Свидетель с копытами - Трускиновская Далия Мейеровна - Страница 24

– Ну-ка, потише, – велел он извозчику, заметив издали, сквозь метель, что сани Разумовского сворачивают влево.

– Эк задувает, – недовольно ответил извозчик.

Мнимый Эрлих невольно фыркнул: покатался бы ты, голубь сизый, зимой по Заволжью! Петербуржская метелица райским ветерком бы показалась.

За годы службы сперва в Ораниенбауме, потом в Лифляндии, потом в оренбургских степях, он стал неплохо разбираться в фортификации и оценил это возвышенное место с хорошим обзором и естественными водными преградами. Но Разумовский, оставив сани, полез по склону вверх с той ловкостью, что отличает двадцатилетнего вертопраха от сорокалетнего ветерана, пусть и побывавшего во многих переделках. Идти той же серпантинной тропой мнимый Эрлих не мог, к тому же на нем были валяные сапоги, на крутизне отменно скользящие, а на Разумовском – теплые кожаные сапоги с каблуками, при подъеме дающими хорошую опору.

Мнимый Эрлих решил обойти валы понизу, и это было верное решение – у подножия вала стояли две запряжки, и возле саней он увидел двух кавалеров в громоздких шубах и круглых меховых шапках, обоих – чуть не по колено в снегу, а кто там в санях – пока не разглядел.

Склон порос заснеженным кустарником, и, если двигаться, пригибаясь и не касаясь ветвей, можно подобраться поближе к собеседникам – так рассудил мнимый Эрлих, так и сделал, хотя соблазн при скольжении ухватиться за ветки был велик.

Первое, что вознаградило его, – он услышал немецкую речь. Оба пожилых кавалера по-немецки обращались к сидевшей в санях даме и двум ее спутницам. Кучер же таращился по сторонам, явно не понимая, о чем беседа.

Кавалеры убеждали даму не тратить зря время, не подвергать опасности здоровье – все, что ей было угодно видеть, она увидела, и главное – изо всех сил беречь себя, чтобы государыня не передумала делать такой отменный подарок. Один был совершенно необъятный, и его шуба могла бы вместить троих таких, как мнимый Эрлих. Голос у него был жалобный, и он даже попенял даме: я-де ради вас встал ни свет ни заря, и сразу, лба не перекрестив, плюхнулся в сани. Время было почти обеденное, и мнимый Эрлих сперва подивился, что же это за толстяк, спящий до обеда, а потом сообразил: Панин!

С Никитой Паниным, воспитателем наследника-цесаревича, мнимый Эрлих был знаком, но знакомство прервалось почти четырнадцать лет назад. Он и с великим князем Павлом Петровичем был знаком тогда – тот был добрым, живым, любознательным и музыкальным мальчиком, которого отец пытался увлечь офицерскими премудростями и во время редких встреч рассказывал о стрельбе из пушек и о построениях на плац-параде.

– Я еще побуду тут, а вы рассказывайте про окрестности и показывайте, где что лучше ставить, – сказала дама. – Если это мои владения, то я должна знать, как ими распорядиться!

– Позвольте, лучше я расскажу, ваше высочество. Мой братец особа возвышенного склада, а я простой вояка, – сказал второй кавалер. – Братец лучше объяснит, каким должен быть дворец, и он уже все сказал про пруды с террасами, а я лучше объясню, каким быть военному лагерю.

Мнимый Эрлих понял: это человек, который, если бы они встретились года два назад, вполне мог отправить его на виселицу. Петр Панин истреблял бунт сурово и грозно.

– Да, говорите вы, это очень важно, и показывайте! – приказала великая княгиня.

– Сие место не всегда было столь высоко, шведские солдаты насыпали валы. За семьдесят лет земля уплотнилась, и вверху можно ставить крепость в рыцарском вкусе, как нравится его высочеству, даже стены с зубцами…

Отворачиваясь от метели, великая княгиня сидела так, что мнимый Эрлих видел ее лицо – молодое и красивое, но вдруг исказившееся пренебрежительной гримаской. Гримаска относилась ко вкусам супруга.

– Бог с ними, с зубцами. Скажите лучше, возможно ли тут поставить бастионы, хотя бы такие, как в Петерштадте.

Мнимый Эрлих, услышав это, улыбнулся – супруга наследника бывала в Петерштадте и, насколько дамам вообще дано понять фортификацию, любопытствовала – что необходимо, чтобы выдержать осаду.

Он решил более не ждать. Не столько сбежав, сколько скатившись с откоса и подняв вокруг себя облако снега, слетевшее с кустов, он оказался возле саней и рухнул на левое колено.

– Царь небесный, это что еще за болван?! – по-русски воскликнул Никита Панин и сразу перешел на немецкий: – Ваше высочество, надо уезжать, не то здешние поселяне набегут и станут попрошайничать.

Мнимый Эрлих так и знал – его борода и тулуп всех введут в заблуждение.

Следовало пустить в ход всю доступную офицеру-голштинцу галантность. И поскорее – Петр Иванович Панин уже доставал из саней заряженные пистолеты.

– Ваше высочество, умоляю, выслушайте! – обратился он по-немецки. – Я служил покойному батюшке вашего супруга, теперь желаю служить вам, не прогоняйте меня! Клянусь честью, у вас не будет более преданного слуги!

– Кто вы? – спросила великая княгиня.

– Я майор драгунского полка барона фон Дельвиг, Рейнгард фон Бейер, ваше высочество. Если господин Панин даст себе труд вспомнить офицеров, бывших при покойном императоре…

Никита Иванович Панин прищурился.

– Если бы вас обрить, сударь, я бы мог утверждать, точно ли вы фон Бейер.

– Если ее высочество прикажет, могу и обриться. Но это будет преждевременно, – возразил мнимый Эрлих, так привыкший к фальшивой фамилии, что его собственная даже не сразу выговорилась.

– Что вы этим желаете сказать?

– То, что я желаю служить ее высочеству всеми возможными способами. И я буду счастлив в тот день, когда смогу присягнуть на верность супругу ее высочества… императору российскому Павлу!..

– Ого! – воскликнул Петр Иванович Панин. – Кажется, нам подсунули тухлую наживку и ждут, чтобы мы клюнули!

– Вы не верите мне, это правильно, что не верите! Но я могу доказать вам, что действительно тот, за кого себя выдаю.

– Любые бумаги можно подделать.

– Как раз бумаг у меня нет. Мне пришлось расстаться с ними на берегу речки Деркул.

– Что?!.

– И спрятать их на груди у покойника, чтобы его приняли за меня. Я – из той пятерки голштинских офицеров, что, обманувшись, бежала к самозванцу в надежде на чудо. Как вам известно, чуда не случилось, мертвец не воскрес.

Признавая свое участие в пугачевском бунте, мнимый Эрлих, он же Бейер, сильно рисковал. Но другой столь же действенной рекомендации у него не было.

– Вы надеялись воскресить покойника? – холодно спросил Петр Иванович.

– Да, ваша светлость.

– Но вы сразу поняли, что бунтовщик – не покойный император. Как же вы оказались у Деркула?

– Нас стерегли, ваша светлость. Бежать зимой мы не могли – мы бы замерзли в степи. А летом за нами строго следили. Мы были необходимы самозванцу как свидетели. Когда появилась возможность, мы ушли от него с отрядом Перфильева. Я дорого заплатил за свою ошибку, я дважды был ранен. Но моя верность императору Петру осталась прежней! – выкрикнул Бейер.

Это было правдой, и двое опытных государственных мужей, полководец и политик, переглянулись так, что стало ясно – готовы поверить.

– Господа, если этот человек желает нам служить, мы должны его принять, – вдруг сказала великая княгиня.

– Я понятия не имею, какая от него может быть польза, – возразил Никита Иванович.

– От меня может быть немалая польза, – не вставая с колена, заявил Бейер. – Я желаю служить великому князю Павлу и желаю видеть его на троне. Думаю, что многие хотят того же. Я присягнул покойному государю Петру, это – исполнение присяги. Ваше высочество, я буду счастлив, когда вас назовут императрицей российской…

Великая княгиня улыбнулась.

Бейер знал, как ей угодить.

И Петр Иванович Панин улыбнулся. Он не ладил с императрицей Екатериной, и то, что он давал советы по строительству крепости, где в случае провала неведомого Бейеру заговора могли бы на время укрыться Наталья Алексеевна и Павел Петрович, возможно – со своим ребенком, давало Бейеру надежду – он и этому господину, кажется, сумел угодить.