Минеральные клоны (СИ) - Прядильщик Артур Иванович - Страница 1

Самое важное в экстремальной ситуации – это…

Вот тут хотел сдуру ляпнуть что-нибудь умное про то, что, дескать, «лучше в нее не попадать». Не-не-не. Нахер. За тупые советы, бывает, прилетает. Советовать такое тому, кто – уже… чревато, знаете ли. И может быть больно. А мне и так…

Ну, тогда рассмотрим второй по важности совет.

При влипании, попадании, попадосе, втухании, залете – нужно сразу для себя уяснить «Оп-па! Здравствуй, жопа! Ну, то есть – экстремальная ситуация! Пора начинать думать головой! Включать так называемые мозги!»

Думать мозгом вообще полезно.

При любом пиздеце что-то можно предпринять. Нет, серьезно! Придумать ситуацию, когда ВООБЩЕ нихера сделать нельзя – это надо нехило напрячь фантазию до самых ее извращенных глубин. Что-то сделать, что-то сказать или, напротив, затаиться, сжаться, промолчать, застыть и не отсвечивать.

К тому же, с этим экстримом та еще засада – строго говоря, если он есть, то в него невозможно не угодить. Другими словами, экстрим с твоим участием – это, прости, экстрим с твоим, братан, участием! И это скорее для поклонников квантовой физики, в которой процесс может существовать только в совокупности с наблюдателем. И, что характерно, это самое «совокупление» понравиться может далеко не всем… участникам. Наши соболезнования!

Так что, остановиться можно на том, что мозги нужно срочно переключить. При условии, что в экстремальную ситуацию нельзя не попасть – ведь если ты в нее не попал, то это не экстремальная ситуация, а лишь выпуск прикольных горячих новостей, над которым очень увлекательно ржать со стороны.

Под черепушкой сейчас – тупая боль. И мыслитель из меня сейчас никакой. Так что «родить» что-то более умное и логичное просто не получается. Вот и получается такой вот бред, как выше.

И боль только усилилась, когда я попытался вспомнить, что за хрень такая – «квантовая физика» и почему «поклонник квантовой физики» однозначно должен ассоциироваться с «задротом».

А-а-а, сука, вот сейчас совсем немилосердно затылок пробомбило! «Задрот»-то тебе чем не понравился?!

Экстремальная ситуация. Собственно, уже влетел. Непонятно как, непонятно во что, но жопой чую, текущая ситуация – экстремальней некуда.

Кстати, о вышеупомянутом индикаторе экстрима. Этим самым «индикатором» я сейчас валяюсь на чем-то холодном. На чем-то твердом лежу этой самой жопой. Ну, то есть тупо в жопе лежу на жопе… То есть лажа в голове уже рифмованная! Замечательно, бл…!

Полумрак. И тишина. Глаза открыты. Но серый потолок в слабом ровном свете электрической, судя по всему, лампы (сама она стоит где-то слева от меня) пониманию ситуации не способствует. Ибо, как и положено в экстремальной ситуации, ранееупомянутый и вышерасположенный потолок – незнакомый.

Мысль о дифференциации потолков, о проблемах с их распознаванием и о связи именно незнакомых потолков с экстремальными ситуациями снова вызывает приступ мигрени. В этот раз боль не тупая в затылке, а колкая – в висок. «Незнакомый потолок», и – тюк! Даже зарычал от неожиданности. Правда, получился какой-то неубедительный жалобный всхлип.

Голос я подал зря, потому что меня тут же затеребили. За рукав. Правый.

– Тим! Тим! Тимка, бля!

Такое впечатление, что нежный девичий голосок, долбящий через уши в многострадальную голову, с трудом удерживается от напрашивающегося увлекательного генеалогического экскурса в личную жизнь моих матушек, батюшек и прочих родственников. И, сдается мне, дело не в хорошем воспитании. Что-то глубоко внутри подсказывает – родственники у нас общие!

Вот эта мысль пришла в голову без болезненных последствий.

Лампа, стоящая слева, очень хорошо освещает потенциальную родственницу, сидящую на полу справа. А я, получается, тоже на полу валяюсь. Посередочке.

Девочка лет двенадцати. Поскольку ей только двенадцать, поостережемся давать оценки типа «красивая» или там «симпатичная». Миленькая. Просто миленькая.

Кожа светлая, волосики черные в две косички по бокам, глазки черненькие, платьице… когда-то было беленьким. Кажется, имеющая место быть экстремальная ситуация нас неплохо так потрепала – ее пылью припорошило, а меня вот чем-то более серьезным приголубило. Да так, что башка до сих пор чугунная. С острыми шипами. Как головка моргенштерна. Или кистеня. Только шипы – внутрь. Уй, сука, больно-то как!

И получается, что эта родственница…

– Сабрина? – Имя вылетело раньше, чем я успел сжаться в ожидании новой вспышки боли.

… сестра? Видимо, да. И, определенно, младшая. И голова от нее не болит, что очень и очень хорошо.

– Встать можешь?

Какая-то странная сестра. Двенадцатилетние милашки не должны так спокойно и деловито об этом спрашивать. Побольше экспрессии и детских эмоций, Сабрина! Побольше! Тебе не идет профессиональное равнодушие патологоанатома со стажем!

– Понятия не имею… – Буркнул в ответ.

Сжимаем ручки, дергаем ножками, крутим головушкой… осторожно, очень-очень осторожно. Вроде, работает. И неплохо так работает, к слову. И почему-то одна часть меня относится к этой легкости и «исправности» нормально (дескать, «а как же иначе?»), а другая часть, которая доставляет голове столько неудобств, удивляется – она-то ожидала скрипа и хруста в затекших конечностях.

– Могу.

Легко, без помощи рук, принимаю сидячее положение, ухватываюсь за протянутую девичью ладошку и пушинкой взлетаю на ноги. Две вещи вызывают легкое недоумение пополам с легким уколом в макушку: во-первых, у меня очень неслабый пресс, и, во-вторых, судя по силе рывка, девчушка легко могла меня поднять даже без моей помощи. Одной ручкой-веточкой. Что, кстати, почти и сделала.

Осматриваемся. Находимся мы в коридоре. Достаточно широком для дефиле двух пар вполне габаритных мужиков. Серые стены, легкая запыленность, окон нет, дверей нет. Освещения тоже нет. И была бы кромешная темень, но фонарь, стоявший на полу, относительно небольшой участок коридора худо-бедно освещает.

– Что произошло, Сабрина?

Девочка медлит с ответом, с неопределенной моськой пытаясь увидеть что-то на моем лице. Хз, нашла или нет, но снисходит до ответа:

– Бомбардировка. Или ПКО пропустило к резиденции что-то вроде «четвертушки», или над городом подорвали «леденец». Но «леденец» – вряд ли: останутся без предприятий, без инфраструктуры, без специалистов.

«Четвертушка»? «Леденец»? Терминами, употребленными, вроде бы, не совсем к месту, я озадачиться не успел, так как ответ был мгновенно извлечен из «здоровой» части головы. Ну, той, что не болит, когда к ней обращаешься с запросами. Первое – «четвертушка» – любой боеприпас, эквивалентный четверти тонны в тротиловом эквиваленте. Второе – «леденец» – ядерный заряд малой мощности. А вот попытка оценить сам факт исключительно спокойных рассуждении о вещах, даже близко не относящихся к интересам двенадцатилетних милашек, уже ожидаемо вызвала головную боль. И, посему, было принято решение поразмыслить над этим в другой раз.

– Почему «четвертушка»? – спросил я безо всякого интереса.

На меня посмотрели недовольно и пояснили снисходительно:

– Если б жахнули чем-то потяжелее, мы бы с тобой не разговаривали – подземный ход обрушился бы нахрен. А если чем полегче, то тебя не приложило бы так о стену… – И с таким же уровнем «интереса», как я только что, поинтересовались. – Самочувствие?

– Голова болит. – Ответил абсолютно честно. – Не постоянно. Время от времени. И не помню ничего.

– Сотрясение. – Покивала головой младшая сестра. – И конградная амнезия. Как по учебнику. Так что, если не помните, «ваше высочество» (это она произнесла с непонятным выражением… то ли сарказм, то ли издевка… то ли еще что), то первой атакой «белые» задействовали ЭМИ, потом хакнули наши сервера, потом уже – наши «инкомы». И наступил лютый пиздец нашим аптечкам – теперь это бесполезные резервуары реактивов. Ты уж потерпи, ладно?