Лесной царь (СИ) - "Сон Карла" - Страница 5

Лера протягивает к нему свои тонкие руки, отнимает рыжую дольку и подносит к губам – не от-кусывает, а над-кусывает, прокалывая клыком тонкую кожицу и тихонько посасывает сладко-кислый сок, вытягивая его, как кровь.

По капле.

И ничего не спрашивает.

Ни о чем.

Костя тоже ничего не спрашивает.

Ни о чем.

А просто садится рядом.

Потом ложится. Головой к чужому бедру.

И засыпает.

Дома.

В апельсиновой роще.

========== дневной стационар ==========

«выдерживает ритм паркет»

«но сердце так бьется и не сдается»

«let it be»

Костя перелистывает нотные распечатки, наигрывая те, которые дарят хоть какой-то призрак надежды.

– Ну как?

– Фу.

Заявляет Тёма, для своих двенадцати лет располагающий весьма скудным запасом эмоций.

– Вырастешь нигилистом.

– И что?

– Будет тебе каждый день весело.

– Типа, вам каждый день весело.

– Не поспоришь, – усмехается Костя, – Сергей Валерьевич на тебя жаловался.

– Вот гад.

– За языком следи.

– Я тоже хочу на него пожаловаться.

– Ну пожалуйся.

– Он скучный и все время курил на лестнице, пока вас не было. И пиво пил. У него под столом целая куча бутылок. И от него воняет это ж алес какой-то. Не могу с ним близко сидеть.

– Сергей Валерьевич как раз нигилист, так что мотай на ус. А как тебе эта?

– Фу.

– Понятно.

Костя ставит Тёме «фу» в графе «поведение» и с листками «let it be» (в отношении коих тот не высказывался, что всегда у них прокатывает, как одобрение) отпускает на каникулы.

– Всё, вали. Классных подарков.

– Вам тоже.

Благодарю.

*

Костя размазывает раствор по плитке серебристым шпателем-гребнем, излишки сбрасывает обратно в ведро, куда они плюхаются с характерным гулким причмокиванием, саму плитку приклеивает к стене, выжимая лишнее из-под пресса, счищает, ставит пластиковые крестики в швы.

Пепси в коридоре распиливает часть плиток на половины, надламывает по шву – Костя различает эти щелчки после того, как стихает гул остановившегося диска. В ванную вплывает белесый туман.

– Слышь? – спрашивает Пепси, занося стопку из пяти керамических квадратов, – Макс предлагает записаться в воскресенье, обещает скинуть процентов тридцать, по дружбе. Ты как?

– Я за.

– А Лерыч?

Костя не знает другого такого же нормального человека, кому собственная добродетель не позволяет видеть никого в искаженном свете. Пепси всё и вся принимает, как должное. Даже, когда Лера в первый раз явился на репетицию – перед вечеринкой – в платье, и Нут долго странно смотрел на него, пока не привык, Пепси нисколько не растерялся и сразу выдал:

– Ну, Лерыч, ты даешь, тебя и от девчонки не отличить.

– Думаю, он тоже.

– Ок, я тогда пробью тему и отзвонюсь, че да как.

– Хорошо.

Костя продолжает намазывать серое масло раствора на унылую вафлю плитки, заводит в угол опилыш, ругается, потому что как они не старались, по-настоящему выровнять стену не получилось.

– Давай же, сучка, – просит он плитку, на которую чуть не наваливается, вмазывая её в стену – красная нитка лазерной линейки разрезает ему лицо.

– А, да, – добавляет некстати Пепси, – забыл сказать… Я тут накосячил нехило.

Ну хоть в прошедшем времени, – думает Костя, косячащий прямо сейчас.

– Где?

Впрочем, Косте всё равно. Сам он ничего не заметил, когда вошел.

– Во, зырь сюда.

Костя зырит. Но не видит. Потом вдруг понимает, что рисунок, который везде выложен по схеме, здесь – сбился, повернув не на восток, а на север.

– Пиздец, блядь, да?

– Она не заметит. Никто вообще не заметит.

– Да как не заметит, когда это на самом видном месте. И как так вышло? Вертел-вертел её, прилаживал да прилаживал…

– Похер.

– Ага, похер. Опять начнутся доёбки. Я не вынесу больше. Я же вас просила, неужели так трудно всё сделать ровным? Разве это сложно? Ага, это в доме-то, которому сорок лет, когда и мне не нужно, чтобы здесь стало тесно, как в консервной банке, а то Тамаре так сделали – не зайти, – Пепси не любит только несправедливой критики, и часто передразнивает хозяйку квартиры. Костя усмехается, глядя на него, зачерпывает грязь из ведра серебристым шпателем и обещает:

– Вынесешь.

========== АГОНИЯ Германия ==========

«мы искали место, где

нет у человека тел

это счастье на земле

никто никогда не имел»

«ты так же будешь хотеть дальше в Берлине»

«она грустно улыбалась, уплывая

в открытый космос в её голове»

Костя никогда не знал, что у него в голове.

Ни когда Лера только родился, крошечный сморщенный ужас, мягкая голова, мягкие пальцы, всё мягкое, в руки не взять – потеряет форму, ни после, когда он уже затвердел и выучился отвечать и бить в ответ или угрожать, чем-нибудь, вроде табуретки, ни теперь, когда Костя застает его гогочущим над экраном, а в экране какой-то нарисованный хрен в костюме панды нелепо скачет под дурацкую музыку. Потом Лера проделывает какие-то из этих движений на репетиции, когда они все перекуривают, а Нут заливается пивом. Костя думает только: что у него ничего нет в голове. Просто пусто. Как можно быть таким милым с такой пустотой в башке? Как вообще можно быть таким милым? Это бесчеловечно. Так просто нельзя. Это чудо. Сраное чудо. Какое-то.

Потом Костя приходит домой и подбирает с пола съехавший с полки очередной Лерин шарф, забрасывает его обратно наверх, стаскивает ботинки с ног, опустившись на пуфик у самой двери, сидит с минуту – из ванной доносятся звуки падающей воды, Костя со вздохом поднимается, идет на кухню. Повсюду пахнет пряностями. Но в кастрюле – простое пюре. На сковороде – крошечные и дико воняющие котлетки. Костя пробует одну, подцепив шарик вилкой. Потом моет руки и лицо там же под краном, вытирается полотенцем с нелепым громадноглазым зверьком – заяц? – бросает скомканное на столешницу. Садится на диван. Рядом – листы ксерокопий. Статья. «Мертвый младенец в поэтическом мартирологе В. А. Жуковского». Че? Костя не понимает названия. Морщится. Начинает читать. «Мы младенцы в колыбели земной жизни, мы плачем от всего горького, что постигает нас в её быструю минуту; но Отец Небесный знает, что мы для вечности и готовит нас к вечности. В неизбежности Его власти и в необходимости ей покориться, заключается великая сила души нашей… Наш испытатель есть живой Бог; и сколько бы ни были непонятны для нас и тяжки Его испытания – для их изъяснения Он имеет для нас вечность». В. А. Жуковский.

Тем временем Лера выходит из ванной в тонком шелковом халате до пола, запахнутом на манер кимоно. Влажные длинные волосы переброшены к одному плечу и чуть-чуть вьются, прелестные, как… Костя не знает, как что, просто любуется. Лера улыбается ему, но с удивлением.