Случай в Семипалатинске - Свечин Николай - Страница 8

– Однако твой туземец не очень себя утруждает. Мог бы и услужить офицерам.

– Туземец?

Подпоручик обернулся назад, потом хмуро ответил:

– Бота не денщик и не лакей, чтобы нам с тобой прислуживать. Этот, как ты выразился, туземец мне уже дважды жизнь спас. А я ему еще ни разу. И вообще, пойми: здесь, в степи, у меня нет ближе него человека. Мы с Ботабаем тамыры, то есть названые братья.

Коллежский советник промолчал, мотая на ус.

Путники съели полбарана, оставшееся мясо уложили в фуражную сакву. Наполнили фляги водой из колодца. И снова тронулись в путь.

Иртыш открылся, когда начало темнеть. Переправлялись через него уже в ночи. Вместительный карбас доставил отряд на правый берег. Сильное течение сносило лодку, и весельным пришлось попотеть. Ганиев, как только ступил на землю, сразу куда-то ускакал. И отец с сыном смогли в его отсутствие продолжить обсуждение национального вопроса.

Николай начал так:

– Вот от тебя не ожидал про туземца!

– А что, это, как ты знаешь, официальный термин, так и в переписке говорится.

– Мало ли у нас глупостей в переписке. Ты воевал, бывал на Кавказе, в Туркестане, Сибирь излазил. Какие же они туземцы? А тем более казахи.

– Чем же твои казахи лучше других аборигенов?

– По обширности занимаемых территорий и по численности они на первом месте среди тюркских народов Азии. И на втором в мире после турок-османов. Больше трех миллионов человек! А посмотри, где обитают казахи. От Волги до Китая и от Сибири до Памира. Все их законные земли. Которые мы, кстати сказать, прибрали к рукам.

– Но-но, – одернул сына папаша. – Не прибрали, а присоединили. Для их же пользы. А если бы не мы, казахов твоих любимых давно завоевали бы китайцы. Так и намечалось в конце восемнадцатого века, помнишь? Я ведь перед отъездом успел раскрыть Брокгауза с Ефроном.

Разведчик улыбнулся:

– Ты веришь энциклопедическим словарям? Еще сошлись на доклады губернаторов.

– А что, тоже источник. Конечно, покорение русскими Средней Азии не обошлось без жестокостей и злоупотреблений. Но в сравнении с другими мы проявили меньше всего зла. Когда империи дерутся между собой, делят малые народы, верстают новые границы, тут не до церемоний.

– Ты спросил, чем хороши мои казахи, – продолжил сын. – Объясняю. Они талантливые, хорошо обучаемые, эпос у них поэтический, музыкальные, любознательные. Взять хотя бы недавно умершего Абая. Не слышал о таком? Он был многогранно одаренный человек: и поэт, и музыкант, и реформатор языка. Что еще? Казахи – надежные товарищи. Гостеприимны, уважают старость, женщины у них играют важную роль, не как у многих других. Еще бы руки мыли почаще… Есть такое многотомное издание – «Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Настольная и дорожная книга для русских людей». Не читал?

– Времени нет всякую ерунду читать.

– Не ерунда, издание вполне добротное. Сам Семенов выпускает, знаменитый наш путешественник. Так вот, в восемнадцатом томе дана объективная характеристика казахам. И завершается она следующими словами, цитирую по памяти: «Среди тюрков, кочующих в Азии, киргиз-кайсаки наиболее культурный народ, и несомненно, что ему принадлежит лучшее будущее».

– Хорошо, коли так, – примирительно ответил отец. – А руки и в русских деревнях лишний раз стараются не мыть.

Когда Ботабай вернулся (он разведывал, все ли вокруг спокойно), Лыков-Нефедьев решил встать на ночлег. Посоветовался с другом, они вместе выбрали место поукромнее. Развели костер, коллежский советник завалился спать, а его спутники дежурили по очереди.

Утром, когда над Иртышом еще стоял плотный туман, отряд быстро собрался. Доели вчерашнего барана, разогрев его на углях. Русские сделали по глотку водки, чтобы согреться. Казах не стал. Он отошел в сторонку, совершил утренний намаз. Потом все расселись по коням и двинулись в путь. Киргизские лошади по праву считались самыми выносливыми в России, им нипочем были большие переходы.

Отряд поднялся на высокий правый берег. Тракт в столь ранний час был пуст. Лыков поразился его виду. По степи тянулись две широких накатанных колеи, разделенные полосой травы в пять саженей. Почти шоссе!

Подпоручик ткнул нагайкой на юго-восток:

– Теперь нам туда. Дорога все время будет идти вдоль реки, лишь кое-где отступит верст на пять, а потом снова приблизится. Ну, вперед!

Два дня они поднимались вдоль Иртыша, потом полдня отдыхали и снова выступили. По реке шли пароходы, буксиры тянули каждый по две баржи, сновали паузки и карбасы. Жаль, нельзя проплыть с ветерком… Вдруг показался буксир, ведший лишь одну баржу, и не деревянную, как все другие, а железную. Николай пояснил: это казенная баржа, на ней перевозят арестантов, а во время призыва еще и рекрутов.

Местность вокруг была удручающе унылая: ровная степь с выгоревшей на солнце травой, да небольшие колки[18] вдалеке. На пригорках были сложены странные пирамидки из камней. Николай сказал, что это опознавательные знаки, по которым кочевники прокладывают свои маршруты.

Внизу вдоль русла тянулась широкая ярко-зеленая полоса заливных лугов, и только она радовала глаз. Лыков кивнул на нее:

– Вот это силища! Всю здешнюю скотину можно прокормить.

– Да, – откликнулся сын. – Хватило бы на всех, да дорого обходится.

– В каком смысле?

– Это так называемая десятиверстная полоса. Она тянется по правому берегу от Омска аж до Усть-Каменогорска, на тысячу четыреста верст. Полтора миллиона десятин! Море травы, сочной, роскошной… Все это богатство было отдано казакам в бесплатное пользование еще в тысяча семьсот шестьдесят пятом году. Распорядился командир сибирских войск генерал-поручик Шпрингер. Так с тех пор и берут задарма. Столько сена им не нужно, да и не скосить такую громаду. А у кочевников на том берегу выжженная степь и огромные стада скота, главное их богатство. Кормить его трудно, пастбищ не хватает. И приходится арендовать у казаков заливные луга за большие деньги, чтобы не пойти по миру. Десять месяцев в году пасут они свои стада в пойме, да к зиме кое-что накашивают.

– Хм. Начальству писать не пытались? – спросил Лыков. – Генерал-поручиков давно нет в Табели о рангах. Пора бы и отменить их замшелые приказы.

– Уже не получится. В тысяча девятьсот четвертом году десятиверстная полоса высочайше пожалована Сибирскому войску в собственность. Шла война с японцами, и станичников решили задобрить. Помнишь наш разговор на берегу?

– Насчет тузе… Тьфу! Казахов?

– Да. Вот тебе пример нашего управления: отобрали у коренного населения лучшие земли и вручили лампасникам. Когда-то давно в этом был смысл: казаки воевали за присоединение края, нужно было их поощрить. Но с той поры прошло сто с лишним лет. Во всем Сибирском казачьем войске народу полтораста тысяч, если считать с семьями. В военное время войско обязано выставить девять конных полков. Согласись, немного. А тех же казахов в одной только Семипалатинской области почти семьсот тысяч. Счет скотине идет на миллионы. Главная проблема – как прокормить такое количество, с этим масса хлопот. Знаешь, что такое тебеневка?

– Да, это зимняя пастьба.

– Правильно, – одобрил Лыков-Нефедьев. – Так вот. Зимовые стойбища у них называются кстау и считаются самыми ценными. Летовки – джайляу, и весеневки-осеневки – кузеу, тоже охраняются от потрав, но кстау важней всего. Зимой скот пасти особенно трудно. Пастбища ведь под снегом. Сначала выпускают лошадей, и те разбивают его копытами. Следом выходят рогатый скот и верблюды, а самыми последними – бараны. Если снега выпало слишком много, лошади не могут добраться до травы. Значит, и остальная живность тоже. А еще хуже осенняя гололедица, когда после дождей сразу морозы. Земля покрывается льдом, и копыта его не пробивают. Начинается джут, падеж скота, это катастрофа для кочевников. Выручить могут только большие запасы сена. А заливные луга – вот они, но за покосы надо платить. Тут еще национальные особенности… Казахи, сказать по правде, большие лентяи. Еще им свойственна беззаботность. И отказываются от старого уклада они неохотно. По этой причине сено заготавливать не любят и потом страдают.