Сонька Золотая Ручка
(Жизнь и приключения знаменитой авантюристки Софии Блювштейн. Роман-быль) - Рапгоф Ипполит Павлович "Граф Амори" - Страница 12

— Не может быть! Это удивительно дешево. В Париже порция омара — три франка.

Между тем поезд подъехал к огромному вокзалу.

Кондуктор ввел в соседнее купе двух дам в рискованных по крикливости туалетах. Одна была одета тиролькой — в фетровой шляпе, отделанной зеленым шелком и пестрыми петушиными перьями, а у второй был костюм провансальской крестьянки.

Сонька наметанным глазом распознала кокоток, едущих на промысел и ловящих туристов.

Она выскочила в коридор и посмотрела, не зайдут ли девки к ее спящему мужу. Софья Владиславовна не ошиблась. Тиролька заглянула в ее купе и, хихикая, сообщила подружке о похрапывающем графе. Она даже попыталась имитировать его храп.

Софья Владиславовна подошла к своему купе и закрыла его перед самым носом веселых дам.

Те замолчали, — злобно на нее поглядели и скрылись в своем купе.

Тогда Софья Владиславовна вернулась к намеченной жертве.

— Вот сейчас, если хотите, могу вам дать флакон.

— Пожалуйста, будьте так добры, — томно ответила блондинка, — голова сильно болит.

Софья Владиславовна предусмотрительно прикрыла дверь. Блондинка сильно нюхнула из флакона…

— Господи, как голова кружится.

Веки ее слипались. Она выронила флакон.

Моментально Сонька его подхватила и снова поднесла к изящному носику блондинки. Та вздрогнула, но дыхание ее стало более мерным.

Новоиспеченная графиня принялась быстро вытаскивать серьги. Затем расстегнула своей жертве корсаж и нашла на груди мешочек. Она взяла девять тысяч франков, оставив блондинке тысячу — на дорогу.

Проделав эту операцию, Сонька вернулась к себе. Граф по-прежнему спал. Теперь ее занимала мысль, куда спрятать бриллианты. Ей бросилась в глаза большая булка, купленная на станции при отъезде из Парижа.

Быстро Софья Владиславовна достала из ридикюля острый перочинный ножик, отогнула лапки золотой оправы и освободила камни. На днище булки она сделала два небольших надреза и, намочив слюной бриллианты, засунула их в булку. Надрезы присыпала мукой.

Теперь Софья Владиславовна чувствовала себя уверенней. Оставшиеся оправы она выбросила в ватерклозет, туда же последовал и заветный флакон.

Деньги она приобщила к тем двадцати тысячам, которые па всякий случай захватила с собой. Она положила тысячные билеты к тысячным, стофранковые к стофранковым. Затем натянула на себя плед и притворилась спящей.

Но в душе ее все клокотало. Она страшно волновалась. Несколько раз даже намеревалась выйти на первой попавшейся станции вместе с графом, но побоялась, что это навлечет на нее подозрение.

Граф вскоре проснулся. Он предложил постлать постели и вызвал для этого обер-кондуктора. Тот начал расправлять постели и чуть не стряхнул на пол драгоценную булку. Софья Владиславовна едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Она умышленно положила булку на видное место — на столик рядом с сыром и маслом.

Только графская чета улеглась, как раздался во всем вагоне страшный шум. Прибежал обер-кондуктор, бешено стучался во все купе, требовал немедленно открыть.

Поезд остановился возле какой-то станции. Вошли полицейские, начался повальный обыск. Блондинка лежала в своем купе и рыдала. Допрашивал ее сыщик в присутствии обер-кондуктора. Сквозь слезы бедняжка рассказала о некоей даме, которая дала ей что-то понюхать из флакона, и она мгновенно уснула.

Ей начали представлять всех дам, ехавших в вагоне. Софья Владиславовна изредка — на всякий случай — носила завитой парик с каштановыми волосами. Ее собственные волосы были значительно темнее.

Перед сном Сонька надела парик, который совершенно изменил ее внешность. Кроме того, она водрузила на переносицу черепаховое пенсне. Да еще изменила овал лица. Она умела это делать — Юлия научила. Ко всему прочему графиня накинула на себя совершенно другое платье — капот фиолетового цвета с рюшем. Сонька совершенно преобразилась.

Когда блондинка, поддерживаемая агентом и обер-кондуктором, вошла в графское купе, она, ни минуты не сомневаясь, сказала: «Это не та дама».

По странной случайности кокотка-тиролька с ее темными волосами показалась блондинке подозрительной. А потом она и вовсе уверила себя в том, что именно эта особа дала ей понюхать сонное зелье. Тирольку задержали на станции.

Бриллианты искали тщательно. Вспарывали даже подушки мягких диванов, ощупывали волосы дам, но никому не пришло в голову, что драгоценности находятся в булке, открыто лежавшей на столике.

Когда при обыске Софья Владиславовна открыла свою сумочку и чиновники увидели тысячи франков, они вынесли твердое убеждение: столь богатая дама в краденом не нуждается.

На ближайшей станции Софья Владиславовна все-таки уговорила графа сойти, сославшись на жуткую мигрень. Это была станция Шатле. Маленькая деревушка, прилегавшая к железнодорожному пути, имела живописный вид. Здесь была гостиница для приезжих с массой балконов.

Озабоченный здоровьем жены, граф поспешил пригласить врача, но тот не нашел ничего, кроме сильного нервного возбуждения, и прописал бром.

Когда граф улегся в кровать, Сонька, дрожа от нетерпения, вынула бриллианты из булки, долго-долго любовалась ими, прежде чем спрятать в укромный уголок чемодана с двойным дном, приобретенного ею еще в Варшаве.

Из маленького Шатле графская чета перебралась в Женеву. Решили путешествовать по альпийским перевалам. Граф много читал и мечтал о Монблане.

И вот фуникулер поднимает влюбленную парочку на недосягаемую высоту Монблана.

— Ой, как страшно! — поминутно восклицала Софья Владиславовна, выглядывая из окна фуникулера. Люди внизу казались не то букашками, не то булавочными головками.

Поезд остановился. Повеяло холодом. Температура равнялась всего нескольким градусам тепла. Софья Владиславовна закуталась в боа. Ветер раздувал страусовые перья на шляпе молодой графини.

На уступе стоял ресторан «Бельвю». Громадная застекленная терраса защищала путешественников от ветра, но не закрывала от них дивного вида на окружающие горы. Софья Владиславовна настолько углубилась созерцание природы, что не заметила, как пролетело время.

Ловкий официант сервировал завтрак.

— Дорогая, надо кушать, — поторопил ее проголодавшийся граф.

— Тут так чудесно, что есть не хочется!

Тем не менее, она принялась за еду и быстро уничтожила омлет с зеленью, маринованные шампиньоны, анчоусы. Затем подали фрукты и черный кофе с ликером. За едой графиня весело болтала, как вдруг лицо ее изменилось. Схватив кусок хлеба, она так и замерла в этом положении.

На террасу поднимался барон д'Эст. Но он ее не заметил. Граф, увидев ужасную перемену в лице жены, взглянул на нее вопросительно.

— Мне нехорошо, — прошептала она, — мне дурно…

Софья Владиславовна закуталась в боа, прикрыла нижнюю часть лица и притворилась, будто ее знобит. Прибежал метрдотель. Графской чете предоставили комнату наверху. Тут Софья Владиславовна разыграла бурную истерику.

Она многому научилась от покойной Юлии. Тело ее сотрясалось от конвульсий. А мозг рисовал картины расстроенного семейного счастья, разоблачения, может быть, и ареста. Позвали доктора.

— Истерия, — поставил он диагноз. — Тут нужен покой и устранение причин нравственного потрясения.

Он дал Софье Владиславовне снотворное и, довольный щедрым гонораром в двадцать франков, которые дрожащими руками отсчитал ему граф, удалился. Софья Владиславовна уснула.

Граф, все еще трясущийся и недоумевающий, вышел на террасу. И встретил барона, с которым успел познакомиться за короткий период своего вращения в парижском свете.

— Вы что тут делаете, барон?

— Да вот, вырвался на четыре дня. Хочу немного подышать воздухом.

— А я тут с женой.

— Вы разве женаты?

— А вы и не знали?

— Конечно, не знал. Представьте меня.

— Жена слегка приболела. Но я вас потом обязательно познакомлю. Она у меня красавица. Русская. Княжна. Аристократка чистых кровей.