Безумный рейс - Куно Ольга - Страница 38

– Все живы, – лаконично ответила я, уже чувствуя, что времени на продолжительные дискуссии у нас нет.

Док, похоже, именно такой краткой реплики и ожидал, удовлетворённо кивнул и продолжил:

– В тот момент я, как назло, работал стоя. Не удержал равновесия, пробирка разбилась, меня оцарапало стекло. И, как вы правильно выразились, «гадость» попала в кровь.

– Какая именно? Не дуоцеламин, я надеюсь?

От одного этого предположения меня буквально бросило в жар, и я почувствовала, как вспотели плечи. Уолкс криво усмехнулся.

– Откуда такая догадливость?

– Я представляю себе разницу между миенгообразными обезьянами и человекообразными, – сообщила я, проходя к одному из шкафов с многочисленными ящиками. – И знаю, какие вещества безвредны для первых, но ядовиты для вторых.

Бывать в медотсеке мне уже доводилось, в том числе и в этой его части, когда я в порыве хулиганства разыскивала искусственные глаза. Поэтому местонахождение медицинских перчаток тайны для меня не представляло. Вытащив одну пару, я на ходу натянула их на руки, после чего подтащила к рабочему месту Уолкса ещё один стул. Аккуратно села, стараясь избегать осколков.

– Говорите. Что нужно делать? – спросила я, разглядывая окружающие предметы. Врач как раз придвигал поближе очередную тщательно закупоренную баночку. И передавать мне работу как будто не собирался. – Ну же! Дуоцеламин вызывает паралич. Яд попал в организм через рану на левой руке, и эта рука, как я понимаю, уже не функционирует. Распространяется он быстро, значит, и с правой стороной могут начаться проблемы. А в этом деле важна точность, и скорость тоже.

– Думаете, вы справитесь?

Врач хмурился, но, судя по взгляду, брошенному на правую кисть, признавал мою правоту. Возможно, симптомы уже начались, например, понизилась чувствительность в кончиках пальцев.

– Я, конечно, не медик, но у меня степень бакалавра по химии и биологии, – сообщила я. – Разумеется, вам придётся давать точные указания: я понятия не имею, как готовить противоядие, и что за вещества выставлены на этом столе. Кроме разве что содержимого этой пробирки и, может быть, вот этой.

– Хорошо, – решился Уолкс. – Тогда приступайте: времени у нас немного.

– Сколько? – спросила я, набирая в пипетку указанную жидкость, на сей раз напоминающую по цвету мутную воду.

– Минут десять-пятнадцать, точнее не скажу. Потом изменения станут необратимыми.

На этом разговоры прекратились. Только кратко и по существу излагаемые инструкции. Десять капель из этой баночки. Сорок – из той пробирки. Полчайной ложки порошка развести в воде. Добавить пятьдесят миллилитров. Охладить до такой-то температуры.

Действовать следовало быстро, но и спешка была смерти подобна. К сожалению, мне не хватало опыта, от напряжения подрагивали руки, неудобные с непривычки перчатки воспринимались как помеха. Тем не менее, работа спорилась.

– Сердце? – спросила я, дожидаясь сигнала аппаратуры о том, что нужное состояние смеси достигнуто, и можно продолжать.

– Я успел вколоть препарат, который его поддержит. Но чудес он не творит.

– Информируйте меня об изменениях в вашем состоянии.

– Это совершенно ни к чему. Вас будет отвлекать от работы, а мне никак не поможет.

Пришлось согласиться и продолжать, тем более что долгожданный гудок как раз прозвучал.

К тому моменту, как я закончила, и ноги, и руки дока были полностью парализованы.

– Правый шкаф, второй ящик сверху. – Он дышал тяжело, но, главное, дышал. – «Вампирчик» здесь не поможет, вам придётся сделать укол в вену. Справитесь?

– Разумеется.

Я не была ни врачом, ни ветеринаром, и никаких уколов сроду никому не делала. Но какая разница? С задачей надо справиться срочно, и кроме меня некому. Значит, справлюсь.

– Сколько осталось времени? – спросила я, быстрыми движениями вскрывая упаковку.

– Не знаю. Возможно, пара минут. А может, его уже не осталось, и вы напрасно тратите силы.

Я сжала зубы и сконцентрировалась на сиюминутных действиях. Завершить их оказалось непросто. В вену я попала только с третьей попытки, и всю дорогу казалось, что шприц держу неправильно, как-то криво, однако ввести противоядие в кровь вроде бы получилось.

– Что теперь?

Я напряжённо следила за Уолксом, словно рассчитывая понять по его лицу, подействовал препарат или нет, хотя любому было бы очевидно: эффект не может оказаться моментальным.

– Ждать. – Он утомлённо откинул голову назад. – Либо состояние улучшится, либо наоборот.

Я выбросила шприц в мусорный контейнер, стянула перчатки и отправила их туда же. Ждать… Эта перспектива не нравилась даже мне, а каково человеку, для которого эти минуты могут оказаться последними? О чём он сейчас думает? Вся жизнь, как принято говорить, проходит перед глазами? Или, наоборот, все мысли посвящены несостоявшемуся будущему, тому главному, что так и не удалось совершить? Или сознание полностью заволакивает пелена страха?

Врач сам дал ответ на мой незаданный вопрос.

– До чего же нелепая смерть! От глупого кусочка стекла. Если противоядие всё-таки не поможет, будьте любезны, не рассказывайте никому, как было дело. Придумайте что-нибудь более возвышенное, на ваш вкус.

– Обязательно, – оптимистичным тоном пообещала я. – Расскажу команде, что вы проводили опыты на мухе цеце, отрывая ей крылышки, а она в отместку укусила вас за палец.

– Вы что, смерти моей хотите? – возмутился он.

– Наоборот. Хочу дать вам дополнительный стимул самостоятельно рассказать всем историю своей кончины.

Оговорку свою я осознала уже после того, как последнее слово сорвалось с губ. И собиралась исправиться, но док не был бы доком, если бы не прицепился к неверной формулировке, пусть даже на смертном одре.

– Рассказать о собственной кончине? Пощадите экипаж! Призрак на космическом корабле – это, право слово, перебор.

– А вы боитесь призраков? – поинтересовалась я, стараясь перевести разговор, а заодно и ход мыслей Уолкса, в иное русло. – Знаете, одна моя сотрудница – ну, с прошлого места работы, – рассказывала, что ужасно боялась их в детстве. Как-то раз на рассвете её безумно напугала постучавшаяся в окно птица. Она решила, что это привидение. Кстати, говорят, что если к кому-то в окно часто стучится птица, значит, это светлый человек с чистой душой.

– Этого я не слышал. Но знаю другую примету: если к кому-то в окно часто стучится птица, то у этого человека грязное окно.

– Что же вы такой не романтичный?! – возмутилась я.

– Нам, медикам, это вообще не свойственно.

– Зоологам тоже. – Я быстро сменила гнев на милость. – Кстати о чистоте. Хотите пить?

– Чёрт, я ведь был уверен, что перед смертью некому будет подать мне стакан воды!

– Уговорили, попозже оставлю вам свой номер телефона. В старости, когда соберётесь умирать, позвоните. Я пришлю вам с курьером пару бутылок минералки.

– Вы невероятно добры. Скажите, мне только кажется, или я смог пошевелить пальцами?

Мигом расплескав налитую в стакан воду, я устремила взгляд на его кисти. Пальцы правой руки действительно едва заметно подрагивали.

– Слава богу! – выдохнула я.

С этого момента дело пошло на лад. Контроль над конечностями возвращался быстро, пусть пока не полный, но это было вопросом времени. Теперь можно было со спокойной душой вызвать в медотсек кого-нибудь из экипажа, но прежде я предложила Уолксу отправить в утилизатор контейнер с ядовитым веществом.

– Ни в коем случае! – запротестовал он.

– Вы что, собираетесь снова работать над тем лекарством?!

– Разумеется. Только на сей раз с соблюдением всех предписываемых мер безопасности, – успокоил меня врач. – Например, займусь этим только после посадки. Надеюсь, в ближайшее время на Миенге не ожидается землетрясение? – подмигнул мне он.

– Ну, если оно произойдёт, и у вас снова разобьётся пробирка, зовите. Я уже поднабралась опыта, в следующий раз буду работать быстрее.