О них не упоминалось в сводках - Морозов Дмитрий Витальевич - Страница 5

Разрывов вокруг становилось все больше. Стреляла не только вражеская артиллерия, но и танки, стоявшие на гребне высотки. Они били по опушке леса, где находились позиции двух батарей нашего противотанкового дивизиона, полковая батарея и подошедшая лесом рота 79-го отдельного разведывательного батальона. Там же окапывались отступившие подразделения стрелкового полка.

Навстречу танкам снова полетели бронебойные снаряды. Воздух гудел от выстрелов и разрывов. Над деревней Завинье поднялись к небу клубы дыма, взметнулись языки пламени. Немцы били по деревне зажигательными снарядами.

Четыре танка БТ-7 из разведывательного батальона устремились к вражеским машинам. Четыре — против десяти! На башнях наших танков были написаны мелом слова: «За Родину! Смерть гадам!»

Из леса на шоссе выскочил броневик. Фашисты не заметили его. Он подошел с фланга и почти в упор ударил по немецкому танку. Подбив его, броневик попятился назад, стреляя по другим машинам. Я постарался узнать, кто эти смельчаки. Ими оказались башенный стрелок Михалев и водитель Лященко.

Танковая рота, поддержанная огнем противотанковых пушек, подбила в этом неравном бою пять вражеских танков. А сама потеряла три машины из четырех.

Ко мне снова подбежал разведчик Семенихин.

— Товарищ старший лейтенант! Поехали, а то машину угонят, — сказал он.

Я пожал руку капитану Остащенко, пожелал ему удачи в бою.

— Доложи Семенову, что подбито тринадцать немецких танков, — сказал он. — Будем держаться до последней пушки, как и приказано.

Мы пошли к машине.

— Раненых из дома перенесли? — спросил я Семенихина.

— Там потолок обвалился, почти всех засыпало. Трое жить будут…

— А девушка цела?

— Андрианова? Не знаю, не видел.

Кузов грузовика был переполнен незнакомыми мне людьми. Здесь и артиллеристы, и пехотинцы. Тут же находились и разведчики штабной батареи. Сзади всех стояли Новожилов и Ефимов.

Какой-то красноармеец, перегнувшись через борт, кричал шоферу:

— Ты поедешь или нет? Долго ждать будем?

— Угости его прикладом, сразу тронется! — кричал другой, барабаня кулаком по кабине.

— Что за шум? — спросил я, но мой голос потонул в грохоте взрыва.

Горячая волна воздуха швырнула меня на землю. Первое, что я увидел, вскочив на ноги, было изуродованное лицо Михаила Новожилова. На месте подбородка зияла большая рана. Раздробленная челюсть висела на связках. Мы собрали несколько индивидуальных пакетов и, как смогли, наложили повязку. Белоснежная марля сразу же окрасилась в алый цвет.

Шофер Петр Медведко, худенький узкоплечий красноармеец, повел машину к лесу. Вскоре замелькали по обе стороны дороги белые березки да зеленые ели. Из леса появлялись бойцы. Мелкими группами, а то и в одиночку шагали они на восток.

Они были похожи на тех отступавших, которые встречались нам утром. Несколько часов назад все они, вместе взятые, составляли сильный, сплоченный коллектив. А теперь он распадался под вражескими ударами на разрозненные неуправляемые частицы. Нужно было собрать их, объединить.

Первый наш бой длился около двух часов. Противник потерял десятка два танков и до двух батальонов мотопехоты. Но и наша дивизия понесла весьма ощутимый урон. Перестали существовать как боевые единицы 3-й дивизион артполка, противотанковый дивизион, разведывательный батальон, артиллерийские подразделения 111-го стрелкового полка. Заметно поредели пехотные подразделения. Они лишились многих станковых пулеметов и минометов. В штабе полка никто точно не знал, сколько людей убито, ранено и сколько пропало без вести.

В 3-м дивизионе уцелела только одна гаубица. Остальные не удалось вывезти с огневых позиций. У некоторых были полностью перебиты орудийные расчеты, другие оказались после бомбежки без тягачей.

Командир противотанкового дивизиона капитан Остащенко возвратился после боя в дивизию с небольшой группой артиллеристов и с двумя орудиями. Остальные десять орудий остались на поле в виде груды металла.

Тягачи противотанковых пушек — бронированные, быстроходные тракторы «Комсомолец» — уцелели почти все. Остатки дивизиона вместе с этими тракторами, вооруженными пулеметами, составили потом своеобразный подвижной резерв штаба дивизии.

Командный пункт дивизии разместился в лесу километрах в трех к востоку от реки Щара. Я нашел его по оживленному движению машин, сворачивающих с шоссе на лесную просеку.

Отделения штаба расположились под зелеными кронами старых елей. Комендантский взвод успел уже поставить несколько палаток. Связисты тянули телефонные линии.

Младший лейтенант Александр Макаров познакомил меня с обстановкой. Макаров был помощником начальника штаба артиллерии дивизии по связи и одновременно командовал штабной батареей. Александр сообщил, что 228-й стрелковый полк нашей дивизии с двумя дивизионами 141-го артполка уже развернулся на берегу реки Щара. 107-й стрелковый и 84-й артиллерийский полки дерутся где-то в районе Слонима. Связи с ними нет.

— А что по радио передавали? — спросил я.

— Ну, сводку за двадцать второе июня ты знаешь. А вчера, двадцать третьего, немцы пытались развивать наступление, но успеха не имели, все их атаки отбиты. За два дня взято в плен пять тысяч фашистских солдат и офицеров. Так что, выходит, только у нас дела неважные, а в других местах немцу дают жару, — сказал Макаров. — На нашем направлении гитлеровцы продвинулись на двести километров от границы. Сейчас по карте измеряли. Здорово они прут. А наших войск что-то совсем не видно.

— Может быть, на старой границе ждут немцев, чтобы там дать решительный бой, — предположил я.

Саша Макаров предложил мне пообедать, но после нервного напряжения, пережитого во время первого боя, ни есть, ни спать не хотелось.

Полковник Семенов, выслушав мой доклад, приказал организовать противотанковую оборону на новом рубеже:

— Теперь вы видели, как действуют немецкие танки. Ставьте все орудия на прямую наводку. Гаубичные батареи тоже. С закрытых позиций я их снял, оставил только две. Надо успеть сделать все до подхода противника.

Взяв с собой разведчиков Семенихина и Пахомова, а также отделение связи, я выехал на машине вперед. Щара — спокойная лесная река, шириной до тридцати метров. На ее восточном берегу готовил оборонительный рубеж 228-й стрелковый полк.

Густая чаща молодого хвойного леса, отступила от реки метров на четыреста — пятьсот. На опушке заняли огневые позиции противотанковые батареи стрелкового полка. Здесь же рыла неглубокие окопы пехота.

На противоположном берегу широкий луг, а за ним невысокие холмы, поросшие лесом. Там виднелись кое-где развалины старых железобетонных сооружений.

— Сколько орудий на прямой наводке? — спросил я начальника артиллерии полка старшего лейтенанта В. Ф. Осиповича.

— Все двенадцать.

— Как с боеприпасами?

— Один боекомплект[1]. Снаряды выложены у орудий.

Мы выбрали себе наблюдательный пункт на краю леса, против моста через реку, поблизости от наблюдательного пункта командира 228-го полка подполковника Г. К. Чаганавы. К Щаре начали подходить батареи 122-миллиметровых гаубиц 1-го и 2-го дивизионов 141-го артполка, снятые с закрытых позиций.

Командир 1-го дивизиона капитан П. М. Бельдиев вместе с командирами батарей старшими лейтенантами Востряковым, Суманеевым и Нуцубидзе быстро выбрали огневые позиции на опушке леса; две батареи разместились справа от шоссе, одна — слева. Всего для ведения огня прямой наводкой было выставлено двадцать восемь орудий. Орудийные расчеты спешно готовились к стрельбе.

Проверить готовность обороны приехал сам полковник Семенов. Мы прошли с ним вдоль фронта. Батареи стояли поблизости одна от другой: мы сосредоточили всю артиллерию на отрезке около одного километра.

Я думал, что немецкие танки не смогут прорвать такой плотный боевой порядок. Создавать противотанковую оборону на более широком фронте мне казалось нецелесообразным, так как густой лес и заболоченная пойма реки на наших флангах были почти непроходимы для гусеничных машин.