Сонька Золотая Ручка
(Жизнь и приключения знаменитой авантюристки Софии Блювштейн. Роман-быль) - Рапгоф Ипполит Павлович "Граф Амори" - Страница 6

Она быстро оделась, наняла извозчика до Зоологического парка и устремилась в самую глубину, к глухим, малопосещаемым аллеям. Здесь она, усевшись на скамеечку, незаметным движением обронила бумажник, а потом грациозной поступью направилась к выходу.

Софья Владиславовна решила испариться из Берлина. Очень не хотелось ей так быстро оставлять этот город, но благоразумие взяло верх.

Деньги она уложила в особый мешочек, который носила на теле.

Через полчаса Софья Владиславовна уже сидела в роскошном купе первого класса поезда «Берлин-Париж».

Прошел контролер. Софья Владиславовна приказала постлать постель, моментально разделась и улеглась. Треволнения предыдущего дня обострили ее нервы. Ей постоянно казалось, что в дверь стучат.

И только прочитав в железнодорожной газете глупейший бульварный фельетон, она быстро уснула и проспала до самого Кельна.

Переехав французскую границу, Сонька, наконец, вздохнула свободно.

Но ей все еще казалось, что в Париже на вокзале ее могут арестовать. Поэтому она вышла на ближайшем полустанке, не доезжая до столицы мира.

Кое-как добралась Софья Владиславовна до Итальянского бульвара, до гостиницы «Россия». В прошлый приезд в Париж она останавливалась вместе с Юлией Пастрана в роскошном «Гранд-отеле». Но она приметила на том же бульваре гостиницу «Россия». По ее соображениям, лучше всего было остановиться в другой гостинице.

Но тут ее постигло большое разочарование. Номера гостиницы не отличались ни комфортом, ни теплом. Холод стоял во всех комнатах.

Все лучшие апартаменты были сданы, и Софье Владиславовне пришлось занять маленький номер на четвертом этаже.

Услужливая горничная немедленно принесла горячую воду и предложила приготовить ванну. Сонька согласилась, но, уходя, из предосторожности взяла с собой в ванную комнату все деньги и драгоценности. Ей было хорошо известно, что в парижских гостиницах нередко случались крупные кражи.

Приведя в порядок свой туалет, Сонька решила пройтись по бульварам. Администратор, видя, что новая постоялица собирается уходить, попросил ее записать в книгу для приезжих имя, фамилию и звание.

Софья Владиславовна на минуту задумалась, а затем вывела на бумаге: «Мария Масальская, помещица».

Почему ей пришла в голову фантазия назваться из конспиративных соображений именно Масальской, трудно сказать. Но, очевидно, мозг молодой женщины еще бередила мечта стать женой своего первого любовника.

Знаменитые парижские бульвары. Густая толпа заполнила весь тротуар. Яркое мартовское солнце выманило на улицу несметное число праздношатающихся. Задумчивая и грустная, вошла Сонька в эту бесчувственную и безучастную к ее переживаниям толпу великого города. Какой-то лысый господин с седой бородкой, толкнув ее локтем, шепнул: «Сколько?»

Сонька поняла, что ее приняли за кокотку. И от этого ей стало еще грустнее. Она наняла экипаж и отправилась в Булонский лес. Чудный весенний воздух, радушные лучи весеннего солнца, щебетанье птиц и какой-то особый аромат липовых почек кружили голову молодой женщины.

Страх и треволнения исчезли. Теперь ей хотелось жить, наслаждаться жизнью, как советовал ей житейски мудрый Темирбабов. И уже совсем она успокоилась, когда обменяла все свои русские деньги.

Остаток дня Софья Владиславовна провела на бульварах. Под вечер она зашла в кафе-шантан, где с удовольствием послушала целый ряд отчаянных шансонеток, смотрела самый разухабистый канкан, сопровождающийся такими рискованными телодвижениями, что Софья Владиславовна почувствовала омерзение.

За соседним столиком она к немалому изумлению и подозрению увидела того лысого старика, который толкнул ее локтем на бульваре. Он сидел с двумя толстыми кокотками, мало отличающимися, к удивлению Соньки, от своих берлинских сестер. Намазанные, сильно декольтированные, они все время ели и пили без конца.

Вдруг Соньке подали визитную карточку, на которой она прочитала: «Барон д’Эст».

— Господин барон просит разрешения подсесть к вашему столику, — подобострастно шепнул лакей.

— Прошу.

Подошел элегантного вида, с военной выправкой, молодой блондин. На нем был смокинг. Золотое пенсне и крупная бриллиантовая булавка в галстуке свидетельствовали о буржуазном его происхождении. Софья Владиславовна сразу поняла, что это один из мнимых баронов, которыми кишит Париж.

Завязался разговор о театре, о погоде. Молодой человек потребовал шампанского и фруктов.

Софья Владиславовна говорила по-французски с легким акцентом, выдававшим ее иностранное происхождение.

— Вы полька? — спросил барон.

— Нет, я русская.

Тут барон начал распинаться о своей симпатии к русскому пароду, ко всему русскому вообще. Затем он предложил поужинать.

Предложение было благосклонно принято. После ужина он назойливо начал справляться, где живет его дама. Сонька заподозрила недоброе: не иначе как филер.

— Это вас не касается. Я поеду одна, в этом не может быть сомнений.

— Почему так жестоко?

— Никакой тут жестокости нет. Просто я хочу иметь покой.

Состроив довольно кислую физиономию, барон не удержался от замечания:

— Ваше счастье, что вы иностранка. Будь вы француженкой, я разговаривал бы с вами иначе.

Но Сонька презрительно фыркнула, и, не обращая внимания на кипящего барона, вышла из кафешантана.

А тем временем в Берлине нетерпеливый Темирбабов решил вечером отдать визит Софье Владиславовне. Каково же было его удивление, когда он узнал, что она выехала из гостиницы и, возможно, из Берлина.

Раздосадованный Темирбабов долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок. Из головы не шла очаровательная брюнетка. С горя решил Темирбабов среди ночи заняться делами. Открыл сейф, чтобы взять нужные бумаги. И тут обратил внимание на отсутствие бумажника. Он решил, что положил его в секретное отделение сейфа. Но бумажника и там не было.

Темирбабов принялся вспоминать. В бумажнике, по его расчету, было более семи тысяч рублей, закладные на дом в Москве и штук шесть векселей крупного лесопромышленника, купившего у пего имение.

Было уже светло, хотя часы только что пробили семь. Темирбабов решил немедленно заявить о пропаже в полицию. В полицай-президиуме даже в такое раннее время работали в полном темпе. Темирбабов прошел к президенту и рассказал ему о происшествии. Выяснилось, что президенту вчера докладывали о нахождении бумажника из крокодиловой кожи в Зоологическом парке.

Через пять минут Темирбабов увидел на столе президента свой бумажник. Трудно сказать, что более переполнило его душу, — удивление или радость?

Президент открыл бумажник и начал проверять содержимое. Денег не оказалось.

Темирбабов окончательно зашел в тупик. Он никак не мог представить, каким образом бумажник из железного сейфа мог попасть на улицу. Он ушел от президента с бумажником в кармане, но в таком удрученном состоянии, что долго не мог прийти в себя. Чувство голода вернуло Темирбабова на грешную землю. Он вспомнил, что не завтракал и направился в свое «домашнее» кафе — «Викторию». Привычно занял столику окна, заказал легкий завтрак… И вдруг блеснула у него мысль о Софье Владиславовне. Он вспомнил, как уходил в соседнюю комнату за стаканом воды, а сейф оставил открытым. Теперь-то ему многое стало ясно.

О своем подозрении он моментально донес президенту полиции.

Начались розыски по гостиницам. Но Софьи Владиславовны нигде не было. И все же полиция напала на косвенный след. Швейцар из «Централь-отеля» припомнил, что эта же самая, но под другой фамилией, особа, останавливалась в гостинице вместе с «бородатой дамой», была у той вроде как компаньонкой. Просмотрели старые книги. Нашли некую Софью Блювштейн из России. Темирбабов вспомнил, что его случайная знакомая назвалась Софьей Владиславовной…

Полиция послала запрос в Россию. Вскоре из Варшавы пришел ответ: год назад у цирковой актрисы Юлии Пастрана похитили крупную сумму денег, на подозрении была Софья Владиславовна Блювштейн, служившая у потерпевшей. Описание внешних данных совпадало с приметами, которые имела в своем распоряжении берлинская полиция.