РПЛ 3 (СИ) - Заболотская Мария - Страница 25

Мне было сложно судить, что на уме у Хорвека, однако мне показалось, что Глаас произнес то, что следовало: теперь демон смотрел на него без прежнего холодного презрения. Однако какое-то беспокойство все еще снедало моего спутника — и я легко разгадала, отчего мрачен его взгляд и кривятся губы. Что-то, витающее среди черных кипарисов, прячущееся в провалах окон, вопрошало у Хорвека, по какому праву смеет незваный гость именовать себя сыном Белой Ведьмы?.. Какая дерзость позволяет ему не отказываться от наследства колдуньи, будь то давнее горе, живущее здесь, среди руин, или же старый родовой слуга?.. Место это не узнавало Рекхе, сына ведьмы, в новом обличье, как он и говорил ранее — и гневалось, желая прогнать самозванца.

Сумрак среди старых кипарисов сгустился, крошечные капли воды собрались на хвое кипарисов — с моря пришел холодный туман. Мы стояли среди поросших мхом камней: Хорвек, надменный, горделивый, но с трудом выносящий тайную боль, которую причиняли ему развалины дома; я, встревоженная, неловкая, привычно прячущаяся за спиной демона; и Глаас, старый лис, угодивший в капкан, из которого не выбраться. Ему предстояло сознаться в чем-то, что долгие годы хранилось в тайне, и разбойник отчаянно желал этого избежать — но при этом обреченно знал, что пришло время правды.

-Говори, слуга моего рода, - произнес Хорвек, устало вздохнув. - Что привело тебя сюда?

-Одно лишь желание спасти мальчишку, которого считаю сыном, - тут же ответил Глаас. - Клянусь, что никогда у меня в мыслях не было оскорбить память Белой Ведьмы, госпожи моего рода, однако...

-Однако теперь, глядя мне в глаза, ты понимаешь, что все-таки самую малость оскорбил, - хмыкнул Хорвек. - И полагаешь, что я могу разгневаться. Не бойся, разбойник. Ты не настоящий слуга Белой Ведьмы, и не был им, несмотря на старые клятвы и обеты, а я — не такой уж достойный наследник, и камни эти, скорее, осквернены моим появлением, нежели твоим. Так что же ты искал?

-Я расскажу все без утайки, - с заметным усилием сказал Глаас. - Но перед тем я спрошу у тебя, господин мой покойник — что помнишь ты о ночи, когда король пришел в этот дом с огнем и мечом?

-Многое, - Хорвеку также понадобилось усилие над собой, чтобы произнести это короткое слово. - Страдания, боль, кровь... О чем именно ты бы хотел услышать, разбойник? Не все из этого годится для ушей маленькой Йель — она и так слишком плохо спит и слишком часто плачет.

-Видел ли ты, как рубили руки твоей матери на этом камне? - прямо спросил Глаас.

-Нет, - коротко ответил Хорвек, и я невольно испугалась за мастера Глааса: вопрос заставил глаза демона полыхнуть огнем. Заговаривать с ним о прошлом могло оказаться делом опасным — слишком ненавистны были эти воспоминания. Сына Белой Ведьмы не было в ту ночь рядом с камнем — возможно, в тот миг, когда брызнула кровь колдуньи, его, избитого и едва живого, волокли к распахнутому окну, проклиная и обещая скорую смерть. Или острия ограды уже пробили тело мальчика, заставляя того корчиться от боли... Нет, нет, я не хотела думать об этом, но страшные видения возникали словно сами по себе — сами руины желали рассказать непрошеной гостье, что происходило здесь много лет тому назад.

-Тогда я расскажу тебе, покойник, что увидел и услышал мой дед в ту ночь, - мастер Глаас избегал взгляда Хорвека, но продолжал говорить, словно отдавая тяжкий давний долг. - Ему довелось узнать тайну, за которую можно сложить голову даже сейчас...

Тут силы покинули его и он вновь опустился на колени, отчего речь его стала походить на исповедь. Хорвек неподвижно стоял над ним, словно каменное изваяние бога, который с равнодушием внимает мольбам своей паствы, но затем безжалостно карает за то, что в его глазах выглядит отступничеством.

-Нельзя было служить Белой Ведьме, не лишившись при том части разума, - так начал свой рассказ разбойник. - Мой дед, Элиас, попал к ней в услужение еще мальчишкой. Он встретил чародейку среди осенних полей, когда повсюду горели костры — и с первого же взгляда понял, что последует за ней, куда бы она ни шла. Разве не безумием это было? Но так началась его служба: он просто пошел за женщиной с белыми волосами, не спросив на то разрешения ни у отца, ни у матери, и долгие годы они считали, будто сын их мертв, убит зверем, подошедшим слишком близко к деревенским наделам или же попался в руки злодеев, которые похитили его для продажи в южных землях — Элиас был крепким и рослым, как все в нашем роду. Впрочем, узнай прадед с прабабкой правду — она бы их не утешила. В ту пору человеческого волшебства было куда больше, чем сейчас, и значительная его часть его состояла из злой воли жадных до власти и богатства людей. Простые честные люди старались держаться от колдовских дел как можно дальше. Белая Ведьма была существом несколько иной природы, нежели другие маги. Дед говорил, что она во многом не походила на обычных людей: в тени белая кожа приобретала зеленоватый оттенок, точно под водой, а белки огромных глаз были перламутровыми, как створка морской раковины. Сама она рассказывала, что пришла из земель, много лет тому назад скрывшихся в морских водах после страшной бури: кто знает, люди ли населяли их и в нашем ли мире то произошло?.. Она не была добрее прочих, но честолюбие ее простиралось куда далее, чем у обычных магов, мечтавших исподтишка влиять на королей. Правдой то было или нет, но Белая Ведьма утверждала, что в ее жилах течет кровь королей, род которых древнее любого королевского рода наших земель. И власти она желала истинно королевской. Правдив ли мой рассказ в этой части, господин мой покойник? - спросил он, подняв голову.

Хорвек едва заметно кивнул, но ненависть к прошлому все еще бушевала в нем, бессмысленно желая обрушиться на того, кто оживил воспоминания. Глаас не мог не видеть этого, однако превозмогал страх.

-Она знала, что погубит либо короля, либо себя — иного будущего в этих землях ей не дано, - продолжил он, полностью переменившись, словно его устами сейчас говорил покойный Элиас и даже выговор его изменился, смягчившись и став более певучим. - Честолюбие это было таково, что она рискнула даже жизнью своего сына, хоть и любила его так, как только может любить колдунья. В ночи, когда вокруг ее дома разгорелось пламя, Белая Ведьма не раскаялась и не проклинала судьбу. Но она не ждала, что король Виллейм окажется настолько жесток и бесчестен. Величайшей из чародеек не суждено было умереть быстро и с почестями, положенными наследнице старого рода. Ее, словно простолюдинку, тащили за волосы к этому камню, рвали одежду, насмехались над цветом ее крови — а кровь ее не была похожа на ту, что течет в жилах людей — темная прозрачная зелень, пахнущая морем и водорослями. Мой дед говорил, что никогда более не испытывал такого отчаяния, как при виде унижений, которым подверглась его госпожа. Он цеплялся за ее ноги, молил о пощаде, пока она хранила молчание, и терпение короля истощилось: у этого самого камня он ударил слугу ведьмы в висок рукоятью своего меча, да так, что кровь залила тому все лицо. Он упал замертво и его отпихнули ногой в сторону. Часть кожи вместе с волосами повисла лоскутом — я много раз видел те шрамы, когда дед расчесывал свои волосы — а они у него до самой смерти были густы и длинны, как у женщины. Крови было так много, что всем показалось, будто слуга мертв, но Элиас слышал все, что происходило далее, хоть и был не в силах пошевелиться.

-И что же произошло здесь такого, о чем не рассказывают в своих представлениях балаганы на ярмарках? - с недоброй усмешкой спросил Хорвек, который выслушал эту часть рассказа со столь непроницаемым видом, что было понятно даже мне: равнодушие это насквозь фальшиво. За каждую каплю крови, пролитой его матерью, он пролил бы кровавую реку, а ее унижения не простил бы, пусть даже о том попросила бы она сама с того света. То, что раньше он мог только вообразить, ожило перед его глазами.

-Я расскажу, а важной ли была тайна моего деда — решать тебе, господин мой покойник, - смиренно отозвался Глаас, но голос его при этом подрагивал. - Король Виллейм приказал, чтобы при свершении правосудия присутствовали только двое из его приближенных: брат его, Иберийн, и верный друг его величества, господин Луак, не отличавшийся знатностью, но служивший королевскому дому так истово, как может служить только преданный охотничий пес. И все, о чем говорилось здесь, у этого камня, знали только Белая Ведьма, Виллейм, названные мной благородные господа, да мой дед, лежавший в луже крови.