Дорога в рай - - Страница 8

• Предыдущая
• 8/183
• Следующая

В тени акации было прохладно; все вокруг нее после долгих дождей было покрыто буйной растительностью и радовало глаз, ведь на кенийском высокогорье растет по-настоящему зеленая трава. В это время года, после дождей, она сочная и зеленая, какой и должна быть трава. Далеко на севере возвышалась сама гора Кения, со снежной шапкой наверху; с ее вершины, где ледяные ветры подняли бурю, сдувая белую пыль, тянулась белая струйка. Где-то внизу, на склонах той же горы, обитали львы и слоны, и по ночам иногда можно было слышать, как лев рычит на луну.

Прошло несколько дней, и Джадсон вернулся к своей работе на ферме; молча, как бы механически, он собирал зерно, выкапывал сладкий картофель и доил черную корову, тогда как старик оставался в доме, прячась от жестокого африканского солнца. Только к концу дня, когда становилось прохладнее и поднимался резкий ветер, он, прихрамывая, выходил наружу и всякий раз шел к черной корове, чтобы провести с ней часок под акацией. Однажды, выйдя из дома, он застал возле коровы Джадсона. Тот как-то странно смотрел на нее, в присущей ему манере выставив вперед ногу и теребя мочку уха правой рукой.

– В чем дело? – медленно подойдя к нему, спросил старик.

– Корова без конца жует, – ответил Джадсон.

– Ну и пусть себе жует, – сказал старик. – Оставь ее в покое.

– Этот хруст, разве ты не слышишь его? – сказал Джадсон. – Такой стоит хруст, будто она жует гальку, только это совсем другое. Она жует траву, смачивает ее в слюне. Посмотри на нее – все жует и жует, а ведь это всего лишь трава и слюна. Этот хруст не дает мне покоя.

– Убирайся, – сказал старик. – Убирайся с глаз моих.

По утрам старик сидел и обыкновенно глядел в окно. Вот Джадсон выходит из хижины и идет доить корову. Он видел, как тот сонно передвигается по полю, при ходьбе разговаривая сам с собой, волочит ноги, оставляя на мокрой траве темный зеленый след. В руках у него старая канистра из-под керосина в четыре галлона, которую он приспособил для молока. Солнце поднималось над откосом, бросая длинные тени за Джадсоном, коровой и невысокой акацией. Старик видел, как Джадсон ставит канистру, тащит ящик из-за акации и усаживается на него, готовясь к дойке. Он видел, как тот опускается на колени, нащупывая коровье вымя. В этот раз и старик с того места, где сидел, увидел, что у коровы нет молока. Он видел, как Джадсон поднимается и быстро идет к хижине. Остановившись под окном, возле которого сидел старик, он поднял голову.

– У коровы нет молока, – сказал он.

Старик высунулся в открытое окно, опершись обеими руками о подоконник.

– Ты, паршивый ублюдок, ты украл его.

– Я его не брал, – сказал Джадсон. – Я спал.

– Ты украл его. – Старик еще дальше высунулся из окна; голосом он говорил тихим, при этом двигался лишь один уголок его рта.

– Кто-то украл его ночью, кто-нибудь из кикуйю[6], – сказал Джадсон. – А может, она заболела.

Старик подумал, что, может, это и правда.

– Ладно, посмотрим, – ответил он, – даст ли она молока вечером. А теперь проваливай.

К вечеру у коровы было полное вымя, и старик видел, как Джадсон вынул из-под нее две кварты хорошего густого молока.

На следующее утро корова была пуста. Вечером молока было много. На третье утро она снова была пуста.

На третью ночь старик решил проследить, в чем дело. Как только начало темнеть, он уселся перед открытым окном со старым ружьем двенадцатого калибра, положив его на колени. Он стал дожидаться вора, который доит его корову по ночам. Тьма была кромешная, и корову он не видел, но скоро над холмами поднялась луна в три четверти, и стало светло как днем. Было страшно холодно – как-никак, высота семь тысяч футов над уровнем моря. Старик дрожал и плотнее кутал плечи коричневым пледом. Корову он теперь хорошо видел, так же хорошо, как днем; небольшая акация бросала на траву глубокую тень, потому что луна находилась за ней.

Всю ночь старик сидел и следил за коровой и только один раз оторвал взгляд от нее, когда поднялся и, ковыляя, сходил еще за одним одеялом. Корова мирно стояла под деревцем, жуя свою жвачку и поглядывая на луну.

За час до рассвета вымя было полным. Старик видел это; он все время следил за ней, и хотя не видел того момента, когда оно начало разбухать, – невозможно ведь уследить за началом движения часовой стрелки, – однако он чувствовал, что оно все это время наполнялось молоком. До рассвета оставался один час. Луна висела низко, но светила по-прежнему. Он видел корову, деревце и зелень травы вокруг коровы. Неожиданно он вскинул голову. Он что-то услышал. Разумеется, что-то ему послышалось. Да-да, вот и опять послышался шелест травы под окном, у которого он сидел. Он быстро поднялся и, перегнувшись через подоконник, посмотрел вниз.

И тут он увидел ее. Большая черная змея, мамба, длиной восемь футов и толщиной в руку человека, ползла по сырой траве прямо к корове, и притом быстро. Ее небольшая грушевидной формы головка немного приподнималась над землей, а скольжение ее тела по мокрой траве производило отчетливый шипящий звук, точно газ выходил из горелки. Он поднял ружье, собираясь выстрелить, но тотчас снова его опустил, почему – он и сам не знал, и продолжал сидеть не двигаясь, глядя, как мамба приближается к корове, прислушиваясь к шороху, который она при этом производит, следя за тем, как она все ближе подползает к корове, и выжидая, когда же произойдет нападение.

Но она не нападала. Она подняла голову и с минуту покачивала ею из стороны в сторону; потом подняла переднюю часть своего черного тела прямо под выменем коровы, бережно взяла один из толстых сосков и начала пить.

Корова не шевелилась. Не было слышно ни звука; тело мамбы изящно изгибалось, поднимаясь от земли, и висело под коровьим выменем. Черная змея и черная корова были отчетливо видны при лунном свете.

С полчаса старик наблюдал за тем, как мамба берет у коровы молоко. Он видел, как мягко пульсирует черное тело, высасывая жидкость из вымени. Время от времени змея переходила от одного соска к другому, пока у коровы совсем не осталось молока. Тогда мамба осторожно опустилась на землю и поползла назад по траве в том же направлении, откуда появилась. И снова она производила тот же шипящий звук, и снова проползла под окном, возле которого сидел старик, и оставляла на мокрой траве темный след. Затем она исчезла за хижиной.

Луна медленно опустилась за Кенийским хребтом. Почти тотчас из-за откоса на востоке поднялось солнце, и Джадсон вышел из своей лачуги с четырехгаллонной канистрой из-под керосина в руке. Он сонно поплелся к корове, волоча ноги по густой росе. Старик смотрел на него и ждал. Джадсон наклонился и ощупал вымя, и едва он проделал это, как старик заговорил. Джадсон вздрогнул, услышав голос старика.

– Его опять нет, – сказал старик.

Джадсон ответил:

– Да, корова пуста.

– Думаю, – медленно произнес старик, – это проделки какого-нибудь мальчишки-кикуйю. Я задремал, а когда проснулся, он уже удрал. Выстрелить я не мог, потому что боялся попасть в корову. Но сегодня вечером я его дождусь. Уж сегодня-то он у меня не уйдет, – прибавил он.

Джадсон не отвечал. Он подхватил четырехгаллонную жестянку и побрел к своей лачуге.

В эту ночь старик опять сидел у окна и наблюдал за коровой. На этот раз он предвкушал какое-то удовольствие. Он знал, что снова увидит мамбу, но хотел в этом убедиться. И когда за час до восхода солнца большая черная змея проползла по траве к корове, старик перегнулся через подоконник и принялся внимательно следить за ее движением. Он видел, как она выждала какое-то мгновение под животом, медленно покачав головой с полдюжины раз, прежде чем оторвала свое тело от земли, чтобы взять первый сосок. Он видел, как она с полчаса пила молоко, пока его совсем не осталось, и видел, как змея опустила свое тело и мягко заскользила за хижину, откуда явилась. Наблюдая за всем этим, старик едва заметно улыбался краешком рта.

• Предыдущая
• 8/183
• Следующая