное чудовище готово смять и окоп и бойцов. Ефрейтор какое-то время смотрит на него, отложив в сторону автомат. Потом одним махом выпрыгивает из укрытия и кидает гранаты прямо под танк. Взрыв. Герой погиб. Но еще один танк задымил. Подвиг Докучаева воодушевил остальных бойцов. Они выскакивали из окопов и забрасывали вражеские машины связками гранат. Красноармейцу Николаю Федотовскому удалось подорвать четвертый танк.