Свидетель с копытами - Трускиновская Далия Мейеровна - Страница 2

Уже невозможно было узнать, кто из голштинцев выкрал знамя драгунского полка Дельвига и, собрав несколько приятелей, отправился с ними в оренбургские степи – воевать на стороне мнимого Петра. Судьба этих людей тоже была туманна – о некоторых узнали, что они погибли, а знамя обнаружили в пугачевском обозе. Развевалось ли оно во время атак – никто сказать не умел. Оказалось, покойнички, где-то отсидевшись, вылезают на свет Божий…

Архаров, вместе с князем Волконским готовивший Москву к обороне от возможного нападения самозванца, знал – тут хватает недовольных, которые из одного лишь желания насолить государыне способны поддержать не только Пугачева, но и черта лысого. Знал он также, что в окружении Павла Петровича, в «малом дворе», постоянно рождаются опасные замыслы. Знал, что супруга великого князя, Наталья Алексеевна, в девичестве принцесса Гессен-Дармштадтская, не в ладах с государыней и мечтает поскорее взойти на трон, для чего и подзуживает постоянно нелюбимого мужа, чтобы добивался своих прав. Знал, что вокруг наследника вьют петли сомнительные персоны, связанные и с французским, и с английским, и чуть ли не с турецким двором. Предупреждение петербуржского полицмейстера сулило неприятные приключения и многотрудный розыск, в котором будет занята вся московская полиция, будут потрачены время и деньги, а лавры достанутся Чичерину – потому что главные события должны произойти в Санкт-Петербурге или поблизости от оного.

– Будь он неладен… – проворчал Архаров, и Саша не понял, к кому это относилось: к Бейеру, к Чичерину или даже к самому наследнику Павлу Петровичу.

– Прикажете продолжать? – спросил он.

– Продолжай…

Но Сашин голос то пропадал, то вновь возникал в ушах, потому что полицмейстерская голова уже была занята планом будущего розыска.

Бейер вряд ли остановился на постоялом дворе или снял комнату, хотя мог – если обзавелся фальшивыми документами. На всякий случай следовало приказать частным приставам собрать сведения обо всех, кто недавно поселился в их частях открыто. Бейер, побывав в пугачевском войске, да и вообще проведя немало лет в России, мог так наловчиться балакать по-русски – от природного русака не отличить. Правда, немцы редко снисходят до изучения российской речи, но такой возможностью пренебрегать нельзя.

Его мог приютить кто-то из московских немцев, какой-нибудь неприметный аптекарь или булочник…

Когда так – он говорит со своим аптекарем или булочником по-немецки. Во-первых, по-русски – незачем, ни к чему ему, чтобы соседи все слышали и понимали, а во-вторых, немцы живут обособленно, роднятся меж собой, и русская речь им требуется лишь настолько, чтобы гробовщику договориться с заказчиком о цене гроба, а портному – о длине камзола.

Архаровцы знают немецкое наречие в весьма скромных пределах, то есть объясниться с булочником насчет покупки сдобы они еще в состоянии, изругать пьяного сапожника – тоже, но понять долгую беседу со множеством незнакомых слов – ни за какие коврижки. Хоть спешно учителя для них нанимай.

Однако Саша, бывший студент, при малейшей возможности кидается читать ученые книжки, и Архаров над этим даже подшучивает…

– Помолчи ты, Христа ради, – велел Архаров. – Бубнишь как пономарь… Переведи дух. Ты ведь немецкие книжки читаешь и понимаешь?

– Читаю и понимаю, Николай Петрович.

– Без лексикона?

– Когда мудреное слово – лезу в лексикон.

– Они у немцев все мудреные. Докопайся, кто из наших поприличнее знает немецкий.

– Чего копать-то? Яшка Скес. Ну и господин Шварц, конечно.

– Шварц за Бейером сам бегать не станет. Ну, стало, на тебя вся надежда. Завтра с утра поедешь со мной на Лубянку. Первым делом сыщи мне там Скеса, затем… Степан! Канзафаров! Он при мне как-то немецкую срамную песню пел – думал, я не пойму!

Архаров расхохотался.

– Тимофей, кажись, тоже разумеет поболее прочих шалопаев. Ничего, Сашка! Изловим сукина сына! А ты, пока мои молодцы будут по аптекам шастать и немочек с пути истинного сбивать, найди-ка немца потолковее и говори с ним целыми днями. Как знать, может, тебе ролю играть придется, так чтоб комар носу не подточил.

– Будет сделано, ваша милость, – горестно отвечал Саша.

Он считал себя архаровцем, поскольку был Архаровым подобран в чумную московскую осень и состоял при нем с первого дня его полицейской карьеры. Ему хорошо жилось в особняке на Пречистенке, он по природе был домоседом, будь его воля – вообще бы вылезал из особняка только в книжные лавки, он обожал собирать разнообразные знания, совмещать их в голове, заполнять прорехи в математике и физике, но, раз уж ты архаровец, изволь участвовать в розыске.

Часть первая

Глава 1

Апрельское утро – солнечное, радостное, а если спозаранку – долгожданная новость, то стоит жить на свете!

– Батюшка Лексей Григорьич, из Бирюлева парнишка прискакал! Господин Плещеев прислал! С зарей в путь двинулись, к обеду, я чай, будут!

– Славно! Парнишку – на поварню, покормить. Вели фрыштик мне подавать. Да не мудри – чего попроще! И седлать Венеру. Сам навстречу поеду. Крикни там Егорке с Матюшкой – пусть собираются и ждут. И вели стойло готовить, свежей соломы постелить, чистейшей воды из родника принести! Сена – наилучшего, с пыреем! Первого укоса, так и скажи! Овса – того, что дают всем арабам! Пошел!

Это был долгожданный день, праздничный день, и граф решил – как только приведут новокупку, белого арабского жеребца неслыханных статей, что обошелся в шестьдесят тысяч рублей – деньжищи неимоверные, – велеть отслужить благодарственный молебен. Конь таких денег стоил – хотя на островских конюшнях уже стояло десять отличных арабов да девять арабских кобыл, с этим ни один жеребец бы не сравнился.

А отчего бы и не потратить графу Орлову шестьдесят тысяч на породистого жеребца? Деньги, слава Господу, есть, да и азарта хватает. Много рабов Божьих Алексеев в Санкт-Петербурге, коли поискать – найдутся в России и полные тезки, Алексеи Орловы, а вот Алехан Орлов – один. Кто и когда исказил имя – уже не понять, но вот когда бы граф того человека встретил – по алмазу за каждую букву подарил бы. Удачно получилось, ничего не скажешь, и единственный на всю Российскую империю Алехан, покупающий единственного в мире драгоценного жеребца, – это правильно!

Шестьдесят тысяч? Вот и прекрасно! Пусть нищеброды завидуют.

Старый камердинер Василий, пятясь, покинул спальню. Граф потянулся во всю мощь крупного сильного тела. Провел пальцем по щеке – вроде щетина не так яростно в рост пошла, можно обойтись без брадобрея Федьки. Бриться граф не любил. Смолоду приходилось, какой же гвардеец с бородой? А теперь, выйдя в отставку – поневоле выйдя, ну да ладно, – мог по два-три дня и более шершавый ходить. Федька наловчился так выбривать щеку вокруг шрама, что ни волоска не оставлял, а все равно неприятно.

Меченый. Балафре. Как герцог Гиз из французской истории. Орлов-Меченый. Орлов-Балафре. А и ладно, дамам даже нравится – до сих пор ни одна против шрама на роже не устояла. Гиз-Балафре тоже был ходок по дамской части. Если верить аббату Брантому, нарочно собравшему все скабрезности старого французского двора, имел амуры с королевой Маргаритой Наваррской, той самой «сестрицей Марготон», которую король Карл грозился сам за руку отвести под венец с наваррским королем. И ничего королева против шрама не имела…

Может, и императрица не устояла бы…

Да что теперь гадать! Ежели бы да кабы, так росли бы во рту грибы. Может, все и к лучшему. Граф Алехан Орлов ныне – сам себе хозяин. Денег хватает на все прихоти. Вон, главную прихоть ведут из Битцева. Один такой конь на всю планету Земля, может, и есть!

Фриштык был на скорую руку – графу не терпелось увидеть коня. Чесать себя, загибать букли и плести косицу он не велел – Василий просто стянул довольно длинные волосы в хвост и завязал черной бархатной лентой. Простые сапоги, в которых граф обычно ходил на конюшню и занимался с лошадьми, с вечера вычищенные, стояли за дверью. Василий помог их натянуть и подал кафтан, подбитый беличьим мехом. Для скачки под апрельским солнышком – самая подходящая одежка.