Метель в преисподней (СИ) - Айдарин Николай - Страница 24

Мне этого было достаточно для того, чтобы нащупать незримую, едва ощутимую нить, связывающую два воспоминания. Я ухватился за неё и аккуратно потянул. Серое облако сознания старика внезапно забурлило красками, будто я тащил нечто очень тяжёлое с самого дна воспоминаний, попутно поднимая всякий мусор, обломанные куски других ненужных мне воспоминаний, ведущих в никуда. Но я, наконец, вытащил необходимую записку, вернее, даже две записки — на первой был адрес хозяина дома, Артура-Пискли, а на второй, уже добытой самостоятельно, адрес старушки. Как оказалось, старик овдовел лет пять назад, но полгода назад решил, что это его последний шанс на счастливую старость, тем более что Ирина Борисовна, по её словам, разведена.

Я с облегчением вынырнул.

Теперь можно было уходить.

— Ух-х! — выдохнул дед. — Прямо прострелило как-то! Я вспомнил! Вспомнил!!! Сейчас, сынок, подожди, запишу на бумажке.

Похоже, если я загнусь на профессии следователя, то у меня останется неплохой вариант работать мозгоправом. Правда, придётся принимать не больше трёх-четырёх клиентов в день, иначе я сам спячу.

Я из вежливости подождал, пока дед нашёл бумажку и ручку в этом доме, после чего он неровным почерком записал для меня адреса и телефоны. Мы вместе вышли на улицу, дед запер за нами дверь.

— Ты, сынок, в следующий раз иди сразу к соседям, если захочешь улики свои в доме искать, — упрекнул меня он. — Не по-людски чужие окна бить, не по-людски.

— Я сейчас же поеду к владельцу дома и извинюсь перед ним, — заверил я его. — И даже за новое окно заплачу.

Это я, конечно, покривил душой. Денег на новое окно мне ещё долго не найти, но я надеюсь, что если я спасу Пискле жизнь, то окно он мне как-нибудь простит.

Эх, ну и наивный же я, сам диву даюсь!

Я попрощался с дедом, ещё раз поблагодарив его за ценнейшую для меня теперь записку, и быстро, как только мог, пошёл к ближайшей остановке. По пути я попытался набрать оба из номеров, но дело оказалось тухлым — номер Пискли больше не обслуживался, а Ирина Борисовна не отвечала.

Чёрт, к кому же направиться первому? Пискля или старушка? Старушка или Пискля? Должно быть, именно так чувствовал себя Шредингер, когда собирался вскрывать коробку со своим котом, пытаясь предугадать, жив тот или мёртв. Мне казалось, что стоит мне направиться к Пискле, как я автоматически этим убиваю Ирину Борисовну, но если сделать наоборот, то получится, что прошедшим утром тогда умер Артур-Пискля. Непростой выбор. Неплохим вариантом стало бы послать на один из адресов Рому или Семёна, но я не уверен, что первый сможет вырваться с работы, а второй вообще ответит на мой звонок. К тому же, я не знал, с чем или кем я борюсь, я вполне могу послать на верную смерть своих друзей таким поступком, так что лучше будет всё проверить именно самому, больше никого не вмешивая. Но, самое главное, что я теперь знаю, сколько членов состояло в клубе до сегодняшнего дня, и где искать оставшихся, а это уже куда больше того, что было у меня, когда я проснулся сегодня. И я знал, как они выглядят.

Автобусы здесь подозрительно долго не ходили, и мне потом подсказали, что следующий транспорт в город будет только через полтора часа. Любезно предложили подкинуть до города, я согласился, сел в машину, и мы поехали. Солнце обратно зашло за гигантскую тучу, трусливо спрятавшись, и стало значительно холоднее, я тут же поблагодарил мысленно себя и своего временного попутчика за то, что мне позволили сесть в чужую машину и доехать до города совершенно бесплатно, а я согласился, хотя нынче опасно вот так вот запросто соглашаться садиться к любезному с виду незнакомцу. Кто его знает, кем он может в итоге оказаться? Маньяком каким-нибудь, или, что куда хуже, риэлтором. Ещё заставит купить дом по соседству в этой дыре.

Меня высадили возле первой же попавшейся станции метро, я сел в поезд, воспользовавшись теми деньгами, которые мне выплатил за «услугу» Джон, хотя я и пытался отказаться. Хотя без них я бы сейчас шёл пешком и точно бы опоздал. Ровно через двадцать три минуты непрерывного поглядывания на часы я выскочил из метро и побежал к нужному дому, который находился совсем рядом, нужно было только через дорогу перейти и немного углубиться во дворы. Пробежал мимо очередной стройки, которую начали прошлой осенью, успели заложить фундамент и даже отстроить одну половину дома до четвёртого этажа. Дом оказался очередной хрущёвкой, даже без домофона на двери. Снега здесь почти не было, его из-за расположения зданий выдувало ветром. Я вбежал в вонючий подъезд и стал искать тринадцатую квартиру. Не счастливое число. Я в этом убедился, когда нашёл коричневую железную дверь чуть приоткрытой.

— Опоздал? — запыхавшись, выдохнул я.

Я вытащил из кобуры травматику и тихо просочился через узкий проём внутрь квартиры. Та оказалась совсем крохотной — короткий захламлённый коридор, гигантский зал, туалет и кухня, ещё неизвестно, что из них больше по площади. Старушки нигде не было видно, но это точно был её дом, повсюду висели её фотографии и фотографии членов клуба «Кассандра».

Проклятье!

Я устало уселся за кухонный стол. Мне было жарко, я вспотел от такой пробежки и от нервов, хотелось пить. Открыл кран и, подождав, пока вода отрегулируется по температуре, жадно прилип к нему. От воды несло хлоркой и металлом труб, но я предпочёл не обращать на это внимания. Вытер рот висевшим рядом полотенцем, и тут я заметил случайно брошенным взглядом в окно, как на соседней стройке в полном одиночестве расхаживает старушка с фиолетовыми волосами прямо в домашней одежде, без куртки и в тапочках.

Нет!

Я забрался на стол и открыл форточку, высунул голову наружу и закричал во всю мощь лёгких:

— Ирина Борисовна!!! Не надо!!!

Но старушка не обратила на меня никакого внимания — то ли не услышала из-за ветра, то ли проигнорировала специально. Она направлялась как раз к недостроенной половине дома. И, что самое хреновое, стройка была пуста — ни тебе охранников, ни хотя бы собак или чего ещё.

Я выбежал обратно на улицу, по пути чуть не вышибив входную дверь в квартиру старушки. Вернулся к стройке и спокойно вбежал на её территорию через открытую настежь калитку. Старушка уже успела скрыться на лестничной площадке, и у меня снова пробежал холодок по спине: я приехал весьма вовремя, но при этом совершенно не имел времени в запасе. Судя по всему, старушка хочет сбросить себя с четвёртого этажа вниз. Я побежал к недостроенной половине так быстро, как только мог, но мне мешал поднявшийся ветер. Погода быстро ухудшалась, снова пошёл снег, мелкий и колючий, как стекло. Всю дорогу я пытался докричаться до старушки, но из-за поднявшегося ветра не слышал даже собственного голоса. Когда я, наконец, добежал до лестницы, старушка была уже на четвёртом этаже и медленно приближалась к опасному краю плиты, за которой её уже поджидала смерть. Я пулей поднялся по проклятой лестнице наверх, едва не переломав собственные ноги, и оказался на пустой бетонной плите, где кроме меня и старушки возле самого края никого и ничего не было.

— Ирина Борисовна! — крикнул я.

Горло уже сильно драло, голос охрип, а рот замёрз от ветра, губы почти не шевелились. Я боялся подойти к старушке слишком быстро, можно было спровоцировать её на падение или же нечаянно поскользнуться и съерашиться вместе с ней.

Она всё-таки обернулась на мой крик. Между нами было метров десять, но ветер со снегом застилал мне глаза, дув прямо в лицо, и я не мог её хорошо разглядеть, но даже так мне было видно, что с ней что-то не так. Она двигалась как робот или зомби из фильмов ужасов, движения были скованные и немного деревянные, словно бы ей управлял невидимый кукловод, только что закончивший экспресс-курсы и не имевший никакого опыта дёрганья за ниточки.

Когда она повернулась, я решил подойти к ней поближе, широко раздвинув руки и держа так и не убранный пистолет на виду, чтобы показать, что я не опасен. Не уверен, заметила ли она травматику у меня в руке, поскольку обычно люди на пистолет, выглядящий как боевой, хоть как-то реагируют. В основном, пугаются, но бывает и наоборот, но у неё я не заметил ни того, ни другого. Зато я увидел, как она разговаривает сама с собой, но ветер доносил до меня только непонятные обрывки слов.