Крепче брони - Толстобров Павел Петрович - Страница 1

П. Толстобров

В МАЛОЙ ИЗЛУЧИНЕ

7 августа 1942 года начальник политотдела нашей дивизии, созданной на базе воздушно-десантного корпуса, батальонный комиссар И. В. Козлов направил в политуправление Московского военного округа донесение:

«Формирование 40-й гвардейской стрелковой дивизии закончено. Дивизия личным составом укомплектована полностью. 6 августа приступили к погрузке в эшелоны…»

На четвертый день пути, в полдень наш эшелон остановился на маленькой степной станции Нижние Липки. Спешно выгружаемся. Один эшелон нашего полка, прибывший сюда чуть раньше, попал под бомбежку, были убитые и раненые. Обидно — не побывав в бою…

Вечером 13 августа — совещание командиров и политработников частей, Командир 111-го гвардейского стрелкового полка Н, Н. Семашко познакомил меня со своим новым комиссаром В. М. Ковтуном. 111-й полк, родившийся из 11-й воздушно-десантной бригады, для меня по-прежнему наиболее близок.

Батальонный комиссар Ковтун показался несколько суховатым человеком. К тому же мы встречались первый раз. (Позднее это мнение изменится у меня в лучшую сторону).

Среди собравшихся я увидел комиссара и командира 116-го гвардейского полка В. П. Романова и М. А. Ушакова, комиссара и командира 118-го полка Г. А. Золотых и И. И. Блажевича, еще кое-кого, с кем приходилось встречаться в штабе и политотделе корпуса. Но большинство командиров и политработников были мне незнакомы.

Совещание вел комдив генерал-майор A. И. Пастревич. Высокий, угрюмый, бывший командир корпуса казался нелюдимым. Только после я узнал, что это очень простой и душевный человек. Александр Иванович сообщил о боевом распоряжении штаба 1-й гвардейской армии. Нашей дивизии приказано выйти на рубеж, занять оборону, остановить врага… Затем он отдал боевой приказ подразделениям дивизии: к утру 15 августа сосредоточить их на правом берегу Дона в районах хуторов Дубовой, Хохлачев, Камышинка.

После Пастревича поднялся комиссар B. Д. Юматов. Этого человека в бывшем десантном корпусе уважали все командиры и бойцы. А у меня к нему было какое-то особое доверие. Что-то скажет он?

— Вы только что выслушали боевой приказ по дивизии, — четко произнося каждое слово, начал Василий Дмитриевич. — Здесь, под Сталинградом, решается судьба Родины. Приказ наркома обороны «Ни шагу назад!» известен всем… Но мы, командиры и политработники, должны думать не только о том, чтобы не отступать. Здесь, под Сталинградом, мы должны остановить гитлеровские полчища, разгромить их и отсюда, от волжской твердыни, повести своих бойцов вперед. Этого от нас ждут Родина, партия, весь советский народ, и их волю мы обязаны выполнить с честью!..

Потухли последние лучи солнца. На землю пала южная ночь. Лежу около машины, смотрю на звезды, вслушиваюсь в шум, что доносится из-за Дона. Вдруг настоящий переполох: пулеметные и автоматные очереди перемешались со взрывами снарядов, слились в общий грохот. Передовая живет, там жарко и сейчас.

Что же там? Атака? Контратака? Почему так неистово бьет артиллерия?

Не спится. День был длинный, довольно суматошный. Вроде бы устал. А сна нет. Перед глазами переправа под Сиротинской, отходящие части, обозы. Сутолока на берегу.

Скоро уже месяц, как идет жесточайшая битва за Сталинград. Напор немцев не ослабевает. Впрочем, это и понятно: чем ближе цель, тем больше прилагается усилий для ее достижения. А Сталинград для немцев сейчас — решающая ставка. Захватить его, значит выйти на Волгу, отрезать от центра страны весь юг, кавказскую нефть. Потом легче овладеть и всем Кавказом. От Сталинграда можно повернуть на север, в самый центр России, на Москву… И гитлеровские генералы, не считаясь ни с какими потерями, бросают в бой все новые и новые силы.

Отдать врагу Сталинград никак нельзя. Это понимают не только командиры и солдаты, что сражаются здесь, но и все советские люди. Неужели же нет никакой возможности остановить врага? Ведь под Москвой в декабре сорок первого положение было не менее критическим, а нашлись силы, чтобы заставить гитлеровских генералов заговорить о «русской зиме»… В конце концов должен сыграть свою роль и приказ «Ни шагу назад!».

…Лежал и думал обо всем этом. Разумеется, очень многое об истинном положении дел на участке нашей дивизии, а тем более на фронтах под Сталинградом было неизвестно. Это прояснится потом.

Станет известно, например, что как раз в тот день, утром, когда наши полки после длительного перехода только начали переправляться через Дон, противник предпринял мощное наступление из района южнее Клетской. Его танки ворвались на командный пункт 4-й танковой армии, штаб которой потерял управление войсками. Начался отход, который мы наблюдали под Сиротинской. А немцы с нарастающей скоростью продолжали продвигаться вперед.

Штаб нашей дивизии выскочил к хутору Камышинка и нарвался на немецкие танки. Пришлось повернуть назад. 119-й гвардейский стрелковый полк в районе Камышинки должен был занять рубеж обороны. Однако, еще не успев полностью переправиться через Дон, вынужден был своим 1-й батальоном отражать натиск сильного отряда мотопехоты и танков противника, прорвавшегося почти к Новогригорьевской. Надо было защитить переправу через Дон, которая через день станет для дивизии единственной.

Во второй половине дня так же с ходу пришлось вступить в бой и другим полкам: 116-му на высотах 171,9 и 141,9, а 111-му на склонах высоты 180,9, у хутора Дубового. Особенно ожесточенная схватка завязалась в районе хутора Шохин, расположенного между высотами и как бы запирающего вход в довольно обширную придонскую долину.

Отразив первый натиск врага, гвардейцы-десантники стали спешно зарываться в землю. Всю ночь долбили каменистый грунт.

«К утру 16 августа, когда 1-я гвардейская армия получила задачу удержать плацдарм в северной части малой излучины Дона, там находилась лишь 40-я гвардейская, а также крайне ослабленные, насчитывающие всего по 700–800 человек 321-я, 205-я и 343-я стрелковые дивизии. 38-я гвардейская стрелковая дивизия только что выдвинулась на участок Новогригорьевская — устье р. Иловля… Что касается 41-й, то она была еще на марше»[1].

И пошло. Атака за атакой. По всему тридцатикилометровому фронту обороны дивизии. Натиск вражеской пехоты усиливался ударами танков, артиллерии, авиации, которая хозяйничала над полем боя.

Нелегкими были эти бои. Наспех мы вырыли окопчики, которые не было времени даже соединить. Люди гибли, отражая танки и пехоту врага, но держались. Даже переходили в контратаки. Ожесточенные, кровопролитные схватки не прекращались ни днем, ни ночью.

Натиск противника в северной части малой излучины Дона захлебнулся. Однако южнее Сиротинской, где Дон круто поворачивает на восток и подходит почти вплотную к линии железной дороги Борисоглебск — Сталинград, ему удалось-таки прорваться вперед, к Трехостровской.

Наш плацдарм на правом берегу Дона, севернее станицы Сиротинской, стал для немцев бельмом на глазу. Наступая южнее, они невольно озирались на него в боязни, что советские войска могут в любое время ударить в их фланги и тылы.