Эннера (СИ) - "Merely Melpomene" - Страница 37

— Эээ… Неожиданно, — Роми опять засмеялась. — Нет, не помню. Это, по-твоему, плохо?

— Это нормально, раз уж судьба запихнула тебя в чертовски привлекательное тело на века вечные. И, кстати, характеризует тебя, как вполне нормальную. Не атрофированную ни разу. Потому что если бы к такому телу прилагался один Ллэр, я был бы как минимум разочарован… — он резко замолчал, рассмеялся. — Чёрт… Я опять анализирую. Знаешь способ, как с этим бороться?

Она встала, перебралась от кресла к дивану и села рядом с Аданом. Протянула бутылку, предлагая единственный сейчас способ перестать анализировать: пить дальше.

— Ллэр намного младше меня. Он знает своих родителей. У него было детство и юность. У меня — нет. Или я не помню… Это странно, знаешь ли. Но уже давно меня не тревожит.

— Наверное, это тоже нормально. Всё странное рано или поздно становится нормальным. Как мы с тобой, мы ведь тоже странные, — перехватив ее удивлённый взгляд, Адан улыбнулся. — Помнишь, вчера, почти в это же время, ты предлагала мне коктейли в Плеши, а я отказывался и хотел уйти? А сейчас ты пришла ко мне домой, я уже не отказываюсь, потому что мы решили вместе напиться. А если вспомнить, что пару раз за последние сутки мы чуть друг друга не убили, то… это ведь странно, что мы сидим тут вдвоём в кромешной тьме и пьём? — он подмигнул. — Но это нормально. Даже отлично.

— Чертовски замечательно! — она хмыкнула. — Плешь… Это было только вчера… Примерно сутки по времени большинства миров. Мне нравится такой ритм. Нравится смена декораций, даже угроза… Нет, угроза, конечно, не так нравится, но после всех лет очень тяжело поверить в её реальность… — она помолчала. Потом пробормотала: — Я могла погибнуть. Надо же… Какое… странное чувство.

Кажется, до нее дошло только сейчас.

Алкоголь приятно обволакивал вены, расслаблял. Адан сделал ещё один глоток. Хотя почему-то не покидало ощущение, что он по-прежнему трезвый. Будто стоит сделать над собой усилие, и сразу спадёт хмельная пелена. Но выходить не спешил, поэтому отпил ещё. Рассуждать и анализировать уже не хотелось, зато потянуло пофилософствовать:

— В вечности есть что-то парадоксальное. Она и манит, и отталкивает. Должно быть очень печально наблюдать, как вокруг всё дорогое и привычное умирает, рождается и снова умирает. А ты остаёшься… Раз за разом. Скука. Наверное, время от времени требуется нервная встряска. Не такая, конечно, как на поле… — Адан сделал несколько глотков, посмотрел на Роми. — Слушай, но раз ты вчера чуть не погибла, значит, не очень-то вечная. В смысле, это твой выбор — жить. Или умереть.

— Я по-другому воспринимаю «жить». Мы просто есть. У нас нет целей, нет смысла продолжать. Его необязательно искать. Точнее, цели это появляются, достигаются, забываются… Или не появляются вообще… Большинство из нас даже не заметят разницу. Потому что для нас всё это вопрос мгновений. Можно веселиться, пьянствовать до потери пульса изо дня в день, притворяться, играть в богов и королей, менять себя, устраивать революции, разрушать, созидать, изобретать, воровать, летать к звездам и охотиться на доисторических животных. Что угодно, но в конечном счёте это один миг длиною в века. И он бесконечен. Понимаешь?

Адан мотнул головой. Представить такое не получалось.

— То, что произошло вчера ночью, как ты опустошил меня. Почти убил… Я никогда о подобном не слышала. И я не в обиде на тебя. О, ни капельки не в обиде! — Роми улыбнулась. — Понять, что ты уязвим. Это… Да, я могу прекратить своё существование. Но это потребует небывалого мужества и терпения. И ещё большей уверенности в своём решении. Потому что для этого нам надо полностью себя истощить энергетически, пробыть в Песочнице так долго, что просто умрём от голода. Или покончим с собой. А наше мировосприятие… оно просто не допустит такого. Ллэр говорит, мы скучные, скучающие и равнодушные, но мы всё равно не думаем о том, как все это прекратить. Когда столько живёшь, само понятие времени теряет какой-либо смысл. Нет такого «столько живёшь», нет начала и конца, нет ничего, то есть действительно ничего. И в то же время — есть всё. Бесконечная череда из сегодня. У нас существуют легенды, что когда-то было по-другому. И сам факт их наличия, сам факт размышлений на этот счет, вопросов, поисков, философствований подтверждает, что когда-то было что-то. Иначе бы мы просто отрицали всё это, мы бы были меньше людьми. Ведь из ничего не может зародиться такое. Согласен?

— Не знаю, — он пожал плечами. — Может быть, ваши вопросы возникают только потому, что вы невольно сравниваете себя с людьми? Или потому что часть вас когда-то ими была. Например, я… Я ведь тоже не человек, как оказалось. Но я родился, вырос, живу в Бэаре. Я привык к этой жизни, не хочу её менять. Хочу оставаться человеком, чья бы кровь ни текла в моих жилах. И знаешь, та теория Ллэра, что когда-то доа провели мегаэксперимент, чтобы получить бессмертие… Мне странно думать, что кто-то сознательно хотел такого. Тем более мои древние предки. Какой-нибудь мой пра-пра-пра-доа родственник, — он рассмеялся.

— Разве мы бы сравнивали себя с людьми, если бы у нас изначально не было чего-то общего? Мы ничего не знаем о том, кто мы и откуда. Но не могли же мы вот так вот просто всегда быть? Ничего не уметь толком, все эти психокинетические фокусы — всего лишь фокусы… В нас заложен этот вопрос. Только нам стало всё равно. Многим всегда и будет. Но есть такие, как Ллэр. Ему очень быстро надоело просто быть и быть всегда. А теперь он уж точно не успокоится, раз уж нашёл Таль. Никто нигде никогда не встречал людей, которые раскрыли бы секрет, как сделать из простого человека — атради или доа. Или просто одаренного чем-то необычным.

— А что он ищет? Ответы на вопросы? Лекарство от вечности?

— Всё сразу! Говорит, что бессмертие — противоестественно, что нас таких, какие мы получились, не должно было быть. И раз это эксперимент, то его можно обратить.

— А ты ему помогаешь, потому что когда-то превратила в такого? Или, наоборот, пытаешься остановить?

— Я… — Роми сделала несколько глотков, словно это могло помочь найти ответ. Кажется, она сама не уверена, зачем вмешалась. — Мешать точно не собираюсь. Ну, найдёт он своё лекарство… Он же не станет всех атради насильно им пичкать. Я даже не уверена, что найдя, он на себе его опробует. Потому что ему важен сам факт возможности выбора. Но… за мной долг другому человеку, который уже выбрал. Я дважды пыталась исправить его жизнь, и в итоге… ничего хорошего из этого не вышло.

— Расскажешь? Если хочешь, конечно. Мне кажется, я мог бы помочь. По крайней мере, если сейчас кто-то и может что-то выбить из Таль, это я.

— Ты мог бы помочь, наверное… Но я так мало понимаю, что именно нужно выбить из Таль, что без Ллэра и его правильных вопросов всё будет без толку. Не я копала годами, не я пыталась понять, как это работает, — Роми помолчала. — Знаешь, я всегда надеялась, что у него это пройдёт. А Алэй… Он бы умер, не дожив до тридцати, если бы не оказался особым. Как Мира… Ну, не совсем как Мира, потому что он все же атради, но у них, оказывается, много общего. Ему и было почти тридцать, когда он оказался в Плеши. Для него она, конечно, предстала не баром. Тёмный, мрачный огромный зал, как в древнем замке, с высокими потолками, тяжелыми люстрами, с которых свисала жуткого вида паутина… Рваными гобеленами, — она усмехнулась, — и одним единственным окном, в потолке. Прямо над покрытым пылью троном… Он решил, что умер, и это — загробное царство. А я — Встречающий. Некий ангел смерти. И знаешь… он не боялся. Не сожалел… даже обрадовался, что за гранью — не пустота.

Она говорила, а воображение Адана, сдобренное хорошей порцией алкоголя, живо рисовало картины того, о чём слышал. Правда, настоящих замков до Тмиора ему видеть не приходилось, зато теперь легко представлялось место, в котором оказался этот самый Алэй. И судя по голосу Роми, он один из «тех», кого вечная рыжая прекрасно помнила в своем прошлом.

— А как ты узнаёшь, что кто-то оказался в Плеши? — спросил Адан.