Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 2 - Коллектив авторов - Страница 24

Мы последовали за Дентоном к окну. Из него можно было видеть Миссию Сан-Хавьер в двух кварталах отсюда. В арках колокольни человеческие фигуры суетились над тремя колоколами.

— Говорят, что, когда отливали эти колокола, индейцы бросали тело живой девушки в кипящий металл, — сообщил Дентон как бы между делом.

— Я знаю, — мрачно ответил Тодд. — И шаманы наложили на колокол свои магические заклятия. Не будь дураком!

— Почему бы некоей своеобразной вибрации, подобной звуку колокола, не создать каких-то необычных условий? — горячо спросил Дентон, и мне показалось, что в его голосе присутствует страх. — Мы не знаем о жизни всего, что нужно знать, Тодд. Это может иметь странные формы… или даже…

Дзын-н-нь!

Прозвучала громкая, зловещая мелодия колокола. Она была странно глубокой, вызывающей дрожь в моих барабанных перепонках и передающей по моим нервам жуткую вибрацию. Дентон перевёл дыхание.

Дзын-н-нь!

Более глубокая нота — и пульсация вызвала странную боль в моей голове. Какая-то настойчивая, призывающая!

Дзын-н-нь… дзын-н-нь… грохот, фантастическая музыка, подобная той, что может вырываться из горла бога или из тайников души тёмного ангела Исрафила…

Становилось ли темнее? Наползала ли тень на Сан-Хавьер? Стал ли Тихий океан потемневшим, из сверкающего синего превратившись в свинцово-серый, а затем в холодный и чёрный?

Дзын-н-нь!

Затем я ощутил это — предостерегающую дрожь пола под своими ногами. Стекло загремело в оконной раме. Я чувствовал, как комната тошнотворно раскачивается, наклоняется и падает, а горизонт колеблется — медленно, безумно, вперёд и назад. Я услышал грохот внизу; застеклённая фотография сорвалась со стены и разбилась на полу.

Дентон, Тодд и я качались и как пьяные ковыляли к двери. Каким-то образом я почувствовал, что здание больше не простоит. Казалось, становится темнее. Комната наполнилась мрачным туманом. Кто-то пронзительно кричал. Окно треснуло и выпало. Я увидел, как из стены вырывается пыль, и как отвалилась часть штукатурки.

И вдруг я ослеп!

Сбоку от меня Дентон резко закричал, и я почувствовал, как кто-то сжал мою руку. — Это ты, Росс? — услышал я вопрос Тодда. Он говорил своим спокойным голосом, точно таким же, как всегда. — Это темнота?

— Именно она, — ответил Дентон откуда-то из мрака. — Стало быть, я не ослеп! Ты где? Где дверь?

Резкий наклон здания разорвал хватку Тодда на моей руке, и меня отбросило к стене. — Здесь, — крикнул я сквозь грохот и рёв. — Следуй за моим голосом.

Через мгновение я почувствовал, как кто-то нащупывает моё плечо. Это был Дентон, и вскоре Тодд присоединился к нему.

— Боже! Что случилось? — выдохнул я.

— Эти проклятые колокола, — крикнул мне в ухо Дентон. — «Книга Иода» была права. Он приносит тьму… днём…

— Ты сумасшедший! — резко закричал Тодд. Но словно подчёркивая его слова сквозь тьму раздался безумный, яростный колокольный звон, режущий слух.

— Зачем они продолжают звонить в них? — спросил Дентон и сам ответил на свой вопрос, — землетрясение делает это, землетрясение вызывает звон колоколов!

Дзын-н-нь! Дзын-н-нь!

Что-то ударило меня в щеку, и, подняв руку, я почувствовал тепло липкой крови. Где-то снова упала штукатурка. Тем не менее, толчки землетрясений продолжались. Дентон что-то кричал, но я не мог разобрать слов.

— Что? — одновременно с Тоддом крикнули мы ему в ответ.

— Колокола! Мы должны остановить их! Они вызывают эту темноту, возможно, и землетрясение тоже. Эта вибрация… разве вы не чувствуете? Что-то в вибрации этих колоколов заглушает световые волны солнца. Вибрации света, понимаете? Если мы сможем их остановить…

— Это будет бесполезным делом, — воскликнул Тодд. — Ты говоришь глупости…

— Тогда оставайся здесь. Я найду дорогу… ты идёшь, Росс?

Секунду я не мог ответить. Все чудовищные ссылки, собранные во время нашего исследования потерянных колоколов, вновь наводнили мой разум: древний бог Зу-че-куон, о котором мутсуны говорили, что он обладает силой призывания «некоторых глубоко тональных звуков» — «Он приходит иногда во время затмения», «Вся жизнь уходит в Его присутствии», «И всё же Он может быть призван на поверхность земли раньше Своего времени»…

— Я с тобой, Дентон, — ответил я.

— Тогда, чёрт возьми, я тоже! — огрызнулся Тодд. — Я увижу конец этого. Если есть что-нибудь…

Он не закончил, но я почувствовал, как руки ощупывают меня. — Я поведу, — сказал нам Дентон. — Теперь успокойтесь.

Я задавался вопросом, как Дентон смог найти дорогу в этом всеохватывающем покрове быстро сгущающейся черноты. Затем я вспомнил его сверхъестественную память и чувство направления. Никакой домашний голубь не смог бы найти более прямой путь к месту назначения, чем он.

Это была сумасшедшая одиссея через чёрный ад грохочущих руин! За нашими спинами летали предметы, невидимые стены и дымоходы падали и разбивались где-то рядом. Испуганные, истеричные мужчины и женщины натыкались на нас в темноте и кричали, тщетно пытаясь убежать из этой стигийской смертельной ловушки.

И было холодно, холодно! Ледяной холод распространился в воздухе; я испытывал боль в онемевших ушах и пальцах. Морозный воздух словно ножом резал моё горло и лёгкие, когда я болезненно вдыхал его. Я слышал, как Дентон и Тодд хрипят и издают проклятия, спотыкаясь рядом со мной.

Никогда мне не понять, как Дентон нашёл путь сквозь этот хаотический вихрь.

— Здесь! — крикнул Дентон. — Миссия!

Каким-то образом мы поднялись по ступенькам. Как здание Миссии сумело противостоять измельчающему всё в пыль землетрясению, я не знаю. Скорее всего его спасла странная регулярность подземных толчков — землетрясения были скорее ритмичным, медленным качанием земли, чем обычными резкими свирепыми встрясками.

Откуда-то вблизи доносилось тихое пение, не соответствующее безумию вокруг нас.

«Отец, Сын и Святой Дух».

Францисканцы молились. Но какой толк был в их молитвах, когда колокола в башне издавали свои богохульные призывы? К счастью, мы часто бывали в Миссии, и Дентон знал путь к башне.

Я не буду задерживать повествование на этом невероятном подъёме вверх по лестнице на колокольню, хотя каждый момент нам грозила опасность упасть и разбиться насмерть. Но, наконец, мы добрались до верхнего этажа, где среди черноты колокола пронзительно гремели почти нам в уши. Дентон отпустил мою руку и крикнул что-то, чего я не смог разобрать. В голове была агония боли, и моё тело ныло от холода. Я почувствовал непреодолимый импульс погрузиться в чёрное забвение и покинуть этот адский хаос. Мои глаза стали горячими, горящими, в них возникла острая боль….

На мгновение я подумал, что поднял руки бессознательно, чтобы протереть свои глаза. Затем я почувствовал, как две руки сжались на моём горле, и как злобные пальцы жестоко вдавливаются в мои глазницы. Я взвизгнул от ослепительной агонии.

Дзын-н-нь… дзын-н-нь!

Я отчаянно сражался в темноте, боролся не только с неизвестным противником, но и сопротивлялся безумному, извращённому побуждению позволить ему вырвать мои глаза! Голос в моей голове, казалось, шептал: — Зачем тебе глаза? Тьма лучше — свет приносит боль! Тьма лучше.

Но я сражался, яростно, молча катаясь по шатающемуся полу колокольни, прижимаясь к стенам, отрывая эти шершавые пальцы от своих глаз только для того, чтобы почувствовать, как они снова возвращаются. И по-прежнему этот ужасный настойчивый шёпот в моей голове, который становился всё интенсивней: — Тебе не нужны глаза! Вечная тьма лучше всего…

Я осознал другую мелодию в звоне колоколов. Что это было? Теперь звучало всего две ноты — один из колоколов был заглушен. Каким-то образом холод стал не таким угнетающим. И… неужели сероватое сияние начало проникать в черноту?

Определённо, подземные толчки стали менее жестокими, и, когда я напрягся, чтобы оторваться от своего тёмного противника, я почувствовал, что мучительные удары убывают, смягчаются, совсем затихают. Резкий звон двух колоколов прекратился.