Кому на руси жить (СИ) - "Константин" - Страница 23

Рваный хлебнул пива, отер бороду полотенцем.

- Я ничего не утверждаю, и никого ни к чему не склоняю, Старый, но для себя выводы уже сделал. Знаешь, я даже рад, что очутился здесь, по мне так лучше древняя Русь, чем та гнусь, в которой мы жили через тысячу лет отсюда. Я в то болото больше не хочу. Нужно лишь освоиться, обжиться...

Я начинаю подозревать неладное и спешу перебить словоизлияния приятеля.

- Вот только не надо мне втирать, что хочешь тут остаться. Ты ж неплохо жил, еще пару лет и совсем в шоколаде будешь.

- А тут я уже в шоколаде, – заявляет он резонно. – Но сейчас не о том. Ты оставаться наотрез не желаешь, как я понимаю?

- Я что больной? – вопрошаю как можно возмущеннее. – Чего мне тут ловить, кроме вшей? Здесь их, как я погляжу, уважают. Волосня у всех, только гнид парить.

- А я думаю, назад тебе хода нет, – убежденно говорит Миша. – Не Анзор, так Фрол тебя с дерьмом сожрет. Кто первый доберется. Анзор за родственников мстить будет, ну а Фролу ты весь расклад спутал, он такое не прощает. Да и менты вступят в игру, едва объявишься...

- Да плевал я на всех! У меня мать там...

Свой крик души я подкрепляю увесистым прихлопом кулака по столешнице. На шум в комнату суют головы с вытаращенными глазами сразу две девки.

- Кыш! – шипит Рваный.

Девок как не было.

- Я бы на твоем месте сидел и не рыпался, тем более, что в нашем времени нас, скорее всего, похоронили. Мертвые мы, понимаешь? Да какая разница где жить? Короче, – Рваный порывисто и сильно бьет себя ладонью по колену, – ты как знаешь, а я остаюсь! Работать буду как все, как все отдыхать... Жить буду! Их, вон, воспитывать!

Миша кивает в сторону двери за которой прячутся любопытные девчата.

Рваному хорошо так говорить, он один как перст, только троюродная тетка в Харькове да рыжий кошак в пустой квартире. Мать померла, когда он только университет закончил, при сыне померла, а моей меня схоронить, как Рваный убеждает, довелось. Разница все же есть и не малая.

- Ты не на моем месте, – говорю. – Вот и помалкивай. Если хочешь, оставайся, а я буду искать способ вернуться. Любыми путями и средствами, ты меня понял? Меня похоронили, а я все равно вернусь. И, раз уж следовать твоей логике, за несколько месяцев там многое могло произойти, может статься ни Фрола ни Анзора уже в живых нет, ведь свинью я им подложил знатную. А менты меня мертвого искать не станут.

Миша упрямо поджимает губы, видно хочет обозвать меня как-нибудь, да не решается. Хрен с ним. Пускай остается, коль ему тут так нравится, а я домой хочу!

На самом деле я не допускал и мысли, что Рваный все это всерьез говорил. Какого ляда ему тут делать?! Не идиот же он в конце концов! Гонит немного Миша, так это пройдет, никуда он не денется, бригадира не бросит и в речку нырять будет как миленький...

Беру с лавки два ручных полотенца с пятнами гусиного жира, в одно заворачиваю вырванную из гуся бочину вместе с грудной частью и кусок хлеба. На улице меня как гранатой подрывает.

- Слышь, Мишаня, хочешь в осадок выпасть? – говорю я своему корешу, лукаво щурясь.

- М-м?

- Не мычи как телок недоенный, пошли чего покажу.

Я веду его в те самые бурьяны, в которые с дуру влетел, когда искал Овдеев дом.

- Каково? – спрашиваю я, широким жестом обводя плантацию запрещенной флоры.

- Ну и что? – жмет плечами обормот с рваным ухом. – Обычная конопля. Посевная. Тут ее, почитай, в каждом огороде заросли, да и «дички» по оврагам полно. Я уже наводил справки, не кипишуй зазря. Навариться на этом не получиться. Да и как, если на Руси даже табачок не курили, пока английские моряки в семнадцатом веке не завезли. Не знают они этого кайфа. Пока.

- Зачем тогда сеют столько? – произношу убито, ибо ценность растения для меня отныне равна крапиве.

- Ты думаешь, шмотки твои все из хлопка? Или из одного льна? Конопляные волокна в несколько раз крепче хлопковых, веревки из них плетут и канаты корабельные. Из семян кашу варят и масло выжимают. Очень полезное, кстати сказать, растение, даже в медицине как-то применяют.

- Ага, пацанов бы моих сюда, они бы мигом оценили его полезность.

- Это точно, – без тени сомнения подтверждает Миша. – Ладно, пошли, давай.

- Может научить их тут всех курить? – не унимаюсь я, проявляя заботу о ближних. – А что? Надо же людям как-то средневековый стресс снимать. Водки нету, зато дури полно!

- Как хочешь, – отмахивается от идеи Миша. – Я – пас, у меня других забот за макушку. Пошли, не тяни время!

Деясять минут минут мы с Мишей сидим в лодке, ждем пока изголодавшийся до звериного состояния Голец прикончит гусика. Затем начинаем движение вверх по течению злополучной реки. Я гребу, предварительно обмотав ладони полотенцами, пестуя свои заслуженные мозоли.

Теперь главное не проскочить, найти точное место нашего выхода из реки, иначе ничего не получится. Недалеко тут, вроде. Если и была какая пространственно-временная аномалия, то она вполне вероятно осталась на прежнем месте. Я слабо представлял, как все будет выглядеть, закрутит ли нас в воронку и выкрутит на родине, поглотит ли бездна или подхватит мощным течением, чтобы пронести сквозь время на тысячу лет вперед, но отчетливый душок дешевой фантастики и глупого шарлатанства здорово смущает. Не хочется выглядеть посмешищем, никак не хочется...

В глазах уже рябит от однообразия красок и мельтешения прибрежной растительности, тем не менее то самое замшелое бревно в воде я все же замечаю. По моей команде причаливаем. Я стягиваю сапоги, закатываю выше колен штаны и осторожно ступаю в затянутую ряской и осокой воду у самого берега. Помогаю сойти Рваному.

Здесь, – говорю. – Я бревно это хорошо запомнил.

Вытянув лодочный фал на максимум, обматываю его вокруг мягких веток околоводного кустарника. Беру с Миши слово, что если не вынырну (не в смысле – утону, а перемещусь), он последует за мной.

Ошалело наблюдающему за нашими приготовлениями Гольцу даю задание ни в коем случае не покидать лодку, сидеть на месте и ждать.

В одежде нырять не хочется. Что я в родном городе без порток до дома не добегу? Еще как добегу! Тем паче, что здесь мы голые очутились. Я быстро снимаю все, кроме нижних штанов, осторожно захожу в речную траву и ежусь: ни разу не теплая водичка, наверное из-за сильного течения никак не прогреется на солнце.

Пройдя вперед до чистой воды, ныряю, достаю пальцами затянутое растительностью дно и выскакиваю на поверхность.

Ух, аж дух заняло!

Отфыркавшись, хватаю воздуха и заныриваю снова. Мне бы маску, а то в такой мути не видно ни хрена и глаза с непривычки режет.

Десять раз я ныряю. Щупаю дно и оглядываюсь. Выныриваю все в том же проклятом месте с проходом в осоке, замшелым бревном и ухмыляющемся Гольцом в лодке. Ничего не меняется. Никаких признаков конца двадцатого века, только осока, бревно и чертов лес! Хоть башкой о дно бейся! А вдруг эта штука срабатывает, только если ты мертвый? Мы ведь с Рваным именно под водой концы отдали. Тогда что получается – тонуть нарочно надо? Залечь в донный ил и начать хлебать воду? А вдруг не сработает? Вот раки обрадуются!

Прежде чем продолжить нырять решаю отдохнуть. Выбираюсь на берег, где меня прихватывает нешуточный колотун в компании со злыми кусачими мухами. Согреваюсь на солнце быстро.

- Я же говорил – бесполезно это. – в голосе Рваного сквозит сочувствие. Стоит позади меня, уперев в бока руки. Я снимаю исподние портки, выжимаю, дотянувшись до кустов, развешиваю на ветках.

- Теперь твой черед, – говорю.

- Мой? – удивляется Мишаня. – Нет, Старый, погоди, ты сам видел, что этот фокус не проходит, зачем я еще буду нырять?

Он встает передо мной, приняв театральную позу с протянутой вперед рукой.

- Ныряй, Миша, – говорю. – Лучше ныряй по-хорошему.

Дальше спорить он решается. Стал по моему примеру стаскивать с себя одежду. Пускай нырнет, вдруг на него подействует по-другому. Что, если, именно Миша запустил механизм переброски? Значит, возможен и повторный запуск. Нырнет, не расклеится.