Сколько ты стоишь? (сборник) (СИ) - Сакрытина Мария - Страница 21

— О чём ты, человек?

Стивен, наконец, закончив её разглядывать, подался вперёд.

— Мне сказали, что с меня сняли все заклинания. Я верю, что так оно и есть. Но объясни мне, ведьма, почему я вижу тебя в каждой женщине, почему, чёрт возьми, ты мне снишься каждую ночь, почему я думаю о тебе каждую свободную минуту?

Мэйри с искренним изумлением подняла брови и тихо рассмеялась.

— Даже не знаю, человек. Одно объяснение у меня есть, но ты его наверняка уже рассматривал.

И испуганно дёрнулась, когда Стивен схватил её за шею.

— Я жду-не дождусь, когда же ты сдохнешь, я постоянно представляю это, я постоянно… Тебе мало было играть со мной, ты ещё наложила на меня какое-то заклятье, которое даже священники снять не могут? Расколдуй меня! Сейчас же!

Мэйри хрипела, силясь вдохнуть, но смотрела в глаза Стивена — больше нет солнца, его убили, сожгли. Она ли? Страшно.

Отшвырнув волшебницу, Стивен поднялся и, глядя на свои руки, тихо пробормотал:

— Я надеялся, мне станет легче.

Мэйри хрипло дышала, скорчившись на склизком полу.

— Но мне точно станет легче, когда ты умрёшь.

Мэйри подняла голову и засмеялась ему в лицо. Стивен отшатнулся. Отступил к двери.

Даже оставшись одна, Мэйри всё никак не могла остановиться.

Вот оно, значит, как. Ведьма и человек! Действительно, что может быть глупее.

Мэйри плохо запомнила день казни. Приторно-сладко, до тошноты, пахло палёной плотью. Выдохшаяся толпа уже не швыряла камни и не орала — только утомлённо гудела. Волшебницу вытолкали на помост, привязали к столбу.

Мэйри подняла голову, облизала пересохшие губы, нашла на балкончике князя, поймала взгляд стоящего рядом Стивена. И улыбнулась.

Она улыбалась всё время идиотской речи фанатиков и идиотской речи князя, и даже когда костёр запалили — всё это было совершенно неважно, глупо и неуместно.

Не переставая улыбаться и не отводя взгляда, Мэйри из последних сил потянулась к сознанию княжича. Её тут же скрутило от боли, но это ничего. К боли Мэйри за последние дни привыкла.

«Я не заколдовывала тебя. Я хотела помочь. Я хотела, чтобы ты улыбался, как прежде. В твоей улыбке было солнце. Теперь нет. Ты доволен? Я ничего тебе не сделала. Смотри, чёрт возьми, на меня, человек. Легче тебе теперь точно не станет. Ты сам знаешь, — огонь добрался до ног, Мэйри закашлялась от едкого дыма. — За что ты так со мной?».

Сквозь дрожащий воздух она видела, как Стивен дёрнулся вперёд, к перильцам балкона, как его поймал и что-то зашептал на ухо князь, как изменился взгляд юноши…

А потом земля и небо поменялись местами пару раз, и в норму пришли уже в знакомом Мэйри кабинете брата.

— Дьявол, сестра, ты ещё и на плаху угодить умудрилась!

Мэйри глянула на тающий контур портала и, разрываясь от кашля, потеряла сознание.

— Госпожа желает, чтобы подали десерт?

Мэйри покачала головой.

— Принесите лучше ещё вина.

— Да, госпожа.

Мысли вязко застревали комками, Мэйри к этому уже привыкла. В конце концов, полгода она в столице, и да, сначала было плохо. Сначала она не вставала с постели, потом брат решил, что это странно, и потащил её к фэйри и троллям, после — на прогулку с гоблинами. Плюс десять ночей с инкубом. Мэйри пыталась убедить себя, что ничего не было, но занозу из сердца вытащить не удалось ни инкубу, ни фэйри, ни даже столичной круговерти.

Мэйри по-прежнему не лезла в политику. Вроде бы Озёрный край собирался отделиться. Вроде бы, дальше него фанатики не прошли. Да окажись они сейчас рядом, Мэйри было бы плевать. Умирать страшно, смотреть в пылающие ненавистью глаза оказалось страшнее.

Она совершила глупость, она должна поплатиться. Нельзя было привязываться к человеку. Поэтому сейчас Мэйри уже полгода общалась разве что со служанками. Брат возмущался, кричал пару раз, вытаскивал её на балы, но потом всё-таки оставил в покое.

Если бы ещё солнечные глаза перестали сниться…

Мэйри извелась, очень, очень устала и не знала, что делать.

Постоянно болела голова…

— Что-нибудь ещё, госпожа?

— Благодарю, нет, — выдохнула Мэйри, выпивая уже третий бокал вина. Надо бы остановиться.

Кому надо?

Где-то на краю сознания играла медленная музыка.

— Госпожа. Могу ли я попросить вас быть моей леди для этого танца?

Мэйри закрыла глаза. Голос звучал глухо и тоже словно издалека. Из другой жизни.

— Вашей леди? Опомнитесь, человек. Волшебницы не танцуют с людьми.

Пауза.

— Я не думал, что моё предложение вас оскорбит, госпожа. Прошу прощения.

Мэйри схватила его за руку до того, как он успел уйти. Медленно встала, не вполне веря, что всё это ей не снится.

Нет, точно не снится. Раньше он так на неё не смотрел. Раньше боли в его глазах не было. Откуда?..

Откуда он здесь?

Его рука медленно коснулась её плеча — словно бы поправить сбившийся шарфик.

Дыхание перехватило. Мэйри потянулась к его губам, как к глотку воздуха — одновременно с ним. И вцепилась в него так же крепко, как он прижимал её к себе.

— Я…

— …без тебя…

— …не могу.

Они смотрели друг на друга и только друг на друга, не обращая внимания, что творится рядом, не осознавая, что все посетители ресторана для Высокого общества глядят на них. Волшебница и человек! Просто не могут быть вместе, никак, никогда, невозможно.

— Отец будет против, — тихо выдохнул Стивен, и одновременно с ним Мэйри шепнула:

— Брат будет против.

— Плевать…

Мэйри промолчала, глядя на него, понимая, что, чёрт возьми, ей тоже плевать, но никуда она его не отпустит. Никуда, никогда и ни за что. И пусть маги, люди и кто там ещё сколько угодно воюют между собой. В конце концов, она никогда не лезла в политику.

— Так волшебница потанцует со мной? — шепнули ей на ухо.

— С княжичем свободного Озёрного края? — отозвалась Мэйри. — Ну, если только один танец.

И покорно пошла за ним, провожаемая недоумёнными, изумлёнными, непонимающими взглядами.

Ей был важен только один взгляд — зелёно-солнечных глаз. И он просил прощения.

«Я тебе верю», — попыталась она сказать тоже взглядом, когда они встали друг напротив друга. Его руки легли ей на талию.

«Я тебе тоже».

Виктории дарят дорогого раба, красивую игрушку для постели. То, что нужно женщине, пережившей изнасилование. Виктория не может даже смотреть на «подарок» — ведь он олицетворяет её страх перед насильниками. Только теперь Виктория — госпожа, и что спасёт раба от её ярости?

От автора: рассказ достаточно тяжёлый — в первой части есть сцены насилия; во второй части имеется парочка постельных сцен — очень схематично прописанных. Я предупредила.

В тексте есть строки из «Лесного царя» Гёте перевода В. Жуковского.

Он был южанином — первое, что бросилось в глаза. Оливковая кожа и раскосые глаза сомнений не оставляли. И ещё такие тонкие, точёные черты могли быть только у южан. Наши лица грубее. Тёмные, густые, наверняка накрашенные брови. Прямой нос, подведённые сурьмой глаза почему-то серого цвета. И волосы — светлые, настоящая редкость для южан.

Но самым замечательным была его улыбка. Чарующая, да. Это действительно очень красиво — когда полные, почти по-женски, губы так улыбаются. Соблазнительно — да. Зовуще — да. С обещанием — тоже да. И насквозь фальшиво.

Эта нервная, дрожащая улыбка, не сходила с его губ, как приклеенная, всё время, пока новый ученик королевского мага — Вильям, кажется — зачитывал мне послание Его Величества.

Король рассыпался в любезностях, комплиментах и похвалах милой и героической мне, а в знак своего признания за проявление исключительного патриотизма и спасение родины посылал это. Раба. Игрушку для удовольствий. Постельных утех. Наложника, как таких называют на юге, где процветает традиция гаремов. Дорогого наложника, исключительного — прямо как мой патриотизм. И не потому, что мальчик красив, как их южная ночь, и наверняка так же жарок. И даже не потому, что совершенно точно обучался в лучшей школе удовольствий где-нибудь в Ахнажаидзе. И даже не потому, что молод — шестнадцать лет, самый возраст для таких, как он. Хотя их, кажется, начинают использовать с одиннадцати. Молод, но уж точно не невинен. Естественно, ведь его главным достоинством было редкое и очень сложное проклятье волшебной, неземной сексуальной притягательности. Иными словами, у любого при виде этого мальчика, фигурально выражаясь, слюнки потекут и кое-что встанет.