Шерлок Холмс в России
(Антология русской шерлокианы первой половины XX века. Том 1) - Шерман Александр - Страница 33

Введенский медленно подвигался вперед; все его внимание было обращено на ограду. Несколько раз он подходил к ней вплотную и внимательно рассматривал ветви дикого винограда, еще почти непокрытые листьями, а затем шел дальше, не переставая разговаривать с садовником.

— А вас, дядя, как зовут? Демьян? Хорошее имя. У меня был дядя Демьян. Хозяйственный был человек, просто на редкость. А за садом смотрел — страсть. Каждое деревце, каждый кустик, как свои пять пальцев, помнил. Садовнику у него туго приходилось. А покойный граф Дмитрий Иванович в садоводстве, помнится, также толк знал.

— Мало, — отозвался Демьян.

— А вы, дядя, давно здесь служите?

— Да скоро десятый год пойдет, — ответил садовник. — Покойный граф, царство ему небесное, ко мне доверие питал. Десятый год здесь живу, — Демьян махнул рукой в сторону своего флигеля, — первый раз на побывку домой отпросился; вчера вернулся, и вот…

Садовник замолчал.

В этот момент со стороны калитки послышался резкий стук. Демьян побежал отворять.

— Не нравится мне этот субъект, — сказал я Введенскому. — С виду животное, а претендует на глубокое чувство…

Сашка промолчал.

Через две минуты Демьян уже возвращался к нам, ведя нового посетителя. Когда он подошел ближе, мы узнали Воронина.

— Здравствуйте, — скороговоркою приветствовал нас Воронин, — я сейчас раз десять звонил с подъезда, и никто не отозвался. Пойдемте в комнаты через террасу.

Мы повиновались.

Со стороны сада дом улыбался так же, как и со стороны улицы. Все было ясно, определенно и буднично, успокоительно действуя на взволнованные нервы.

— Дверь открыта! — воскликнул Воронин.

— Встали, должно быть, — откликнулся садовник.

Мы прошли террасу и вошли в столовую. Дом казался мертвым, так все в нем было тихо.

Из столовой Воронин прошел в слабо освещенную прихожую, где была устроена постель городового. Подойдя к кровати, на которой виднелась длинная вытянутая фигура спящего стража, Воронин взял его за плечо и потряс:

— Вставай, вставай! Подушку у тебя можно украсть, и не заметишь.

Но городовой упорно не двигался.

Между тем, глаза уже привыкли к полусвету. Воронин нагнулся над спящим и вдруг вскрикнул:

— Да ведь он мертв, черт возьми!

Мы бросились к постели: сомнения быть не могло. Из-под одеяла виднелось красное пятно на рубашке. Убийца, очевидно, поразил свою жертву во время сна метким ударом в сердце, а затем закрыл рану одеялом.

— Внутреннее кровоизлияние, — сказал Введенский. — Удар нанесен сверху вниз тонким и длинным колющим оружием, должно быть, тем же, которым был убит граф.

— Это издевательство, — с бешенством воскликнул Воронин. — Этого я себе не прощу!

Я посмотрел на его лицо и поразился. Добродушное, слегка ироническое выражение его исчезло. Предо мной был иной человек, охваченный яростью, едва-едва сдерживающийся усилием воли; в нем клокотало неудержимое желание мстить за новое наглое преступление, за свое собственное оскорбленное самолюбие.

— Это надо было предвидеть! — произнес он. — Александр Петрович, вы мне поможете. Необходимо осмотреть весь дом. А вас я попрошу, — обратился он во мне, — занять, вместе с Демьяном, наблюдательный пост на террасе, — ведь у вас есть револьвер? В случае, если выйдет из своей комнаты граф, предупредите меня.

Воронин с Введенским тщательнейшим образом осмотрели комнаты главного корпуса здания; там их поиски остались совершенно безрезультатными. Но когда Воронин стал подыматься по лестнице, которая вела из прихожей в верхний этаж, его внимание было привлечено бумажкой, белевшей на одной из ступенек. Подняв ее и осторожно расправив, он разобрал отрывок фразы, очевидно, вырванной из какого-то письма:

«…je laisse Claire dans la famille de mon amie, et dans quelques jours…»[73].

Лестница вела в небольшой коридорчик, в который выходили три двери из трех расположенных во втором этаже особняка комнат. Две из них постоянно занимал молодой граф, лишь недавно, почему-то, переехавший вниз, а третья служила для приезжающих. В ней теперь жил, гостя у графа, маркиз де Варенн. В этот день маркиз ночевал внизу, вместе с Николаем Дмитриевичем.

Здесь поиски не увенчались успехом. Но когда Воронин уже сходил с лестницы, Введенский, вернувшись в среднюю комнату, бережно ссыпал на бумажку пепел с одной из пепельниц и, спрятав сверточек в карман, спустился в сад.

Затем они прошли через коридорчик в кухню и в людскую.

В кухне повара Терентия уже не было, — он ушел за провизией, а его жена Пелагея и казачок были поражены появлением Воронина и Сашки чуть ли не до столбняка и лишь молча наблюдали за каждым их жестом. Поиски и здесь не дали никакого результата.

— Надо еще обследовать сад, Сергей Лукич, — сказал Сашка, когда они возвратились на террасу.

— Непременно, — отозвался Воронин. — А вас я попрошу, — обратился он ко мне, — постучаться к Николаю Дмитриевичу и как-нибудь поосторожнее рассказать ему о всем происшедшем.

Пока я исполнял эту печальную обязанность, Воронин с Сашкой исследовали еще раз сад. В той его части, которой мы с Введенским не успели еще осмотреть, было сделано очень важное открытие. На дорожке, отделявшей газон, в центре которого находилась беседка, от другого, примыкавшего к ограде, виднелись следы. Кто-то, судя по величине и форме следов — мужчина, по-видимому, перешел через эту дорожку, направляясь от беседки к стене.

— Это вчерашний след. Как я его мог не заметить! — воскликнул Воронин. Сашка укоризненно закивал головой.

Воронин вынул из кармана лист бумаги, расправил его и, осторожно наложив на ясно обрисовавшийся на песке отпечаток ноги, вырезал его точную копию. В это время Введенский тщательно осматривал траву в том месте, где неизвестный сошел с нее на дорожку.

Трава не песок, и человеческая нога почти не оставляет на ней следов. Введенскому, а вслед за ним и Воронину не удалось определить путь, по которому прошел неизвестный. Только с обоих краев дорожки трава была как будто слегка примята.

После тщательного осмотра сада, Воронин направился вместе с Введенским в комнату Николая Дмитриевича. Они застали нас в тот момент, когда мне пришлось употреблять все свое красноречие, чтобы успокоить взволнованного графа.

— Это ужасно, — восклицал он с отчаянием. — Это я, только я виноват в смерти этого несчастного! Зачем только я вмешиваю ни в чем не повинных посторонних людей в свои дела? Одно пребывание в этом доме приносит несчастье.

Напрасны были все мои доводы, что предвидеть убийство было невозможно. Граф упорно стоял на своем, упрекая себя в совершившемся преступлении.

К счастью, ко мне на помощь пришел Воронин. Он вошел уверенно и спокойно, представляя своим видом полный контраст вытянутым лицам всех присутствовавших, не исключая и появившегося следом за ним Сашки.

— Успокойтесь, граф! — сказал он убежденным тоном. — Того, что свершилось, не поправить. Но я полагаю, что не позже, чем через три дня, мне удастся привести вам разгадку этого, столь таинственного на первый взгляд, происшествия.

— Я буду жить этой надеждой, — с невольным порывом облегчения воскликнул Николай Дмитриевич. — Заранее благодарю вас.

Воронин молча откланялся и ушел.

— Граф, у меня к вам очень большая просьба! — обратился я к Николаю Дмитриевичу, когда затихли шаги Воронина. — Только, пожалуйста, не припишите ее моей навязчивости.

— Что вам угодно? — спросил граф.

— Я знаю, что после всех этих передряг ваши нервы не могли еще успокоиться. Затем, о Ганнибале еще ни слуху, ни духу; графиня Нина Александровна все еще в беспамятстве; при таких обстоятельствах помощь надежного человека может вам пригодиться. И я прошу у вас, как одолжения, разрешения помочь вам в эту трудную минуту.

— Благодарю вас, — ответил граф. — Я был бы очень рад воспользоваться вашим предложением, но зачем вы хотите припутывать себя к тем скверным шуткам, которые сыграла и, я боюсь, сыграет судьба с нашей семьей?