Кому на руси жить (СИ) - "Константин" - Страница 39

Кесарю – кесарево, Рваному – Рваново. Судя по всему, Миша со мной идти не собирается. Ну пусть его, может полезного чего за столом наслушает.

Выходим с Гольцом в ночь, на пропитанный чудесными летними запахами деревенский воздух. Уютная деревушка, тихая, пусть в сарае да все лучше, чем в чистом поле или в лесу ночевать.

Где-то коротко взлаивает и обрывается собака, стрекочет под деревом ночной сверчок, шелестят на ветерке широкие липовые листья. Начавшая убывать луна повисла над домом как прибитая.

В темноте сарая в нос бьет крепкий сивушный дух.

- Вы чего тут? Пьянствовали?

- Нам хозяин шмат сала передал и браги бочонок выкатил, но мы едва пригубили, – оправдывается Жила.

- А чего так? Тошная слишком? Или в темноте мимо рта летит?

Жила просит меня выйти с ним наружу.

- Тревожно нам, – говорит. – Тишина подозрительная, даже собаки не тявкают.

- Только что одна тявкала, – говорю, – недавно замолчала.

- Вот именно – замолчала.

Вид у Жилы и впрямь напуганный. Из сарая на длинных ногах как на цирковых ходулях вышагивает Невул, поправляет лямку чехла для лука на плече.

- Уходить надо, – говорит Голец, едва перекинувшись взглядами с гражданами разбойниками. – Я тоже чую неладное.

- Куда? Вы чего, совсем спятили, куда мы ночью пойдем? Какое, нахрен, неладное вы чуете? Оружие при нас, Минай и этот, второй – тоже. Не забыли, что нам их стеречь надо? Предлагаете бросить и слинять или с собой неизвестно куда тащить? Вы чего, парни? Спать в сарае можно?

- Можно, батька, – угрюмо говорит Жила.

- Тогда вот вам мой батькин приказ – всем спать. Оружие под бок на всякий случай, Миная связать все на тот же случай. Всем все ясно?

Честно говоря, надуманные опасения моих спутников меня взволновали очень мало. Ну что тут с нами может произойти? Кругом люди войта, свои, преданные и верные, большинство из них родственники, за старосту и его гостей в огонь и воду. Сказал же Родим – безопасно тут, чего еще надо?

Отдыхать надо, вот чего. Это от усталости все мерещится. Отдыхать, утро вечера все равно мудренее.

Наше временное укрытие оказывается не банальным сараем для всякого барахла или как тут называют – клетью. Вдоль трех стен рачительным хозяином устроен ряд прочных деревянных топчанов пригодных для лежания, что позволяет разместить на ночь с десяток сезонных работников или сопровождение какого-нибудь обоза.

На этих топчанах толсто устланных соломой и разместились разбойнички совместно со своими пленниками. Миная, как самого ненадежного элемента определи в самый угол у дальней стенки рядышком с его молчаливым товарищем. На небольшом бочонке стоит светильник в виде плошки с плавающим в масле фитилем. Света от него не больше, чем от одинокой свечи, по дощатым стенам пляшут уродливые тени.

Мнительный Голец тотчас кидается связывать Минаю лапы. Сонный брат боярина Головача недовольно гудит, бубнит что-то про безмозглых татей, вяло проклинает своих мучителей.

- Второго тоже обработай для спокойствия, – говорю.

- Не надо, батька, – говорит Жила. – Доходит он. У него вода из ушей течет. Не шевелится уже, только дышит. К утречку примрет.

Голец недоверчиво хмыкает, удивляется как можно проделать неблизкий путь с места нашего боя вполне на вид здоровым и к ночи вдруг начать умирать.

- Ничего удивительного, – говорю. – Видимо, кто-то из наших хорошенько приложил его по затылку. Из ушей у него не вода течет, а спинномозговая жидкость, небось еще и перепонки лопнули. Перелом основания черепа, отек мозга и капут, с такими повреждениями он еще долго протянул.

Голец вставляет в затворные скобы толстый деревянный брусок – запирает нас изнутри.

- Давай для сна, батька, – говорит Невул и протягивает искусно сделанную берестяную кружку с изящной ручкой полную пахучей, пузырящейся медовухи.

Сами не стали пить, черти, так мне подносят. Какой от пены этой, к собакам, сон, избегаешься до ветру и все, но для проформы выпиваю, копченым салом зажевываю.

Мне отводят не слишком козырное, но безопасное место посередине, мои ноги подпирают голову Гольца, устроившегося возле выхода, голова через прокладку из соломы тычется в пятки Жилы. Невул с луком в обнимку примостился через проход напротив Гольца.

Снятый с пояса перед ужином в доме Родима меч я кладу под левый бок.

- Все, тушите свет, – говорю. – Спим.

Еще каких-то десять дней назад я бы не поверил, что смогу обходиться без одеяла и подушки, а вот, поди ж ты, много ль человеку надо? Крыша над головой, сухо и тихо, никто ребра железным пером не щекочет. Вместо привычного матраца – солома и то ладно, все не земля. Короче, красота да и только. Засыпаю мгновенно, но выспаться не удается. Пресловутый закон подлости срабатывает и на сей раз. Из глубокого сна меня выдирают как тонущего ребенка из реки.

- Батька! Батька! Стяр, проснись! Да проснись же! Вставай! Тихо только!

Тревожный шепот обжигает ухо.

Сна как не бывало. Сажусь, свешиваю ноги с топчана, трясу башкой.Поначалу даже теряю ориентацию, мне кажется, что я в родной армейской казарме, никак не могу очухаться после внезапной команды “Подъем!”

Передо мной в темноте трясется пятно Гольцова лица. Неужели опять кого-то отравили?

- По двору кто-то шастает, – говорит Голец, отметая версию отравления. – Не Родимовы – чужие!

- Как узнал?

- В щелку смотри!

Я стремительно подбираюсь к двери, приникаю глазом к трещине в доске. Сначала ничего не вижу, но привыкшие к темноте глаза под тусклым светом месяца скоро засекают двигающиеся по двору войта быстрые воровские тени. Обзор невелик, но я успеваю увидеть как несколько фигур чернее ночи мечутся от постройки к постройке, пробуют на крепость замки. Несколько теней кидаются через весь двор к хозяйскому дому и пропадают из поля зрения. Два раза отчетливо слышится приглушенное металлическое звяканье.

Становится жутковато. Начинаю нервно соображать.

Если все идет по наихудшему сценарию, то это никто иной как Седой Эгмунд пожаловал выручать товарища с кичи, заодно и серебришко возвернуть.

- Пасть ему заткни! – командую шепотом, ни к кому конкретно не обращаясь.

Меня понимают правильно, через три секунды слышу, как мычит с забитым тряпьем ртом Минай.

Что-то многовато их. Двор уже буквально кишит тенями, но шуметь в открытую не спешат, перемещаются тихо, без топота и шлепанья. Думаю, не знают они точно, где Миная держат, потому и не лезут напролом, осторожничают, примеряются как слепой ощупывает незнакомый предмет.

Вот наступает очередь нашего сарая. Чьи-то нетерпеливые пальцы хватают наружную ручку двери, дергают легонько на себя, потом сильнее. Я отстраняюсь от двери, высвобождаю меч из ножен. С той стороны слышится шелестящий свист. Прибегает подмога. Тянут в несколько рук и начисто отрывают с дуру ручку.

Теперь им понадобится ломик или что-то наподобие.

В щель между дверным полотном и окосячкой забивают кончик меча. Усилие с пыхтеньем, я шкурой чувствую как напрягается дверь. Треньк! Клинок со звоном ломается, слышится ругань и придушенный возглас разочарования, два сантиметра стального жала остается в щели.

Шаги удаляются.

Что могу сказать? Повезло тебе, парень с той стороны! Первым бы лег, доведись тебе открыть дверь.

Я снова прилипаю к смотровой щели. Теперь вся ватага устремляется к дому, оставив сараи на потом. Вполне логично. С любой точки зрения все самое ценное, в том числе и пленники, должно держаться за крепкими стенами, а не в хлипких дощатых постройках.

- А где, кстати, серебро? – спрашиваю Гольца.

- Хозяйские в дом затащили.

Это хорошо. Плохо, что защитников у того добра не много. По сути один Бур. Завид, Миша и, тем более, сыпящий песок из штанин дед Родим вместе со всей своей дворней и домочадцами никоим образом не преграда для десятка вооруженных людей в их лихом деле.