Моногамия (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 20

Но бывает и так, что Алекс подбирает меня где-нибудь в городе, и мы мчимся к нему, именно несёмся на всей скорости, потому что ему совсем уже не терпится… Не знаю, с кем он там спит в своей Америке, но ко мне всегда приезжает безумно голодным…

Я вообще никогда намеренно не размышляла о том, какое влияние Алекс имеет на женщин: было очевидно вполне, что он поражает и привлекает не только меня, но и других, многих, практически всех. Наши свидания случались по большей части наедине, и поэтому я могла лишь догадываться о том успехе, который он обычно имеет в любом обществе, где есть женщины. Думать об этом было опасно — это как яд, которым вы травите себя сами. Поэтому я и не думала ни о чём, моя интуиция подсказывала мне, что с моей стороны будет большой глупостью не отхватить себе по максимуму от этого пирога счастья.

Мы вваливаемся в квартиру целуясь, и он тут же стаскивает с меня и с себя одежду, и тащит в постель, минуя душ, хотя знает, что я люблю заниматься этим только после душа — гигиена прежде всего, но ему действительно уже так нужно это, что он не может ждать… А вообще Алекс любитель моих ароматов, всегда норовит нюхать меня, как и я его, впрочем, а вода запахи убивает…

Бывает, я говорю ему, что хочу есть, и тогда он везёт меня в какой-нибудь хороший ресторан, и мы едим, вернее я ем, потому что его тарелки почти всегда остаются полными, Алекс не съедает и половины, и я удивляюсь, откуда в нём столько силы, ведь он так плохо ест, а он шутит, говоря, что питается энергией Космоса… И только после ужина мы быстро едем к нему, и раздевание начинается ещё в лифте, потому что, пока он наблюдал за тем, как я ем, у него испарились остатки выдержки и терпения. Вообще, мой рот, мои губы и все связанные с ними манипуляции возбуждают его — это я заметила давно. Я знаю, что когда мы пьём кофе с круассанами вместе, мне нельзя облизывать губы — Алекс непременно снова потащит меня в постель, и не важно, когда это было в последний раз. Но главное не это, а то, что я хочу его, хочу постоянно, хочу безумно, и едва выдерживаю то время, когда его нет…

Алекс приезжал достаточно часто, каждые 2–3 недели, доделывать свои проектные дела. А потом я поняла, что дела эти все давным-давно перекончались и приезжает он ко мне. Иногда он оставался на несколько дней, и мы даже гуляли вместе, иногда прилетал на одну только ночь, а я не могла с ним остаться, мы были близки, и я убегала под проливным дождём, снегом, по опавшей листве, по вновь пробивающейся весенней траве. Однажды, открывая дверь в машину, я увидела его у окна, и почувствовала сердцем его тоску и одиночество. Капли дождя, стекавшие по его огромным окнам, были подобны его слёзам. Мне запомнилось это, проникло в самое сердце, ведь главное — не делать никому больно…

Очень скоро мне стало ясно, что он влюблён серьёзно. Самым непостижимым и невероятным для меня образом. Только тогда впервые в моём сознании повис вопрос, на который я не смогла найти ответа, как ни старалась. Что он нашёл во мне? Что?! Что именно так зацепило его? Самые невероятные предположения строил мой аналитический мозг, но в первый раз полностью безуспешно.

{Flunk — Blue Monday}

Алекс переехал из Нью-Йорка в Сиэтл и звал меня с собой, много раз звал, иногда настойчиво, иногда с мольбой, но никогда не давил. А я никогда, никогда не воспринимала его всерьёз, относилась к нашим встречам как к счастливому продолжению летнего романа. Ни на секунду не поверила в искренность этих предложений, не услышала его, когда он сказал, что построил дом моей мечты на побережье. Как я уже говорила, я всегда знала, где мои горизонты и не питала иллюзий на его счёт. И самое главное, разрушить свою семью ради себя — что может быть хуже!? Сделать больно самым близким и родным людям ради призрачного и однозначно временного счастья за океаном — такой сценарий не мог стать реальностью! Я не могла совершить такое!

А он всё приезжал… Мне было всё тяжелее и тяжелее вырываться к нему, Алёша уже много чего понимал, и мой обман легко мог раскрыться. Я забегала к Алексу лишь на пару часов. Иногда мы волшебно и долго занимались любовью, утопая в нежности друг друга, но чаще он жадно любил меня, и не хотел отпускать, умоляя побыть с ним ещё. В глазах его с каждым разом, мне казалось, было всё больше грусти. Я не хотела огорчать его, не собиралась разбивать свою семью, но и отказаться от него не могла, ведь он давал мне очень много, он давал мне столько тепла и нежности, сколько не давал мне никто и никогда. Его прикосновения пробуждали во мне женщину, его поцелуи давали мне жизнь, его тепло согревало меня и давало силы жить, работать, любить сына, мужа, родителей. Мы занимались любовью, и эти мгновения были неповторимо волшебными, никогда ничего подобного я не испытывала со своим мужем. Алекс читал меня, словно книгу, касался в том месте, о котором я лишь успевала подумать, целовал с такой нежностью и наслаждением, что я проваливалась в иной мир. Он любил меня так, что мне казалось, будто мы две половины, две уникальные части одного целого явления, нашедшие друг друга в бесконечном океане людских тел и сердец…

Наверное, у него были тысячи женщин, думала я. Что ещё могло сделать его ТАКИМ любовником? И была права: может не тысячи, но десятки были, и он очень скрывал это. Его внешность и его упорное желание спрятать свою красоту, выходя на люди, под длинными рукавами, тёмными очками и бейсболками, всё это было частью большого паззла, под названием «Тайная жизнь и бурное прошлое Алекса», который я не хотела и никогда не собиралась складывать. Взять по максимуму своё, получить все возможные удовольствия — было моей единственной, эгоистичной целью.

{Jessie Ware — Wildest Moments}

Спустя примерно год после отъезда Алекса в США ему довелось поработать несколько зимних месяцев во Франции. Работа эта была настолько изнурительная с его слов, что он совсем не мог ко мне вырваться, хотя находился всего в трёх часах лёта на самолёте. Но мне показалось совсем другое: оказываясь вдали от меня, он явно боролся со своим чувством, и, скорее всего, обдумывал наш разрыв. Такой вывод ненавязчиво вытекал из его необычного поведения: приезжая ко мне, он был влюблён, горяч и нежен, уезжая, не звонил и не писал, в лучшем случае предупреждал, когда приедет, чтобы я заранее продумала свободное время на эти дни, но чаще просто сваливался мне на голову, ожидая в машине, пока я покажусь на горизонте.

И вот его нет уже целых полтора месяца — впервые так долго. Чаще всего Алекс приезжал через три-четыре недели, но бывало, что и каждые две, и летал он тогда из США. А теперь всего лишь три часа отделяют нас, но его нет уже целых пятьдесят дней… Последние две недели я мечтаю о нём без остановки, думаю о том, что только одно слово может помочь мне, маленькое слово из шести букв, давно набранное в моём смартфоне, и которое я никак не решусь отправить ему — «Скучаю…».

На дворе февраль, холод, серость, тоска. С Артёмом мы в очередной затяжной ссоре — не разговариваем уже три месяца или может больше, и интересно то, что я даже не помню из-за чего мы поссорились. Но мириться всё равно не хочу!

И вот, в тот пасмурный, промозглый и невыносимо тоскливый день моя выдержка дала слабину: палец словно случайно коснулся серого прямоугольника с надписью «Отправить». Я выдохнула и подумала, что гордость гордостью, но иногда можно позволить себе маленькие слабости. Через минуту пришёл ответ:

«Перезвоню через час, сейчас занят, не могу говорить».

И Алекс действительно позвонил через час, я не слышала его голоса целую вечность, ведь 50 дней это вечность? Или нет?

— Я заканчиваю здесь работу и возвращаюсь в Штаты через три недели. У меня будет пять свободных дней, и я хотел бы увидеть тебя, поэтому могу приехать. Но… у меня есть предложение.

— Какое?

— Приезжай ты ко мне в эти дни. Ты ведь не была в Париже?