Граф Вальтеоф. В кругу ярлов - Даймоук Джульетта - Страница 3
- Предыдущая
- 3/75
- Следующая
Они вернулись в лагерь, пообедали на утесе, и королевский красный дракон развевался у них над головой. Голодный Вальтеоф с жадностью ел жареное мясо, запивая его элем и отламывая куски от свежей булки, яблочного пирога и сыра. Леофвайн забавлялся, глядя на него.
– Мне кажется, ты самый крепкий из нас, но я рад, что не обязан содержать тебя в лагере все лето, иначе трудно было бы прокормить остальных.
Вальтеоф усмехнулся:
– Возможно, мне не надо было ехать. Гарольд говорил, чтобы я ждал дома со своими людьми, готовый к походу на север или юг, если надо будет. Но кажется, урожай в этом году будет плохим, и я не смог удержаться и не посмотреть, как идут твои дела.
Он расправился с последним куском мяса и бросил кость Борсу. Собака с жадностью на нее накинулась и затем села у ног нового хозяина, уставившись на него желтыми глазами.
– Он уже принял тебя за хозяина, – заключил Леофвайн, – так что твой приезд не без прибыли. В любом случае я рад, что ты приехал, – он подлил эля. – Нет ничего хуже, чем безделье, а за последние три месяца мне делать нечего, разве, что стоять у моря и слушать крики чаек. Гурт один ездит туда-сюда по своему уделу и в Лондон и более доволен своей жизнью, чем я. Что до Гарольда, то он занял себя государственными делами, а вот я торчу здесь, охраняя свои земли, смотрю на это проклятое голубое море и жду, когда что-нибудь наполнит мои дни.
Вальтеоф прикрыл глаза рукой, защищаясь от яркого солнца. Оно отражалось в спокойных водах, ясных и пустых до горизонта, без единого признака корабля давно поджидаемой нормандской флотилии.
– Они придут?
Леофвайн рассмеялся, но в этот раз смех его был зловещим.
– О, они придут. Герцог Вильгельм строил корабли все лето не для того, чтобы они праздно стояли у причала.
– Но уже сентябрь, – заметил Вальтеоф. – Скоро придет зима, а никто не начинает кампанию зимой в незнакомых землях.
– Герцога это не волнует. Он будет сражаться там и тогда, когда захочет. – Леофвайн встал, потянулся и зевнул. – Если ты закончил набивать брюхо, пойдем, прогуляемся по утесу или я пойду спать.
Вальтеоф запихнул последний кусок хлеба в рот, стряхнул крошки и поднялся.
– Даже я наелся твоей прекрасной едой. – И идя по дороге, заросшей травой до самых меловых гор, он продолжал: – Почему Незаконнорожденный не может удовлетвориться своей землей? Гарольд говорит, что он сделал из своего герцогства прекрасное государство и управляет им справедливо.
– Он честолюбив, дитя мое, это достаточная причина. Я помню, как он однажды сказал…
– Ты с ним встречался? Я не знал этого.
– Это было более пятнадцати лет тому назад, когда он приезжал ко двору короля Эдуарда. Ему было 24 года, как и мне, но власть он имел не по годам.
– Он тебе понравился? – удивился Вальтеоф. Леофвайн на минуту задумался, смотря вдаль…
– Я уважал его, но чтобы он мне нравился… нет, нет. Но он мог каждого заставить себя слушать. Когда он входил в зал, не было человека, который мог бы его не заметить. И он говорил – я ясно помню это, – что они будут счастливы, только имея землю за морем. Они хорошо укрепили свои границы в Нормандии, не то что мы.
– Как ты думаешь, король Эдуард обещал ему корону? Леофвайн пожал плечами.
– Даже если так – это неразумно. Дело Витана – предлагать корону. И кстати было бы, если бы король Эдуард проводил меньше времени на коленях и больше времени с моей сестрой, чтобы у них был наследник… Даже если он бесплоден, он должен быть с ней, у моей бедной сестры было слишком мало радости от замужества. А у меня нет времени, чтобы доказывать святым отцам, что такое святость одного человека по сравнению с миром целой нации.
– Я думаю, он святой, – сказал Вальтеоф. Он вырос при дворе Эдуарда и научился любить молитвенного старика. Но даже он видел, несмотря на свою молодость, что набожность Эдуарада несет некоторый элемент эгоизма.
– Во всяком случае, – продолжал Леофвайн, – чего бы не желал Эдуард, Вильгельма здесь видеть никто не хочет. Мы желаем иметь королем англа, не так ли?
– Конечно, – тепло отозвался Вальтеоф. Старший брат Леофвайна, Гарольд, был коронованным королем Англии по смерти Эдуарда в январе, и Вальтеоф испытывал перед ним благоговение, любовь и что-то похожее на мальчишеское обожание, хотя не он, а Леофвайн был ему отцом, братом и другом последние одиннадцать лет.
После смерти Сиварда он вернулся в Кройланд с Оти и два года оставался в аббатстве. Монахи были добры, а уроки аббата доставляли ему радость. Оти брал его на охоту и на рыбалку на реку Вилланд, огибавшую аббатство, так, что в монастырь можно было пробраться только на плоту. Оти учил его, как подобает мужчине обращаться с оружием, и смастерил боевой топорик для практики, пока Вальтеоф не дорос до настоящего военного топора. Они проводил много времени вместе на болотах или на верховых прогулках.
Но все равно он был одинок. Большинство из его нортумберлендских кузенов жило далеко на севере. Считая его слишком юным, чтобы управлять довольно непокорным наследием, король Эдуард даровал его графство Тоста, еще одному брату Гарольда, а Вальтеофу достались только воспоминания о былой славе дома Сиварда, белая медвежья шкура, боевой топор, мантия его отца и, менее осязаемая, но реальная кровная вражда с домом Карла.
Король Эдуард доверил ему земли Хантингтона и Нортумбрии, и когда Годвин начал править страной, без сомнения, такой кусок, как Нортумбрия, должен был получить Тоста. Мальчику казалось, что он забыт и теперь может стать монахом. Его жизнь была ограждена стенами аббатства, затерянного в заброшенной, болотистой стране, необитаемой зимой, затопленной летом, и грозящей лихорадкой.
И вот в один прекрасный майский день Леофвайн сын Годвина въехал на двор аббатства, и жизнь мальчика совершенно изменилась. Он ловил рыбу вместе с Оти и, взобравшись на крутой берег, в поисках удачливого места, упал в реку, откуда выкарабкался, смеясь и что-то бормоча. Вернувшись в монастырь, они увидели, что аббат приветствует незнакомого красивого человека, одетого в шитую тунику, голубую струящуюся мантию и с драгоценными браслетами на руках. У него были смеющиеся голубые глаза, светло-каштановые волосы и не было бороды. Незнакомец увидел забрызганного мальчишку и громко расхохотался.
Думая об этом дне, Вальтеоф неожиданно спросил:
– Ты помнишь день, когда ты привез меня ко двору? Леофвайн удивился:
– Конечно. Ты упал в реку.
– И аббат рассердился, потому что ты увидел меня в таком виде.
– Я был доволен, – сказал граф искренне, – я боялся, что они обратят тебя в юного святошу, стремящегося к тонзуре.
– Я действительно думал об этом…
– Только не ты, – прервал Леофвайн. – Только не ты, сын Сиварда. Почему? Посмотри на себя! Неужели ты думаешь, что Бог дал тебе это тело и эти мускулы для того, чтобы ты спрятал их под одеждой монаха? И потом, тебе нет еще и двадцати, а ты уже настоящий боец, мой маленький кузен. Хотя я должен признать, что ты превышаешь меня теперь на несколько дюймов. Я продумал тогда, как это все должно быть, и сказал Торкеллю Скалласону, чтобы тебя у меня украли.
Вальтеоф промолчал, смотря вниз, на воду, скалы и песок.
– Ты говорил, что он пел мне песни и в первую ночь заразил меня мечтами, напевая о лесных друзьях и злых духах.
– Торкель лучший исполнитель, которого я когда-либо слыхал. Я думаю, ты оторвал его от моего сердца.
Вальтеоф взглянул на кузена, превосходящего его в возрасте и опыте.
– Мне кажется, ты не прав. Он знал моего отца… Леофвайн взял его за руку:
– Я поддразниваю тебя, но уверяю, что не ревную к его обществу. Во всяком случае, он один из самых независимых людей. Когда король Эдуард даровал тебе графство в прошлом году, я подумал, что Торкель тебе нужен в управлении, но он не обращал внимания на мои пожелания, пока они не сошлись с его собственными. Хотел бы я знать, что он делает теперь, когда пришли такие новости с Севера.
- Предыдущая
- 3/75
- Следующая
