Метка Зверя (СИ) - Доронина Слава - Страница 68

Я стоял на том самом месте, как много лет назад, когда ждал Сашу из магазина, но так больше и не дождался брата. Когда пришёл в себя после того удара и травмы и узнал, что мамы нет, хотел его просто обнять — единственного близкого и родного человека, что у меня остался. Маленький и одинокий мальчик внутри меня до сих пор об этом мечтал. Какая теперь разница, почему и зачем ему сказали, что я мертв. Я жив! И эта боль, разъедающая грудную клетку, прямое тому доказательство. Я сделал шаг к нему навстречу и обнял его. Крепко обнял, как и мечтал все эти годы, как мечтал маленький мальчик. Я столько раз представлял себе эту встречу и это объятие, что когда пришёл этот день, то внутри не осталось ничего, кроме дикого отчаяния и горького сожаления, смешанного с каплей облегчения. Он жив! Я его нашёл! Спустя столько лет…

Снег лез в глаза, под воротник, ложился на волосы и лицо, от белых пятен уже рябило перед глазами, но это все более не имело никакого значения, будто мир замер и остановился, отмеряя обратный отсчет времени и перенося меня на много лет назад…

Алекс, мой племенник, что-то лепетал на ломанном русском, тут же перескакивал на английский, а у меня все слилось в один звук — и в одну минуту, которую стала самой светлой и долгожданной за столько лет.

— Все нормально, Алекс, — мы стояли друг напротив друга и смотрели оба на встревоженного парня. — Помнишь, я рассказывал тебе о твоём дяде, в честь которого тебя и назвали? Он жив. Он жив и… стоит сейчас перед тобой… — говорил Игошин дрожащим голосом.

Саша попросил показать ему дом изнутри. Я ничего в нем не трогал и не менял, поддерживал в нем ту атмосферу и уют, в котором мы жили своей небольшой семьёй. Лишь слегка привёл в благопристойный вид и сделал небольшой косметический ремонт. Он ходил по комнатам, прикасался руками к нашим вещам, и я видел в его глазах боль и грусть. Алекс постоянно что-то спрашивал, получал короткие ответы от отца и тут же переключал свое внимание на другое. Я почти не прислушивался к их разговору, просто наблюдал за ними со стороны, все еще не веря в то, что нашел… снова обрел семью.

Спустя полчаса мы зашли в коттедж. Все втроем мы сильно замерзли, и я предложил чаю. Грея руки о теплые кружки мы смотрели с Сашей друг на друга, и я до конца все ещё не верил что это не сон, а самая настоящая реальность.

— Даже удивительно, что я сразу не подумал о том, что ты — это ты. После того благотворительного вечера, когда забрал Катю, я ведь попросил своих людей нарыть на тебя, кто такой и чем дышишь. Но я и предположить не смел…

— Ослепленный ревностью и чувствами к девушке? — хмыкнул он. — Кстати, как она? — поднял на меня заинтересованный взгляд.

— Беременна…

— Что? То есть тебя можно поздравить? — радость и искренность в его голосе и глазах была самая что ни на есть настоящая.

— Можно… — ненависти, как таковой, больше не осталось.

Ни к Кате, ни к Саше, ни к кому. Если только к себе. Но судьба и так меня накажет. В лице Кати. Если девушка меня никогда не простит, то, как по мне, лучшее возмездие. Неважно, что оба наломали дров. Я как мужчина возьму всю ответственность на себя, не перекладывая ничего на чужие плечи. Внутри поселились горечь и понимание, что я не властен над чувствами Кати. И если она решит сама, что для меня в ее жизни больше нет места, то я готов смириться с этим ее выбором. Лишь бы ей и ребёнку было хорошо.

— А что так грустно? — он поднял глаза и улыбнулся, что-то в его улыбке было от того самого Саши, которого я долго искал, но почти и не помнил. Но вот улыбку и горящие глаза, рассудительный и любящий взгляд… сердце снова сжалось и стало не по себе.

— Давай не будем? — я тяжело вздохнул.

— Так у вас размолвка из-за той нашей встречи? Ты неправильно все понял. Но, наверное, окажись я на твоем месте сложил бы все в совокупности и тоже принял это… как измену. Катя на стройке неудачно упала. Я опасался, что могла и не дойти до квартиры, стоял и ждал, когда она благополучно дойдет до квартиры. Да, я не отрицаю, что очень увлёкся девушкой. Но она влюблена в тебя. И говорила мне, что состоит в отношениях. Но порода… сам ведь понимаешь. Ни ты, ни я даже в детстве не мирились с отказами. Оба твердолобые и упертые. Ты, может быть, и не помнишь, а мать постоянно мне об этом говорила. Не было ничего между мной и Катей. Она поднялась наверх, а я вернулся в машину, а следующим утром улетел в Штаты. Вернулся три дня назад, а тут вон сколько новостей свалилось.

Не было у меня оснований не верить его словам. И пора уже было признать, что судьба жестко над нами всеми пошутила и развлеклась знатно. И если с Сашей мы все выяснили, то как теперь быть с Катей? Я ведь так жестко прошелся по ее чувствам, сжигал в тот день мосты, не просто кидая в него зажженными факелами, а снаряды бомб… Ладно. Время покажет. Хотелось надеяться, что теперь, когда я нашёл брата, полоса невезения закончилась. Как будто груз какой упал с моих плеч, и дышать легче стало.

Мы остались на ночь в Сосновке. Было решено провести время вместе и поговорить обо всех годах, что мы провели врозь. Пришлось дать Потапу себя обнаружить. Я включил отопление и направился к соседу за продуктами на вечер. Объяснять ничего не стал, и попросил не спрашивать меня, ни о чем. Придёт время, и я сам все расскажу, а пока меня, как магнитом, тянуло в дом, к брату, которого я столько лет искал и вот наконец нашёл… Уму непостижимо!

Алекс поужинал вместе с нами и поднялся наверх, мы же остались на первом этаже, я развёл огонь в камине, и мы просидели в гостиной под звуки потрескивающих поленьев черт знает сколько. Я хотел знать все о его жизни и рассказать о своей. Недопонимания и обиды были окончательно стерты, и теперь я видел перед глазами ясную и чёткую картинку. Какое-то нелепое стечение обстоятельств на долгие годы разлучило нас с близким человеком… и соединило снова вот при таких же нелепых случайностях, которые все окончательно расставили по местам не только в моей голове, но и жизни.

Всю ночь мне снились кошмары. Снилось, что я теряю ребёнка, и видела лицо того самого врача, который когда-то сообщил мне о выкидыше. Однажды пережив эту потерю и страх, он вполне мог стать маниакальным. Я очень сильно переживала, накануне прошла ряд обследований, сдала кучу анализов и ждала вердикта. Нет, я совсем не думала, что будет после, я просто мечтала услышать: «Все в порядке, малыш развивается в соответствии со сроком, готовьтесь на выписку». Я грезила вернуться домой, больничная атмосфера жутко напрягала и давила на меня. Все эти запахи, шум, чужие люди, нелепый распорядок дня… это все больше походило на какую-то тюрьму и психологическое давление.

После утреннего обхода я отсчитывала минуты, когда же мой лечащий врач придёт с окончательными словами. Об Алексее я запрещала себе даже думать. А его цветы — огромные букеты красивых бутонов каждый раз разного оттенка и вида, которые он присылал по утрам, просила выносить из моей палаты сразу же, чтобы ничего о мужчине не напоминало. Потому что мне и так хватало волнений. Все свои чувства и эмоции на его счёт и на счёт его последнего, в прямом и переносном смысле этого слова, посещения, я заблокировала и решила, что вернусь к ним только после того, как подтвердятся хорошие анализы.

Валерия Романовна, врач гинекологического отделения, куда меня перевели после того, как беременность подтвердилась, а возможные переломы — нет, очень трепетно отнеслась к моим страхам и переживаниям. Я знала свои отклонения в развитии внутренних женских органов после той аварии и сделала на этом акцент сразу же при первом осмотре.

Во второй половине дня врач все же дошёл до меня, а я со своими переживаниями дошла до точки кипения. Просто, если окажется, что я не смогу выносить этого ребёнка, то и никакого другого тоже быть не могло. Моя роль как женщины будет исчерпана, а… Об этом думать совсем не хотелось. И пусть такая вероятность была мизерная, но она все же оставалась.