Лесной царь (СИ) - "Сон Карла" - Страница 8

В нем просыпается крысиное чувство. Тяга к перемене мест. С корабля и бала – адьёс.

Заспанный марсианин встречает Костю в коридоре, причесывая пальцами волосы и улыбаясь:

– Доброе утро.

– Ага.

Костя чешет затылок и улыбается. Сам не зная чему.

– Не желаете позавтракать?

– Нет, спасибо.

– Видите ли, у меня есть замечательный кофе. Я кофе с детства очень люблю. Покупаю его всегда в ЦУМе, там есть отдельчик, такой неприметный, лет двадцать стоит, ничего ему не делается, рядом уже и духи попродавали, и ремни, и заколки какие-то, а он вот все стоит, стоит, существует… Там самый вкусный кофе в городе, поверьте мне на слово, я в этом кое-что понимаю. Так будете?

Косте неудобно отказывать человеку, да и кофе он выпил бы.

– Ладно.

Они идут на кухню, где совершенно всё совершенно красное. И стол, и обои, и люстра, и перечница, и сахарница, и чашки, и тарелки, и мультиварка. Марсианин хлопает дверцами своих инопланетных алых шкафов, что-то жужжит о преимуществах одного кофейного сорта над другим, Костя достает телефон и листает сообщения.

Последнее:

Хорошо. Если ты не понимаешь. Пусть будет по-твоему. Я уеду. Вещи заберу после. Напишу когда.

Стоп.

Костя еще никакого кофе не выпил, а сердце у него уже звездануло до Марса.

Сообщения до. В обратном порядке.

Я очень тебя прошу.

Просто прости меня.

Прости меня.

Ну поговори со мной.

Поговори со мной.

Пожалуйста.

Поговори со мной.

Где же ты.

Где ты?

Ответь мне.

Где ты?

Костя судорожно набирает Лерин номер. Отключен. И сразу бабулин, но отвечает она не сразу.

– Он у тебя?

Говорит Костя вместо приветствия.

– Ну здравствуйте. Во-первых…

– Да или нет?

– Во-первых…

Бабуля умеет быть спицей.

– И где, интересно, «дорогая бабулечка, я так по тебе скучал, и такой плохой внук, прости меня, пожалуйста, и поскорее, что столько времени тебе не звонил, был очень занят, писал симфонию, вот послушай».

Она ерничает, а не испугалась, значит – знает – где он.

– Да или нет?

– Во-вторых. Я тебе не скажу.

– Значит, у тебя.

– Я знаю, где он, но это вовсе не значит, что он – у меня.

Она всегда на его стороне.

– Дорогая бабулечка, ПОЖАЛУЙСТА, скажи мне, просто скажи, он – у тебя?

– Нет.

Боже.

– А где?

– Ветер знает.

– Почему ты такой ребенок? Вы оба, как дети!

– Это ты, как ребенок.

– Где он?

– Слушать надо людей.

Костя кладет трубку.

Потому что она ничего не скажет.

Даже если он в Магадан уехал.

А он – может.

У него с головой не в порядке.

Костя поднимает глаза от погасшего на ладони экрана – Павел Павлович стоит, удерживая в руках крошечную красную чашку, и явно боится ее предложить.

– Мне пора. Спасибо. Вкусно пахнет. Но.

Сбивает мысли.

– Приходите еще, Константин. Пожалуйста.

========== Адам и Ева ==========

«вперед-вперед

назад-назад

мы танцуем на перилах и карнизах

вперед-вперед

назад-назад

там, где ветер высушит слезы

вперед-вперед

назад-назад

наше небо всё в отпущенных синицах

вперед-вперед

назад-назад

словно долгожданные вернулись звезды»

«в чем моя вина?»

Костя час торчит на вокзале в ожидании следующего автобуса. Дети прыгают по старой облупившейся горке, установленной в центре зала, взрослые дремлют, как птицы на проводе, в рядах темных кресел. Подле них, точно собаки – большие черные сумки, огромные клетчатые сумки, сумки, привязанные к тележкам.

Бред в стеклянных витринах. Матрешки. Золотые яйца. Обложки для паспортов.

– Можно мне зажигалку?

– Вам какую?

– Да вон ту, красную.

*

Костя сбрасывает окурок, который падает мимо урны.

*

В автобусе он, прислонившись к обледенелому стеклу, старается не думать о том, что Лера может быть где угодно. Вот так же ехать вглубь необъятной родины, знакомиться с кем-то, нуждаться в ком-то. Другом. Где-то. Ещё.

*

Бабуля встречает радостно и хитро.

Он здесь.

Слава Богу.

– Ну вот как славно, все в сборе, и как раз к Рождеству.

Она приобнимает его. Высокая сухощавая женщина, очень худая, очень молодая. И на вид, и на голову. Которая – здесь – считается слишком прогрессивной. И оттого – чудной. Она всегда была им больше ровесницей, чем надсмотрщиком, и почему ей только нравится это слово – бабуля?

– Привет, бабуля. Прости, что не звонил давно.

– Бог простит, – смеется она, – всё, давай уже, брысь с порога.

Костя проходит в дом.

Она купила его шестнадцать лет назад, когда забрала их к себе, увезла от матери, которую Костя уже ненавидел, а Лера ещё долго оплакивал. Дед столько тут всего переделал.

С тех пор они с Лерой только чинят ей что-то, когда теплеет.

– Как доехал, солнышко, не холодно в автобусе?

*

Леры долго нет, он ушел в магазин. А когда вернулся – ни слова не сказал. Вот и говори теперь с ним, как хочешь. Только посмотрел, что-то подумал. Про себя. И стал есть. Вместе со всеми. Потому что его одного и ждали.

Весь вечер бабуля вдвоем с Лерой обсуждали книги, композиторов, фильмы, ещё она делилась впечатлениями от просмотра какого-то дикого сериала и поездки в Рим, куда мечтала попасть еще в шестнадцать. А Костя смотрел на них и думал: почему никто не замечает дыры в вазе? Не видит, что вода вытекла, выхлестнувшись на стол. Потому что цветы еще не увяли?

*

Ночью он лежит на чердаке, в – их – старой комнате, в ожидании, когда Лера вернется из душа. И он – возвращается. Дверь скрипит. Лера аккуратно прикрывает ее. Надо, наконец, смазать петли. Костя еще в прошлом году думал об этом. В комнате темно. Дома шторы всегда режет свет фонарей с улицы. А здесь мрак – глаз выколи.

Костя смотрит на Леру, но не видит его лица. Только силуэт. И тот – смутно угадывается.

Лера поднимается со своей кровати. Стягивает футболку. Садится к Косте. У которого сердце мечется так, словно угодило в капкан.

Холодная и еще чуть-чуть влажная душистая ладонь ложится ему на губы.

Другой рукой Лера сдвигает одеяло.

Залезает в трусы.

Их тоже – сдвигает.

Костя не может пошевелиться.

Его словно парализовало.

Если он пошевелится – всё исчезнет.

Всё окажется правдой.

И он лежит, притворяясь мертвым.

Позволяя зверю обнюхать себя.